Ее голос дрогнул.
– Пожалуйста, забери меня. Я сделаю все. Не оставляй меня здесь. Я не должна быть здесь. Ты не понимаешь…
– Мне очень жаль, Энни. Мне нужно идти.
– Патрик!
Она смотрела с отчаянием, цепляясь за меня. Черт, не психуй! Не испорти все!
– Если по какой-то причине я никогда не увижу тебя снова, пообещай мне, что скажешь Крису, что я не покончила с собой. И моим родители, что я люблю их.
Я крепко взял ее за руки и положил их себе на грудь.
– Ты сможешь сказать все, что хочешь своему другу и родителям сама. Скоро.
Я никогда не давал обещаний, которые не мог сдержать. Я не смогу встретиться с ее семьей, если у меня не получится спасти ее. Или с ее бойфрендом. Я мог только представить, как скажу ему: «Твоя девушка взяла у меня в рот в борделе, но я не смог спасти ее». Этого не случится.
Ее тело дрожало.
– Что, если меня не будет здесь, когда ты вернешься? Что, если они продадут меня?
К черту все. Я притянул ее к своему рту. Наши губы соприкоснулись мягко и нежно. Ей нужно утешение, а не страсть.
– Детка, я найду тебя. Несмотря ни на что. Я даю слово.
Она поцеловала меня в ответ, отчаянно. Ее рот был горячий и влажный. На вкус она не была горькой и сухой, как я ожидал. Нет, она была соленой и фруктовой, как клубничная Маргарита. Я хотел выпить ее до дна, попробовать каждый дюйм ее тела, чтобы доставить ей удовольствие, а не заставлять ее обслуживать меня.
Я хотел увидеть жаркий румянец на ее лице, заставить ее пылать только для меня. Сделать так, чтобы она кончила и выкрикивала мое имя, сказать ей, что она будет в безопасности и может больше ничего не бояться. Я хотел защищать ее и пообещать, что, пока я жив, никто, кроме меня, не сможет больше прикасаться к ней.
Вместо этого я оттолкнул ее и встал с кровати. Я засунул сотню долларов в ее руку, открыл дверь и вышел из комнаты, из борделя. Оставаясь там дольше, я мог вызвать подозрение и испортить все для Энни.
Каждый шаг, отдаляющий меня от нее, разрывал меня изнутри. Почему я должен быть в безопасности, пока она рискует своей жизнью? Разве она не терпела этого достаточно в своей жизни? Я должен был вырубить ее сутенера и перевезти Энни в безопасное место. Но мне нужно набраться терпения для успеха моей миссии.
«Я готов использовать всю боевую мощь для достижения своих целей и целей страны».
Я ходил вокруг комнат нашего корабля, который направлялся на следующее задание. Но я не мог сосредоточиться на чем-то, кроме спасения Энни.
Я позвал Вика и Кайла в пустую комнату отдыха, подальше от остальной команды.
Вик сел в кресло.
– Чувак, что с тобой происходит?
Я смотрел на серые стены, не решаясь сказать им.
Кайл посмотрел на меня.
– Колись, Уолш, - Кайл был грубым. Он был одним из немногих афроамериканцев в команде и, в отличие от нас с Виком, был офицером. Он был звездным полузащитником в НФЛ и бросил всю эту славу и деньги ради службы.
На листовках для набора людей на службу было высказывание, что-то вроде: «Он никогда не получит кубок лучшего игрока или кольцо победителя Суперкубка – некоторые герои не играют в игры». Кайл был живым воплощением этой цитаты.
Я не хотел говорить, поэтому подошел к общему компьютеру и открыл сайт про Энни.
Кайл сосредоточенно посмотрел на экран.
– Да, Энни Гамильтон. Все знают о ней. Охренительно красивая. Напилась и упала за борт в этом месте. Я думаю, что это ее парень столкнул ее. Она из Сан-Диего. К чему все это?
Я сделал глубокий вдох.
– Она не упала за борт и ее парень невиновен. Она делала мне минет вчера вечером в борделе.
Кайл засмеялся.
– Конечно она делала.
Вик покачал головой, неуверенный шучу я или нет.
– Пошел ты, чувак. Она чья-то дочь. Это не смешно.
– Я не смеюсь. Ее похитили и сделали белой секс-рабыней. Я пошел в бордель вчера вечером, и эта девчонка взяла у меня в рот. После этого она сказала, что ее зовут Энни Гамильтон. Я думал, что она пытается обмануть меня, но ее карие глаза и калифорнийский акцент. И она показала мне шрам на плече и тату на лодыжке. Вот, смотрите на фотографии. Я передал Кайлу свой телефон, он пролистал фотографии, также показывая их Вику.
– Я вернулся туда сегодня только, чтобы убедиться на сто процентов. Я могу поставить на это свое чертово пиво, я уверен.
В комнате установилась тишина. Мы никогда не шутили о нашем «пиве» и нашем трезубце, символе военно-морского флота. Он был у каждого солдата ВМС, прошедшего обучение.
«Трезубец является символом чести и наследия. Дарованный мне героями прошлого, он олицетворяет доверие тех, кого я поклялся защищать. Надевая трезубец, я беру ответственность за выбор своей профессии и образа жизни. Это привилегия, которую я каждый день должен буду заслужить».
Кайл положил руку мне на плечо.
– Ты говоришь серьезно. Ты думаешь, что нашел Энни Гамильтон в чертовом борделе на Кюрасао?
– Она сломлена, но жива. Держится на героине. Это чудо, что она жива спустя пять лет. А теперь, что мы собираемся делать, чтобы вытащить ее?
Вик покачал головой.
– Ты трахал проститутку? Это низко даже для тебя, Уолш. Расскажи лейтенанту Маршаллу. Ты понимаешь, что можешь быть наказан за совращение?
– Закрой свой чертов рот. Кто ты на хрен такой, чтобы указывать мне что делать? Ты не мой папочка. Конечно я знаю, что могу получить наказание, но мне не насрать. Нам нужно спасти ее. Мы чертов спецназ ВМС. Никто больше не собирается этого делать. Разве вы не видите? Именно я должен был быть в этой миссии, в этой команде. Чтобы спасти ее. Мы не будем ничего рассказывать лейтенанту Маршаллу или кому-то еще в команде, если на то пошло. Военно-морской флот должен будет пойти по официальным каналам: ЦРУ, ФБР, местная полиция Кюрасао. Это слишком рискованно. Там искали ее раньше, но никто ничего не нашел. Я собираюсь спасти ее. Вы поможете мне? Или вы собираетесь выдать мою гребаную задницу лейтенанту Маршаллу?
Кайл не колебался.
– Я в деле.
Вик прикусил губу.
– Я тоже.
Я знал, Вик поможет, хотя он любил следовать протоколу.
Кайл положил руку мне на спину.
– Да. Можешь не волноваться. Эти уроды - ерунда по сравнению с теми, с кем мы обычно имеем дело.
Он был прав. Я был в перестрелках с талибами, захватывал сомалийских пиратов и убивал членов наркокартелей. Низкосортный Карибский бордель, торгующий людьми, не сможет напугать меня.
«Мы обучаемся войне и боремся, чтобы победить».
У нас было три недели в море, чтобы придумать план, прежде чем мы вернемся на Кюрасао. Она выдержала пять лет. Я никогда не прощу себе, если не привезу ее домой к семье, домой в США. Какой тогда смысл называться героем, если я не могу спасти ее? Не имело значения, что ее спасение не было официальным заданием. Она была моей миссией.
