сырник. Почти не жует, а крылья носа подрагивают в тихом отвращении.
— Я рада, что угодила тебе, — подпираю лицо ладошками. — Как говорится, путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
— Угу-м…
Сметает сырник, давится и когда вытирает рот салфеткой, я подкладываю ему в тарелку еще одну румяную шайбочку из воздушного творога.
— Они ведь тебе так понравились, — с ласковым восторгом улыбаюсь я, а лицо мужа идет красными пятнами гнева. — Кушай, милый.
И мой милый кушает сырники, обильно поливая их вареньицем, чтобы перебить вкус сельдерея. Давно я его таким не видела. Неистовым, безжалостным и резким, а стоило только намекнуть о сомнительных экспериментах в спальне.
— Ой, мне пора, — вскакиваю, глянув на наручные часы.
Оббегаю стол, мимоходом чмокаю напряженного Сашу в макушку и стучу каблучками в столовую:
— Хорошего тебе дня, любимый…
Я уже готова свернуть к гаражу, когда на крыльцо выныривает Саша:
— Ева!
— Что? — оглядываюсь. — Я опаздываю.
— И ты в таком виде на склад собралась? — его глаза недобро вспыхивают.
— А что с ним не так? — включаю дурочку и удивленно хлопаю ресницами.
— Ты… — он опускает потемневший взгляд с лица на грудь. — Без… нижнего белья.
А то я не в курсе. Мои темные “вишенки” натягивают тонкую ткань блузки, зудят, и я хочу их почесать и потереть.
— Ой, — опускаю взор, а потом смотрю на Сашу, — но я опаздываю, — отступаю, — нет времени уже переодеваться.
— Ты никуда в таком виде не поедешь!
— Да ничего не видно! — охаю я.
— Очень даже видно! Все видно, Ева! — возмущенно спускается с лестницы. — Ты, что, решила посветить голой грудью перед грузчиками?!
— Не преувеличивай, — закатываю глаза.
— Я повторяю, ты никуда не поедешь в этой блузке, — смотрит на меня исподлобья, полный решимости запереть меня в подвале, если посмею ослушаться.
— Да кому я нужна? — фыркаю и торопливо поднимаюсь по лестнице и забегаю в дом. — У меня полно молодых девчонок, вот на них слюни и пускают.
Саша следует за мной мрачной тенью. Чувствую его взгляд, что скользит от затылка до моей пятой точки. Сопровождает меня до спальни и молча наблюдает в проеме двери, как я в спешке расстегиваю блузку.
— Я вчера был не прав, — Саша не мигает и подобен голодному крокодилу. Делает шаг. — Ева…
Хочет меня обнять, а я уворачиваюсь и натягиваю бюстгальтер:
— Я опаздываю, Саш.
— Да подождут тебя твои грузчики, — заключает в объятия и трепетно целует в шею, — Ева, всю ночь не спал…
— Если у тебя бессонница, — оборачиваюсь из его рук, срываю рубашку с плечиков и обеспокоенно продолжаю, — то тебе к врачу надо.
— Причина моей бессонницы — это ты…
— Мне пора, милый, — выдыхаю ему в губы, накинув на плечи рубашку. Всматриваюсь в расширенные зрачки, — Дениску чмокни за меня.
И я выбегаю из спальни, застегивая на ходу пуговицы. Не только ты, мой хороший, весь из себя человек бизнеса. И я возвращаю тебе твои же слова, которым ты меня так долго травил.
Глава Глава 7. Ты начинаешь утомлять котика, зайчик
— Котя, — из динамика льется нежный голос Ани, — мы сегодня встретимся?
— Нет, — сверлю взглядом светофор.
Почему Ева завела разговор о какой-то Машке, которой изменяет муж? Она что-то подозревает? У нее сработала женская чуйка?
— Котик, — капризно тянет Аня. — Ты вчера от меня сбежал, а я ведь…
— Притормози, — нервно постукиваю пальцами по рулю.
— Не поняла.
— Я тебя просил не звонить на этот номер? — голову сдавливает обруч боли. — И не писать?
— Я соскучилась, — Аня всхлипывает. — Всю ночь о тебе думала.
— Не начинай, а, — сворачиваю во двор многоэтажного дома из желтого кирпича. — Анюта, у меня семья. Ты не забыла о таком важном моменте?
— Это, кажется, ты забыл, что у тебя семья, Саша, — голос Ани становится холодным и стервозным. — Ты еще заведи шарманку, что внезапно воспылал любовью к жене.
— Язычок прикуси.
Я женился по любви и по большой страсти к красивой и уверенной женщине, которая очаровала меня одной улыбкой, но, как оказалось, эмоции и чувства имеют свойство затухать. И это касается не только Евы, к которой я чувствую уважение и привязанность, как к родному человеку, но и всей моей жизни. Рутина начала засасывать, я захлебываюсь в однообразных днях и тихо презираю весь мир вокруг. Так было до вчерашнего вечера
— Саша, — Аня всхлипывает, а у меня в груди ничего не отзывается. — Я ведь тебя люблю.
У меня давно ничего в груди не отзывается. Жизнь, как выцветшая старая фотография, которая на уголках вспыхнула искрой после сельдерея в салате. Как же я его ненавижу. И как Ева могла забыть, что у меня к нему стойкое отвращение? Такое сильное, что это резкое послевкусие меня до сих пор преследует. Сначала сырники с вареньем, теперь в машине пахнет этой гадкой травой.
— Прости меня, — отзывается блеклым голосом Аня. — Я думала, что ты будешь рад меня услышать.
— Но я не рад, Аня. Совсем не рад. Я бы сказал, что я очень зол.
— Но ты ведь любишь плохих девочек, которые нарушают правила.
Что за Машка могла подтолкнуть Еву к мысли, что и я неверный муж? Начирикала на ушко и взбаламутила наше уютное болото, мерзавка, а моя жена повелась на “это ведь предательство”. Я не предаю. Ко мне же нет претензий, когда я хочу пойти в ресторан и заказать что-нибудь из “высокой кухни”. Неудачное сравнение. В моей жизни Ева — "высокая кухня", а Аня — "пельмени".
— Ты не плохая девочка, а глупая и наглая дрянь, — раздраженно хмыкаю я. — И нет, я не люблю когда со мной начинают заигрывать.
— Ты, что, с женой поссорился? — недовольно спрашивает Аня.
— Не твое дело, Анечка, — спокойно отвечаю я.
— Ты мне таким не нравишься. Давай встретимся и я подниму тебе настроение.
Паркуюсь и откидываюсь назад с закрытыми глазами:
— Ты начинаешь меня утомлять.
Я сам себе не нравлюсь. Я лишь играю роль приличного семьянина,
