Я кивнула на полку.
— А что это за банк и оружие?
Он не сводил с меня глаз. Затем выпрямился и повернулся ко мне.
Я напряглась, стараясь не убежать, хотя не знала, почему, возможно, потому, что он доказал, насколько быстро действовал руками, а мне не хотелось выяснять, столь ли быстры его ноги.
Он по-прежнему молчал.
— Я, конечно, не офицер по условно-досрочному освобождению, — продолжила я, — но, насколько знаю, освобожденным не разрешается иметь при себе оружие.
Наконец, он заговорил:
— У тебя судимости нет.
Я почувствовала, как дернулась голова, и в то же время была уверена, что глаза вылезли из орбит.
Затем я выдохнула:
— Что?
— Возникнут проблемы, 38-й — твой.
В этот момент я почувствовала, что пришло время для разговора.
Сделав к нему два шага, я остановилась.
— Как я уже говорила во время нашего последнего и единственного разговора, Шифт знает мои границы. Любые проблемы, которые могут, — я подняла руки, и его прекрасные глаза переместились к ним, я показала воздушные кавычки и сказала: — «возникнуть», — затем опустила руки, и его взгляд вернулся к моим глазам, и я продолжила, — и для которых потребуется 38-й калибр и полдюжины пачек наличных, — не в моих приемлемых границах.
Он уставился на меня.
Затем он сделал ко мне четыре шага (что с моими ногами, вероятно, было бы около семи), а затем я обнаружила, что моя сумочка соскользнула с плеча. С немалым беспокойством я наблюдала, как он в ней копается, и почувствовала некоторое облегчение, когда он вытащил телефон. Он повернулся, бросил сумочку через всю комнату на кровать, потом повернулся ко мне, большим пальцем открыл телефон и приложил его к уху.
Я ждала, пока он дозвонится. И он тоже. Затем он закрыл его, снова открыл, снова нажал несколько кнопок и приложил к уху.
Я ждала. И он тоже. Затем он закрыл его, открыл и повторил.
Я ждала. Как и он.
Наконец, он заговорил:
— Это не Лекси, мразь, а Уокер. Какого хрена?
Я сжала губы, потому что его лицо все также было лишено эмоций, но голос звучал низко и грохочуще. Или же более низко и грохочуще, чем обычно. Я не очень хорошо его знала, но чувствовала, что это говорит о крайнем недовольстве.
— Ага, с ней, да, — непонятно (по крайней мере, для меня) рычал он в трубку, помолчал, а затем заявил еще более громко: — Да, сумка под завязку. — Еще одна пауза, потом: — Она ни черта не понимает, — снова пауза, потом: — Господи Иисусе, какое же ты ничтожество.
Затем он захлопнул телефон и бросил его на полку, отчего тот загремел. Потом он посмотрел на меня.
— Семейное собрание, — сказал он.
Мне вдруг стало не до семейных собраний.
Но выбора не было.
— Он тебе ни хрена не сказал, не так ли? — спросил он.
Я кивнула и захотела, чтобы он сделал шаг назад, но все же ответила:
— Видимо, я не получила полной информации.
— Что тебе сказал этот кусок дерьма?
— Что я должна забрать тебя и отвезти туда, куда захочешь.
— И все?
Я задумалась.
— Ну, вообще-то он сказал, что я должна заехать за тобой в полдень, позвонить ему, когда ты выйдешь, а потом узнать дальнейшие указания от тебя.
И я предполагала, что под указаниями он подразумевал, что Тай Уокер отправится домой или туда, где бы хотел иметь дом. Но, видимо, мое предположение было ошибочным.
— И все? — повторил он.
Да, точно ошибочным.
— Все, — ответила я.
Он втянул воздух через нос. Затем скрестил руки на груди, и его глаза встретились с моими.
Потом он сказал мне то, что я уже и так поняла.
— Он не дал тебе полной информации.
— Великолепно, — пробормотала я.
— Он мне должен, — заявил Уокер, не сводя с меня глаз, но кивнул в сторону полки, указывая на ее содержимое. — Много, — закончил он.
Я кивнула.
Он продолжал смотреть мне в глаза, а потом кивнул и тихо произнес:
— Много.
Вот дерьмо.
— Что? — прошептала я, делая шаг назад.
