Хлопает входная дверь, и они остаются одни.
В тишине, разбавляемой только тихими жалобными стонами Клубнички и тяжеленным дыханием самого Зубова.
Он машинально вытирает остатки мерзко пахнущего варева с гладкого бедра доверчиво лежащей перед ним Клубнички, даже не заметив отбытия Машки из квартиры и ощущая только, как опять его накрывает волной клубничного аромата. Самого сладкого, самого вкусного, самого убойного.
Он словно отключает возможность критически оценивать ситуацию, чем всегда гордился Зубов, погружает в сладкий морок, сходный с тем, что был до этого, в машине, но хуже, гораздо хуже!
Потому что там было тесно, неудобно, непонятно… И в итоге обломно.
А здесь…
Зубов перехватывает горячий Клубничкин взгляд и тонет в нем, застывший, пораженный в самое сердце огнем, сжирающим его изнутри.
Катя кладет свою ладошку на его пальцы, все еще продолжающие машинально водить влажной салфеткой по бедру и сама, с нажимом, тянет его одеревеневшую ладонь под юбку. К промежности и, ставшим для него своеобразным фетишем, розовым трусикам.
Все выглядит настолько однозначно, настолько… разрешающе, что у Зубова спирает дыхание.
После произошедшего в машине он был уверен, что Клубничка, испуганная его напором, будет бегать от него десятыми дорогами.
После феерического просмотра фильма под прицелом его одноглазого приятеля, Зубов в этом окончательно убедился.
И даже выдохнул.
Сам он совершенно не планировал ее преследовать и пытаться что-то объяснить, навязать или продолжить общение.
Нет, не настолько он отбитый, чтоб брать и портить чистую девочку.
Для женщин, насколько он знал, первый опыт — это важно. Это, типа, на всю жизнь. У Зубова не было целочек, он не любил возни и подскоков с подлежаниями.
Зачем мучиться, когда вокруг полно готовых и опытных?
И вот теперь он даже теряется от такого недвусмысленного предложения.
— Ты чего, Клубничка? — хрипит он, не имея сил убрать пальцы, уже нащупавшие сладкую сердцевинку и машинально погладившие ее, заставив девочку, словно послушный музыкальный инструмент, задрожать и застонать.
— Я-а-а… Я так хочу… — выдыхает она, не подозревая, что этими словами и своими стонами лишает Зубова последнего терпения и разума, — так хочу… вас… очень…
— Ты — маленькая дурочка, — откуда находятся силы сопротивляться-то? Зубов и сам не знает, учитывая, что непослушные пальцы все скользят и скользят по тонкому шелку розовой ткани, с трудом сдерживаясь, чтоб уже не сорвать, нахрен, эту последнюю преграду и не взять то, что так наивно предлагается.
— Да, да, да… Я хочу, чтоб вы… Чтоб вы…
Она внезапно резко садится и прихлопывает его ладонь у себя между ног бедрами, сжимая неожиданно сильно.
Смотрит ему в глаза, серьезно и настойчиво:
— Я хочу вас. Хочу, чтоб вы были первым у меня. Клянусь, ничего не потребую, и не скажу. Просто… Я хочу, чтоб мой первый раз был таким… Как тогда, в машине.
Зубов резко просовывает похожую на широченную лопату ладонь чуть дальше, буквально сажая девчонку себе на руку и притягивая за задницу ближе.
Он стоит на коленях у дивана, она — сидит напротив, широко раскинув по обе стороны от него свои потрясающие точеные ножки, смотрит, прикусив губу, неуступчиво и серьезно.
— Ты же понимаешь, что я — не гребанный принц? — тихо говорит Зубов, приближаясь к нежным губам, — понимаешь, что будет больно? И что мне не нужны отношения? Мы с братом… Мы здесь временно. Не будет у нас, Клубничка, долго и счастливо.
Она кивает и, чуть помедлив, сама тянется к его губам, сокращая последние сантиметры порывисто и наивно.
Больше Зубов не думает.
Нечем.
6
Дают — бери…
Первая часть поговорки не всегда верна, потому что тот, кто дает, может потом охерительно спросить за свой подарок.
Потому Зубов привык все сначала обговаривать. Решать на берегу.
И здесь обговорил уже.
Клубничка все услышала, все поняла.
