сделать вид, что этот ребенок его не волнует, я вижу, что это не так. Знаю, что результат теста так или иначе повлиял на восприятие. Не могу сказать, что мне обидно. Скорее я отношусь к этому равнодушно. Я не воспылала ненавистью к незнакомому мне мальчику, но и любви или симпатии к нему не испытываю.
Когда садимся в машину, обращаю внимание на абсолютное спокойствие, с которым Кирилл ведет автомобиль. Так как за рулем мне приходится видеть его нечасто, сейчас зависаю на его умении водить. На уверенности, с которой он это делает, на профессионализме. Даже Дима, которому Кирилл доверяет, водит не так.
Едем молча. Я порываюсь начать разговор, но все время останавливаюсь. Торможу, не зная на самом деле, что сказать. Мы не обсуждали результаты теста, Кирилл лишь сказал, что будет настаивать на повторном анализе, но я-то видела, что подсознательно он уже смирился с наличием Ромы в его жизни. Правда, я с этим так и не смогла смириться. Чужой ребенок, сын другой женщины, тот, кто будет отбирать внимание моего мужа и отца моего малыша.
До больницы доезжаем быстро. Выходим из машины синхронно и так же мчимся к отделению, где нас встречает заплаканная Лида. Замечаю на ее лице пластырь и несколько ссадин, а еще у нее перебинтована рука, но плачет она не поэтому.
– Кирилл, – бросается к нему едва ли не на шею. – Рома в тяжелом состоянии.
Я, конечно, терплю, хотя Кирилл Лиду даже не обнимает, но и не отталкивает. Стоит с опущенными руками, словно он абсолютно равнодушен к происходящему.
– Где врач? – Кирилл все-таки отстраняет Лиду.
– Борются за его жизнь! – выкрикивает, а затем снова начинает рыдать. – Это я… я виновата. Ты же знаешь, как плохо я вожу машину, а выхода не было, больше некому было нас отвезти. Это все моя безответственность. Если бы… если бы был кто-то, кто смог бы нас возить.
О том, что можно было вызвать такси, я тактично умалчиваю, хотя вставить свою речь очень хочется. Не знаю, почему слезы Лиды воспринимаю в штыки, видимо, потому что даже в таком состоянии она не забыла упасть в объятия моего мужа. Я понимаю ее трагедию, но ревностно отношусь к нарушению личного пространства, а ее близкий контакт с моим мужем расцениваю именно так.
– Лида! – рявкает Кирилл. – Держи себя в руках! Слезами сыну не поможешь.
Она кивает, но все же держится рядом с Кириллом. На меня внимания не обращает. Делает вид, что меня здесь не существует, а ведь я тоже приехала, чтобы поддержать ее, хотя, если быть честной хотя бы с собой, приехала я, чтобы не оставлять ее наедине с мужем. Доверия к ней у меня нет, особенно после того, что она уже успела сделать и мне наговорить.
– Я узнаю, чем могу помочь, и вернусь, – сообщает Кирилл, оставляя нас наедине.
Я поспешно киваю, Лида недовольно хмурится, но все же отпускает руку Кирилла, в которую до этого вцепилась мертвой хваткой.
Оставшись наедине, я считаю необходимым поддержать Лиду:
– Рома обязательно поправится, – говорю ей. – Уверена, Кирилл сделает все необходимое, найдет лучших…
– Заткнись! – ее резкий тон становится для меня неожиданностью. – Что ты вообще знаешь? Твой ребенок еще даже не родился!
– Сочувствие и сострадание я способна испытывать и до родов, – стараюсь говорить спокойно, но раздражение неизменно зарождается внутри меня.
Без него, конечно, невозможно. Лида умудряется вывести из себя в любой ситуации. Даже тогда, когда, казалось бы, ссориться неуместно.
Я больше ничего ей не говорю. Принимаю решение просто молча ждать Кирилла, но она активизируется сама.
– Я ведь тебе говорила, что он будет приезжать. Даже сейчас, несмотря на то, что он настаивает на повторном тесте, приехал. Представляешь, что будет потом? Здесь его ждет готовый взрослый ребенок, воспитанный, умный, а у тебя? Сопли, крики, слезы, бессонные ночи – и это я еще молчу о том, какой ты станешь после родов.
– Ты забываешься, – напоминаю ей.
Сказать хочется много, но я решаю не лезть в абсолютно бесполезный спор. Мериться собственной важностью в жизни мужчины не входит в мои планы, к тому же я и так прекрасно знаю, что стою у своего мужчины на первом месте. Видимо, именно это и придает мне сил, позволяет быть выше этого, сильнее. Я могу оставаться равнодушной и отстраненной.
Кирилл появляется не скоро. Я успеваю уснуть на кресле, когда слышу его голос. До меня доносятся только обрывки фраз вперемешку с встревоженным голосом Лиды. Почему-то думаю, что это сон, потому что никак не могу заставить себя проснуться.
«Я не понимаю… Этого не может быть… Ты же видел результаты»
– Кира, – Кирилл аккуратно касается моей щеки, и я открываю веки. – Мы едем домой.
Пока я пытаюсь осознать, что произошло, Кирилл подхватывает меня на руки и выносит из больницы.
– Что с Ромой? – спрашиваю уже в машине. – Лида так плакала и…
– Он не мой ребенок, – ошарашивает новостью. – Узнал, когда пришел на сдачу крови. По группе не могу быть его отцом.
– А кто тогда? Тест ведь…
– Рома мой брат. Пока не спрашивай, как так получилось, я сам пытаюсь переварить эту информацию.
По выражению лица Кирилла не могу определить, что он чувствует, так как он остается абсолютно беспристрастным. Для меня же эта информация оказывается лучшей новостью, которую я слышала с момента, как узнала о беременности и свадьбе с Кириллом.
Глава 48
Кирилл
Разговор с отцом продлился несколько секунд. Меня хватило лишь на сообщение о том, что его ребенок сейчас находится в больнице. На Лиду при выходе практически не смотрел, да и разговаривать с ней не хотелось. Я переболел давно. Наши отношения закончились более восьми лет назад, но осознание, что она спала с моим отцом, как-то неприятно тянет внутри. Это не ревность и даже не боль. Скорее растерянность и непонимание. В первую очередь – отца.
С Лидой сейчас все понятно. Это тогда я был окрыленным идиотом, видящим перед собой идеальную женщину. Спавшая с глаз