Я пила, бросила учебу, пыталась — безуспешно — выращивать марихуану рядом с бобами Фрэнка и три года питалась исключительно батончиками «Марс», соевой колбасой и рисом. Перед финальным матчем чемпионата мира по футболу 1982 года между Италией и Западной Германией я выломала плату из нашего телевизора — это была, наверное, самая большая гадость с моей стороны. Плату близнецы таки нашли (я ее бросила в пруд), но поиски отняли у них полдня, и все равно телевизор стал не тот, что раньше.
* * *
— Ты в кино разбираешься? — спрашиваю я, садясь за столик рядом с Джо.
— А что?
— Почему в момент наивысшей тревоги герои всегда брызжут себе холодной водой в лицо?
— Кто их знает. Может, им легче становится.
— Не становится. Проверенный факт. Я только размазала тушь и размыла грим, который камуфлирует прыщ на подбородке.
— Что ты так расстраиваешься из-за этого? Твой прыщ даже не разглядеть.
— Ты же разглядел. К тому же, когда я мыла руки, кран в туалете взбесился и залил мне жакет. Теперь я смахиваю на наркодилершу, и все будут пихать друг друга локтями и шептаться: «Вот видишь, а что я говорил?»
— Ты замечательно выглядишь, — старается меня приободрить Джо. — Морской воздух вернул тебе румянец.
— Это все тошнота. — Я тянусь за сдобной булочкой.
— У тебя прекрасный цвет лица. — Джо проводит рукой по моей щеке. — Ты круто смотришься.
— Вид у меня не печальный?
— Вовсе нет.
— Не как у наркодилерши?
— Ничего общего.
— А может, как у любительницы кошек, у которой их десяток, и она ест на обед «Вискас», когда ей лень сходить в магазин?
— Нет, нет и нет, — протестует Джо. — Ты сама похожа на кошечку.
— Ну, спасибо, — говорю я.
— Не за что.
* * *
— Так кто конкретно ожидается на вечере? — спрашивает Джо, впиваясь зубами во вторую булочку.
— Фрэнк и его сестра Марджи. Всякие кузены. Кое-кто из местных прихожан и мои умственно отсталые сводные братья-близнецы.
— Фокусники?
— Они самые.
— Под каким именем они сейчас выступают? — Джо не перестает удивляться, что в моей семье имеются члены «Магического круга»[6].
— «Ларри и Пол». — Я подливаю себе в чай молока. — Они же «Великие кудесники». Наверняка заявятся разряженные и весь вечер будут показывать нам свои номера.
— Что, и голубей из шляп доставать станут? — Джо борется со смехом.
— Разумеется. Никаких сомнений! И чего ты смеешься? Ничего смешного тут нет.
— Я знаю. Но согласись, компашка у тебя подобралась та еще.
— Это не просто компашка, — я низко склоняюсь над столом, — это моя приемная семья.
— Извини, я не то хотел сказать.
— Ага. Однако выбирай слова. Самого страшного я тебе еще не сказала.
— Ты это о чем? — нервно спрашивает Джо.
Я наклоняюсь поближе к нему и трагически понижаю голос:
— Они все живут в… бунгало.
Джо вздрагивает и отпивает глоток чая побольше.
— Ну и ну. В доме без крыши. Меня прямо в дрожь бросило.
— Вижу, — киваю я. — Я знала, что ты все поймешь.
— Конечно, я бы не прочь приобрести свое собственное бунгало. В моем возрасте не годится карабкаться по лестницам.
Джо сидит рядом с Марджи, сестрой Фрэнка, и у него уже утомленный вид. Джо смотрит на передвижной столик со спиртным глазами человека, который жалеет, что научился водить машину, и голова у него качается взад-вперед, будто кто-то вынул все ее содержимое и наполнил песком.
— Как мило было на кладбище, правда? На кладбище было так мило, согласитесь?
Джо соглашается и не отрывает глаз от стаканчика виски, который держит в руках Фрэнк.
— Когда солнце заходило, было так красиво. Будто она сама улыбалась нам всем с небес. Как вы считаете?
— Да, — Джо делает мощный кивок, — это было красиво.
Молчание.
— Как твоя жизнь сейчас, Одри? Я тебя так давно не видела. Все порхаешь с места на место?
— Нет. С путешествиями уже несколько лет как покончено. Я теперь веду оседлый образ жизни.
— Это здорово, правда? Правда, Фрэнк, это здорово? Наша Одри остепенилась. Мы ведь не хотим, чтобы она попала в очередную неприятность, согласись?
— Марджи, это было много лет назад. Давай не будем копаться во всем этом сейчас.
— Я ведь только сказала. Я только сказала, как приятно, что Одри выкинула дурь из головы.
Еще немного молчания.
Разговор переходит на пятно у меня на жакете («Она всегда была нескладная, правда?»), на прыщ у меня на подбородке («Похоже на карбункул, согласитесь») и быстренько сворачивает на то, какая жалость, что из меня не вырос второй Стивен Хокинг[7].
— Ты ведь была такая умная девочка, правда? Пойми меня правильно, я не хочу тебя сажать в инвалидную коляску, Одри, но согласись, так приятно сознавать, что знаешь чуть ли не все про Вселенную.
Каждый кивает в знак согласия.
— К тому же у него такой приятный голосок. Такой доброжелательный, правда? Как у инопланетянина И-Ти[8], если бы он мог говорить.
— И-Ти говорил.
— Правда?
— Да. Не помнишь? Он сказал: «И-Ти у телефона».
— Голос у него был похож на Стивена Хокинга?
— Нет, — отвечаю я. — Ничего общего.
* * *
Вечер тянется в том же духе еще примерно с час — особенно подавленный вид у Фрэнка, — и, когда я уже готова взорваться от напряжения, мои сводные братья объявляют, что сейчас покажут нам кое-какие свои номера. Никогда бы не подумала, что обрадуюсь этим словам. Их фокусы были проклятием моей жизни. Чуть ли не на каждый уик-энд они надевали мне на голову дуршлаг, напяливали на меня кухонный передник, представляли публике как «скромную ассистентку без всякого блеска» и принимались распиливать мне голову пополам сбивалкой для яиц. Времени это дело отнимало уйму.
— Вперед, Одри. — Ларри подтягивает свое трико и поправляет галстук-бабочку. — Поглядим, не забыла ли ты еще наши уроки.
— А стоит ли? — говорю я. — Сами все исполняйте.
— Ну нет, — произносят близнецы в унисон и вручают мне передник. — Будет так здорово, совсем как раньше. Принесите кто-нибудь дуршлаг из кухни.
— Это еще зачем?
— Это будет твоя шляпка.
Не успеваю я подать голос протеста, как Ларри нахлобучивает мне дуршлаг на голову и произносит:
— Дамы и господа, с гордостью представляем вам «Великих кудесников», а также Одри, нашу скромную ассистентку без всякого блеска. Это ее единственное выступление в сезоне.
Все хлопают в ладоши, а Марджи восклицает:
