– Не переживай. Сейчас я оставлю тебя дома с Сёмой, а затем съезжу на такси до школы и заберу Катю. Наверняка до сих пор ждёт. Позвони ей, предупреди.
Набрал номер дочери. Гудок и сразу ответ:
– Папа! Ну, ты куда пропал? Мне пришлось с платьем ехать на автобусе, чтобы на улице не замерзнуть!
– Катя… дочка… Я не мог приехать.
– Почему?! Ты же обещал!
– Я знаю, я виноват. Ты сейчас дома?
– Да, дома, – ответила дочка обиженно. Кажется, ближайшие дни она разговаривать со мной не будет или будет делать это через губу.
– Тогда открой, пожалуйста, дверь, Катюш.
– А сам не можешь? Я же сама всё сделала: и до дома доехала, и дверь открыла.
– Катя, пожалуйста, – взмолилась София, которая почти выволокла меня на себе из лифта.
– Это Соня? – в голосе дочери вспыхнуло удивление. – Ты из-за неё не смог меня забрать из школы?
– Нет, Катя. Нет. просто открой дверь и всё сама увидишь, – тяжело дышал я.
Мне нужно лечь. Срочно. Желательно, прямо здесь и сейчас.
– Ладно, – нехотя согласилась дочь.
Через несколько секунд замок двери, у которой мы стояли, щелкнул и дверь открылась. Гнев и презрение в глазах дочери сразу сменились на шок и даже страх.
– Папа! – вскрикнула она и зажала рот ладонью, глядя во все глаза на торчащий из разрезанной штанины гипс. – Ты что сделал?! Это как это?!
– Поскользнулся, упал и сломал, – ответил я. Держась одной рукой поочередно за дверной косяк и стену, а другой за Софию, вошёл в квартиру.
– Катюш, – обратилась к моей дочери София и протянула ей пакеты с покупками и костыли. – Подержи, пожалуйста.
– Да-да, конечно, – спохватилась дочь и сразу взяла пакеты, не прекращая смотреть на меня широко распахнутыми глазами.
– Всё нормально, – попытался я успокоить дочь и даже по голове её умудрился погладить, пока София уводила меня в сторону комнаты, на которую я ей показал.
– Катя, принеси диванные подушки, пожалуйста, – крикнула София, заведя меня в комнату. – Папе нужно что-то под ногу подложить.
– Сейчас-сейчас! – суетила Катя, шурша пакетами в прихожей.
Топот ног разнесся по квартире и усилился вдвое, когда не только моя дочь, но и Сёма вбежали в комнату с небольшими подушками в руках.
– Садись, – произнесла София, помогая мне сесть на край постели. – Давай, снимем пальто. Вот так, – оставив его на стуле, девушка упала на колено рядом со мной и быстро сняла со здоровой ноги ботинок. – А теперь попытайся лечь.
Стоило мне сделать маленькое движение в сторону своей подушки, как пришлось стиснуть зубы, чтобы не крикнуть на всю квартиры от волны боли, прокатившейся по сломанной ноге.
– Не могу, – выдохнул я едва слышно. – Не могу.
Единственное, что я мог делать, чтобы не было больно, – дышать и мотать головой.
– Ребята, – обратилась София к ошарашенным детям, которые, видя, что мне не по-детски больно, не знали, на какой козе ко мне подъехать, чтобы отдать уже эти цветные подушки. Даже псы спрятались за их ногами и близко не подходили. – Приготовьте пока что-нибудь поесть, ладно? Мы весь день сегодня в больнице, поэтому очень голодные. Да, Сёма?
– Да-да! – закивал малой головой. – Я такой голодный, что могу съесть слона больше этой комнаты.
– А что приготовить? – прагматично спросила моя дочь.
– Всё, что хотите, – улыбнулась София уголками губ. – Можете устроить пикник: сделайте бутербродов, сосисок пожарьте, если есть. И нужно придумать из чего-то поднос для папы, если его нет. А-то папа теперь несколько дней не сможет кушать за столом.
– Ладно, хорошо, – согласилась Катя, внемлющая каждому слову своей новой подруги.
– А подушки положите пока на край постели. Вот сюда, – показала София, а сама отошла в сторону, чтобы снять пальто и оставить его на спинке пустого стула. – Спасибо, ребятки. Вы нам здорово помогаете.
– Идём, Сём, – взяла Катя малого за руку и вывела из комнаты.
Следом за ними София закрыла дверь в комнату, отрезав нас от остальных обитателей квартиры.
– А теперь можешь материться, рычать и слать меня куда подальше, но только не очень громко. Давай, – подошла она ко мне и, взяв две диванные подушки, застыла в ожидании. – Тебе, всё равно, нужно лечь.
– Дай ещё обезболивающее. Иначе я сдохну, – тяжело дышал я.
– Много нельзя. На упаковке написано, не более четырех таблеток в сутки. Ты выпил сразу две еще в больнице. Лучше оставь порцию до ночи. А теперь ложись.
На ее лице не дрогнул ни один мускул, пока она всё это говорила. Ей бы смертные приговоры с таким лицом и интонациями оглашать, а не с больными обращаться.
– Сука! – рыкнул я сквозь стиснутые зубы.
Не на девушку, а на ногу, которая от одного маленького движения снова одарила меня незабываемой, мать ее, болью.
– Тварь! – не мог я сдержаться, но ногу, всё же, на постель поднимал.
Хоть и очень медленно, но дело сдвинулось с мертвой точки, а моя нога оторвалась от пола.
София молча кружила рядом, подкладывая подушки мне не только под ногу, но и под спину и голову, чтобы я остался в полулежащем положении.
Дети на кухне гремели посудой и что-то буйно обсуждали, советуясь, кажется, даже с двумя бестолковыми псами.
– Одеяло? – предложила София, взявшись за его край, чтобы меня укрыть.
– Нет, – качнул головой, тяжело дыша. – Я вспотел, пока эту гребанную ногу поднимал. Какое, нахрен, одеяло?
– Не ругайся, – сказала девушка мягко, но достаточно строго. – И не вздумай потом сорваться на детях или щенках. Тут, – указала она взглядом на гипс. – Только твой косяк. Терпи. Сожми зубы, но терпи.
– И долго мне терпеть?
– Врач сказал, что основная боль продлится дня два-три. Дальше – ты привыкнешь.
– Твою мать! – едва ли не всхлипнул я, спрятав глаза в сгибе локтя. – Твою-то, сука, мать! Я сдохну уже сегодня к ночи. Вколи мне что-нибудь или дай те таблетки.
– Не сдохнешь, – села она рядом и плавно стянула с уязвленной ноги
