— Вы же не думали, что одного того, что вас заприметила Мстислава Борисовна будет достаточно для поступления в училище?
Девочки испуганно молчали, и Людмила поняла, что они думали именно так.
— Через четыре дня начнётся конкурсный отбор, — вздохнув, продолжила Людмила Марковна, — сюда съедутся сотни девочек и мальчиков со всех уголков нашей страны! Конкурс на одно место огромный, до ста человек ежегодно, и пройти его очень непросто. А вам будет труднее вдвойне.
— Почему труднее? — прошептала Диана.
— Потому что в первый класс училища принимают обычно с девяти лет! А вам склолько? Семь? Может, чуть больше? — девочки кивнули, — вынуждена вас огорчить, — усмехнулась как-то непонятно Милочка, — только благодаря тому, что кто-то позволил себе усомниться в «гениальном предвидении» Мстиславы Борисовны, чем сподвиг её «встать в позу», вы допущены к отбору! А это значит, что требования к вам будут едва ли не более суровыми, чем к остальным претенденткам! Вы меня понимаете?
Девочки не понимали. Это было совершенно ясно по их перепуганным личикам.
— Хорошо, — снова вздохнула Милочка, — объяснять вам — только время тратить понапрасну. Готовьтесь!
— Как? — удивлённо спросила Леночка.
— Да в принципе — никак, — пожала плечами Людмила Марковна, — не волнуйтесь, отдыхайте, и помните, что не всем суждено стать балеринами! В жизни полным-полно всевозможных профессий.
Милочка поняла, что своими словами она не только не успокоила девочек, а наоборот — нагнала страху еще больше:
— Сейчас я принесу вам обед и ужин на сегодня.
Через несколько минут Людмила вернулась, неся в руках две алюминиевые кружки с чем-то парующим внутри, во что были воткнуты такие же алюминиевые ложки.
— Овсянка, сэр, — хохотнула Милочка и снова поняла, что девочки её не понимают, — каша вам на обед! — из кармана широкой юбки достала яблоко, провела ногтем по румяному богу фрукта, разломила его напополам, — а это ужин. И протянула половики девочкам, которые уже держали в руках кружки с кашей.
Девочки успели позавтракать в детдоме. Есть им совершенно не хотелось, тем более какую-то овсянку, цветом и видом не пробуждающую ни малейшего намёка на аппетит.
— Можете поставить кружки на подоконник, — милостиво разрешила Людмила, — но это только сейчас вам такая вольница. Если поступите — никакой еды в спальне быть не должно! Вы меня поняли?!
Девочки снова закивали, все так же не выпуская кружки из рук.
— Завтра утром я за вами зайду, — сообщила Людмила, поняв, что больше ей в этой комнате делать нечего, — позанимаемся немного в танцклассе.
Лица подружек расцвели улыбками. Заниматься в танцклассе им нравилось!
— Книжку вам принести, что ли? — размышляла Людмила, — читать-то вы хоть умеете?
— Умеем, — по-взрослому серьезно ответила Леночка, — нас с пяти лет читать в детдоме учили! А книжку не нужно. У нас есть. В детдоме подарили! — девочка вынула из пакета какую-то обшарпанную книгу, явно приготовленную к списанию и милостиво подаренную будущим «звёздам балета».
— Окно не открывать! Сквозняки не устраивать! Вести себя тихо! — Людмила Марковна захлопнула форточку и направилась к выходу из «кельи».
* * *
В коридорах хореографического училища стоял тихий гул.
Мамочки, которые привезли дочерей на отбор в хореографическое училище, прихорашивали своих девочек. Подтягивали купальники, чтобы не сползали с худеньких плечиков, тянули вниз рукава, чтобы не морщили, оправляли юбочки-шопенки, убеждались с том, что чешки сохранили белоснежность, некоторые, не знамо с чего разорившиеся на покупку балетной пачки, взбивали руками туго накрахмаленные слои капрона. И, конечно, завистливым или пренебрежительным взглядом окидывали соседок, оценивая их внешние данные.
— Раздеть всех девочек до трусов! — Мстислава постучала шпильками по коридору и скрылась в танцклассе, где уже собрались члены приёмной комиссии.