— Не двигайся, — приказал он, и я остановилась, потому что его приказ звучал решительно и серьезно, а я не хотела проверять, насколько решительным и серьезным он был. — Он не стоил того, чтобы тратить на него время, и я с ним разберусь. И я сделаю так, что это будет стоить твоего времени.
— Что… — мой голос звучал сдавленно, я сглотнула, а затем начала снова: — Что будет стоить моего времени?
— Мы с тобой поженимся.
Моя голова снова дернулась, в то время как тело замерло.
Затем я визгливо спросила:
— Что сделаем?
— Мне нужна жена, ты — это она.
Вот дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Гребаное дерьмо!
— Э-м… — начала я, сердце колотилось, один номер и регистрация в качестве семейной пары все объясняло, моя потребность бежать пересиливала, чувство самосохранения держало прикованной к месту, но я не смогла произнести ни слова, так как заговорил он.
— Шифту на тебя плевать, мне — нет. Тебе нужно от него избавиться, я помогу. Ты выходишь за меня замуж, я плачу тебе пятьдесят тысяч долларов. В конце я разбираюсь с разводом. Как только дело будет сделано, ты свободна. Я прослежу, чтобы нас развели, все, что тебе нужно будет сделать, это подписать бумаги, ты никогда меня больше не увидишь, и я также прослежу, чтобы, куда бы ты ни решила отправиться, Шифт за тобой не последует.
— В конце чего?
— Моего дела.
— Что за дело?
— Это все, что тебе нужно знать, когда тебе нужно будет узнать что-то еще, я скажу.
Другими словами, я, скорее всего, ничего никогда не узнаю.
— Оружие… деньги? — спросила я.
— Меня только что выпустили из тюрьмы. До этого Папа считал меня святым. У меня есть враги.
— О боже, — прошептала я.
— Я тебя прикрою.
Я слышала такое раньше, и человек, обещавший мне это, теперь был мертв, а человек, от которого он обещал меня прикрыть, стал причиной того, что я стояла там, где стояла.
Я покачала головой.
— Не думаю, что…
— У меня нет времени, и мне до хрена чего нужно сделать. Ты можешь соскочить, можешь выйти за эту дверь. Мне нечего тебе предложить, кроме денег и своего слова. Я видел твою реакцию, когда ты забирала меня из тюрьмы, мое слово для тебя ни черта не значит, но я скажу, и тебе решать, верить или нет, но мое слово надежно. Тебе не причинят вреда, и ни одно из моих действий, на тебе не отразится. Ты станешь моей женой и будешь вести себя как моя жена, пока все не закончится. Вот и все. Потом мы разбежимся в разные стороны.
— Вести себя как твоя жена? — тихо спросила я.
Он кивнул.
— Захочешь впустить меня в свою киску, я не откажусь. Никаких денег сверху, я не плачу за киски. Дашь или нет — это будет твоим решением. Если нет, я найду то, что мне нужно, в другом месте, и это тоже на тебе не отразится.
Это было не совсем то романтическое, нежное предложение руки и сердца, о котором мечтала каждая девушка.
— Тай, — начала я, поднимая руку ладонью вверх и опуская ее. — Я… — Я колебалась. — Мне… — Я снова остановилась.
— Господи, выкладывай уже, — прорычал он.
Я кивнула и выложила.
— Этот мир долгое время держал меня на грани, давил на меня, и мне удалось оставаться в стороне. Не знаю, что у тебя за дело, и я не знаю тебя, и мне уже приходится разгребать то дерьмо, что осталось от нарушенных обещаний. Добавки мне не нужно.
— Я же сказал, никакое мое дерьмо тебя не коснется, — напомнил он.
— А я сказала, что уже слышала это раньше, и вот я здесь, — парировала я.
Он уставился на меня, по его лицу по-прежнему ничего не возможно было прочитать, но что-то заставило меня думать, что оно не было бесстрастным, а настороженным и оценивающим, и он не подавал никаких признаков этого, но мне казалось, что он видит меня насквозь.
Потом он спокойно сказал:
— Шифт тебя поимел.
— Знаю, — также спокойно ответила я. Шифт все знал, он знал, что нужно Уокеру, и все равно послал меня, нарушил мои границы, лгал и швырнул меня в лапы огромного, ужасающего, молчаливого, только что вышедшего на свободу бывшего заключенного с врагами и пистолетом.