Наверно.
По крайней мере, ее не застопорило на откровении про то, что Зубов и его «братишка» тут ненадолго, и никаких серьезных планов на его счет не стоит строить.
Значит, тоже не нужны ей долго и счастливо.
Это почему-то чуть-чуть царапает, но тут Клубничка шире распахивает тонкие ножи и обхватывает ими талию Зубова, действуя, скорее всего, чисто на инстинктах и вырубая последние благоразумные мысли из ставшей совершенно пустой и легкой башки.
Зубов вжимается стояком в податливый розовый шелк, несдержанно кусает нежную шейку, с удовольствием ощущая дрожь и слыша тихие стоны. Она очень правильно стонет, его маленькая сладкая Клубничка, так, словно для него сделана. Под него.
Все выворачивает наизнанку.
Ему хочется быть с ней нежным. Хочется гладить, трогать, облизывать, прикусывать чуть-чуть, всю попробовать, везде.
Словно клубничное мороженое, тающее под горячими губами.
Диван узкий, не получается разложить ее, рассмотреть, растрогать так, как хочется, до кровати — слишком далеко, невозможно оторваться от девчонки, чтоб просто сделать несколько шагов.
И потому Зубов, не прекращая целовать, подхватывает под попку Клубничку и, вместе с диванной подушкой, мягко укладывает прямо на ковер, слава всем богам, упругий и длинноворсовый.
Тут же, не давая опомниться, наваливается сверху, прижимая к подушке и жадно раздирая футболку, простенькое белье и то, что она называет юбкой.
Клубничка остается голенькая, в одних только розовых трусиках, и это как раз то самое зрелище, которое не хочется забывать. И Зубов точно знает, что не забудет.
Ни щек ее красных, ни губ зацелованных, ни волос — темным ореолом по светлой подушке… Клубничка смущенно пытается прикрыть грудь, но Зубов отрицательно ведет подбородком и силой заставляет убрать ладошки, припечатывает их по сторонам от головы.
— Так лежи, Клубничка, — хрипит он, приподнимается над ней на коленях и быстро стягивает через голову футболку.
Девчонка, впервые увидев его без одежды, испуганно и восхищенно распахивает реснички, скользит взглядом по мощным рукам, четко очерченным мышцам груди и живота, татухам, которые он, негласник, вполне может таскать, и даже наоборот, приветствуется, чтоб лишних подозрений не навевать…
Зубов усмехается, очень довольный произведенным впечатлением. Он знает, что нравится женщинам, что его спортивное мощное тело заводит, заставляет биться сердца чаще… И теперь, ловя немного поплывший взгляд девчонки, он откровенно кайфует.
Не только он ее хочет, далеко не только… Конечно, Клубничка ему говорила про хотение, но одно дело — говорить, а другое — видеть самому.
Это ли не удовольствие самой высшей масти?
— Нравится, Клубничка? — шепчет он, опять мягко опускаясь на нее и потираясь грудью об остренькие чувствительные соски. Такое прикосновение — голой кожи к коже — новое в их только начавшейся игре, и невероятно будоражит.
И то ли еще будет! Они же столькими частями тела еще не успели соприкоснуться!
— Да… — тянет девчонка завороженно и легко скользит пальчиками по напряженным плечам и выступившим жилам предплечий, — такой большой, такой сильный… О-о-о…
— Трогай, сколько хочешь, Клубничка, — улыбается довольно Зубов, — особенно внизу если, то вообще хорошо.
Нежные ладошки, буквально только что скользнувшие как раз в нужном направлении, тут же пугливо убегают, и Зубов досадует. Переборщил! Слишком рано!
Или нет?
Он ловит одну из беглянок, ведет опять по проторенной дорожке, но уже чуть ниже.
— Не бойся, — шепчет в раскрытые в растерянности губки, — расстегни…
Напряженные пальчики неопытно пытаются преодолеть тугой болт на джинсах, и Зубов немного помогает, показывая, как правильно и быстро, расстегивает молнию и уже самостоятельно избавляется от джинсов. И, заодно, от трусов тоже.
Ловит теперь уже совершенно испуганный взгляд Клубнички на своем стоячем, и давно уже, члене, медленно проводит пальцами по всей длине, раскрывая головку.