Мамочки загудели чуть громче:
«Как же так?! Ведь они «разорились» на фирменный купальник с лайкрой, который так великолепно утягивает чуть заметное детское брюшко доченьки! И юбочка, такая славная, прикрывает мягенькую пухленькую попочку малышки! И вот сейчас нужно все это снять?!»
В коридор выглянула Людмила Марковна:
— Всем девочкам пройти в танцкласс! И разуйте их! Пол в зале тёплый, ничего с вашими будущими Примами не случится, — усмехнулась, глядя как одна из мамаш развязывает ленты на крохотных пуантах, — вы бы еще корону на неё напялили!
Мамочка, покраснев, как рак, быстро сунула осмеянную обувку в сумку. По коридору пронёсся язвительный смешок. Девочки, провожаемые напутствиями родительниц, потянулись в зал.
* * *
Если кто-то из вас, мои читатели, бывал на породной выставке кошек или собак, то он поймет, о чем я хочу сказать в следующих строках…
За длинным столом, расположенным у стены, на которой висело огромное зеркало, сидели четыре женщины и один мужчина.
По выпрямленным спинам, разведенным лопаткам, откинутым головам со вздёрнутыми подбородками, по улыбкам, застывшим на лицах, каждому посвященному становилось понятно, что перед ним танцовщики балета. Впрочем, непосвященный тоже мог об этом догадаться.
Посреди танцкласса стоял одинокий табурет. За пианино, черневшим в углу зала, сегодня никого не было. Потому что сегодня не будет ни музыки, ни танцев.
Сегодня состоится отбор по статям!
Не делая никакого различия между тихо стоявшими, выстроившимися в одну шеренгу, босыми девочками, вздрагивающими от волнения, их по одной вызывали в центр зала и начинали отдавать команды:
— Имя! Анфас! Профиль! Спиной! Первая позиция! Плие! Шпагат! Поперечный шпагат! Батман! Батман тандю! Не смотреть на станок! Держим равновесие! Нагнуться! Ноги прямые! Спина прямая! Глубже! Спиной! Мостик! Встать! Сесть на табурет! Прямо! Лопатки свести! Спина прямая! В профиль! Голову поднять! Еще поднять! Улыбаемся! — если бы у претенденток был хвост, то обязательно заглянули бы и под него.
Но это было только начало экзекуции. Пока девочка выполняла команды приёмной комиссии, рассматривающей её как букашку под микроскопом, сидевшая в торце стола секретарь, успевала найти её учётную карточку.
Документ открывали на нужной странице и клали перед мужчиной, ведущим танцовщиком оперного театра, слева от которого сидела Мстислава Борисовна, старший преподаватель классической хореографии.
— Так, коллеги, продолжим, — улыбался танцовщик, глядя на девочку:
— К стене! Да не дрожи ты так! Расстреливать сегодня мы тебя не будем, — балерины, члены комиссии, угодливо хихикали, услышав шутку, повторявшуюся из года в год.
Девочка подходила к стене, на которой была нарисована шкала роста, Замирала, вытянувшись в струнку. Секретарь, запомнив и огласив цифры, тут же записывала их в карточку.
Девочка, отступив пару шагов в сторону, становилась на весы.
Её вес так же заносился в карточку. Секретарь, сделав какие-то расчеты, оглашал непонятную для претендентки цифру.
Иногда, комиссия о чем-то еле слышно переговаривалась. Иногда, не требовалось даже этого. Решение принималось быстро и карточка девочки либо откладывалась в сторону, либо вручалась ей. Слова при этом произносились одни и те же:
— Спасибо! Можешь идти!
В коридоре доченьку ждала дрожавшая от нетерпения мама. Если девочка выходила из танцкласса с зажатой в руке карточкой, всё пространство оглашал вздох облегчения. Потому что карточка в руке означала, что претендентку «срезали» на первом же этапе! И что у других малышек есть больше шансов быть зачисленными в училище! Мама несостоявшейся балерины тоже вздыхала. Но не облегчённо, а печально и горестно.
* * *
Поняв, каким образом вызывают девочек, Леночка отодвинула Диану, встав впереди неё:
— Сначала я пойду, — прошептала на ухо подружке.
Диана такого разделения не поняла. Она прекрасно видела, как происходит отбор. Ничего страшного! Она сделает все требуемое даже лучше чем те девочки, которые уже покинули кабинет. Чьи карточки были отложены на край стола.
