Стас знал, что сейчас, конкретно в этот день, все его попытки примирения будут тщетными — Катя, естественно, не примет его обратно. И осознание этого факта угнетало так, что хотелось выть и литрами хлестать кофе — Стаса он всегда отчего-то успокаивал. А вот Катя кофе не любила. Она пила только чай или какао. Очень вкусный какао с маленькими зефирками, которые таяли в нём, расползаясь по поверхности пушистым белым облачком. До безобразия сладкий какао, обязательно с ванильным сахаром, ещё и определённой марки — упаковка ярко-зелёного цвета, Стас как сейчас помнил. Другие марки Катя не признавала, говорила, что не то совсем. А он не понимал, что она находит в этом дурацком какао — не любил его ещё со времён школы и бесконечных пионерлагерей, куда его отправляла мать каждое лето после того, как развелась с отцом.
Да, Стас понимал, что сегодняшний день не даст ему, пожалуй, ровным счётом ничего. Катя не смягчится, не простит, не улыбнётся и не скажет: «Да, конечно, давай начнём сначала!»
Ему придётся долго доказывать, что он достоин её. Да, именно так — достоин, потому что Катя несоизмеримо лучше его, как человек. И для того, чтобы она вновь его полюбила, он должен много работать. И над собой, и над их отношениями друг с другом.
Было страшно. Страшно, что ничего не получится и он так и останется у разбитого корыта, без любимой женщины и дочери, которую будет видеть только по выходным и праздникам. Страшно, что Катя уже встретила кого-то другого — Ника ведь говорила, что у мамы кто-то есть! — и этот кто-то окажется слишком серьёзным конкурентом. В подобном случае придётся уступить.
Всё-таки Стас хотел, чтобы Катя была счастлива. И если она решит, что её счастье рядом с другим мужчиной, Стас не станет им мешать.
Но постарается переубедить… Изо всех сил постарается…
11
Катя
Кто бы знал, как я не хотела идти на эту встречу! Я бы лучше в поликлинику или на родительское собрание сходила, честное слово!
Аж мутило, настолько не хотелось спускаться вниз, когда Стас позвонил по телефону — и не мне, а Нике, между прочим! — и сообщил, что ждёт меня в машине. Подниматься он не стал, и понятно почему — в таком случае я бы предпочла поговорить с ним где-нибудь на кухне и никуда не ездить. Только зря время терять.
Я отлично понимала, что именно будет говорить мне Стас — очевидно же. Жалею-люблю-хочу вернуться, и так по кругу. Всё это казалось мне дико бессмысленным. Неужели он не осознаёт, что это бесполезно? Никогда ведь не был глупым. Даже наоборот — из тех парней, что попадались на моём жизненном пути, Стас казался самым умным. Хотя, возможно, только казался? Судя по тому, какую дичь он творит сейчас, вполне вероятно, что я заблуждалась.
Пока спускалась вниз, решив не пользоваться лифтом, несмотря на девятый этаж, — хотелось прогуляться, а заодно и оттянуть встречу с бывшим благоверным, — вспоминала, как мы встретились. И в очередной раз пришла к выводу, что мне нравятся эти воспоминания. И хотя наш брак закончился полным крахом, мне было приятно думать о том, как всё начиналось.
Мы со Стасом учились в одном институте, но на разных специальностях. Он выбрал рекламу, я — книговедение. Большинство людей, разумеется, услышав это слово, даже не представляют, чем занимаются представители подобной специальности после окончания института, но на самом деле всё просто — работникам библиотек и книжных магазинов тоже не повредит специальное образование. Хотя изначально я собиралась стать журналистом, но не прошла по баллам, зато на менее популярную специальность баллов хватило. Я решила использовать этот шанс, намереваясь позже попробовать перевестись на журналистику, но потом передумала. Понравилось.
Стас же сразу прошёл по баллам на рекламу — значит, уже тогда он был умнее меня, ведь никакого блата у него не было. Хотя в то время я думала иначе. Но что я ещё могла думать, если Стас всегда вёл себя как представитель «золотой молодёжи»? Красивый, уверенный в себе, с крутым телефоном. Гораздо позже я узнала, что на телефон он накопил, подрабатывая у своего дяди, брата Галины Ивановны, — тот был фотографом и научил Стаса обработке изображений в фотошопе. Стас ему потихоньку помогал и в итоге смог купить себе дорогущую сенсорную «лопату». У меня в то время был кнопочный телефон — впрочем, как и у остальных однокурсников, за редким исключением, — поэтому я не сомневалась, что Стас — блатной. Но я видела его только издалека — наши специальности практически не пересекались, если не считать некоторых лекций на первом курсе, но потом и они прекратились. Поэтому я наблюдала Стаса лишь в коридоре, возле дверей в аудиторию, или в столовой.
Влюблена я в него не была. Хотя точно помню, что порой подвисала, когда видела его поблизости, — любовалась. Но это не была влюблённость, поскольку сразу, как Стас исчезал из поля моего зрения, я забывала о нём. Появлялся — смотрела, как смотрят на очень красивую скульптуру или картину. И кстати, так вела себя не только я, но и многие наши однокурсницы. Причём я-то не страдала от неразделённых чувств, а вот они…
Про таких парней часто говорят, что они меняют девушек будто перчатки. Но про Стаса ничего подобного сказать было нельзя. У него появилась девушка ещё на первом курсе — из числа одногруппниц, — и она была не менее впечатляющей, чем он. На контрасте они смотрелись просто потрясающе — Стас стройный и высокий брюнет, она хрупкая невысокая блондинка с шикарной фигурой и лицом куклы Барби. Я слышала злой шёпот, что Инна — так звали эту девушку, — дурочка каких поискать, но сама я с ней не общалась, поэтому не знаю, правдивы эти слухи или нет. А со Стасом мы Инну никогда не обсуждали.
Он встречался с ней три года — я постоянно видела их вместе, — а потом вдруг расстался. Там была какая-то неприятная история, перед кем-то Инна его сильно подставила по учёбе, и он сдал сессию не на все пятёрки, как обычно, а с одной четвёркой. Они здорово разругались и разошлись, причём Инна чуть ли не на следующий день стала рассекать по институтским коридорам с другим парнем, на курс старше. А Стас какое-то время ходил бобылём, в окружении своих лучших друзей — Аркадия Китовского, которого все называли просто Кит, и Олега Козырева — этот, естественно, был Козырем. Только Стас был Стасом, но у него и фамилия не располагает к прозвищам, самая обычная — Радов.
Теперь я, пробыв сначала девушкой Стаса, а потом и его женой, хорошо знала обоих. Сама я изначально называла ребят Аркадием и Олегом, игнорируя прозвища, — и удивительно, но я была единственным человеком (если не считать преподавателей и родителей), которому они это позволяли. Думаю, Стас так велел — он в их компании был лидером.
Скорее всего, мы с ним так нормально и не познакомились бы до самого конца учёбы, продолжая только изредка встречаться в коридоре, если бы однажды я, шагая вниз по лестнице со стопкой учебников наперевес — как раз шла из библиотеки, взяв себе несколько учебных пособий для написания курсовой работы и собираясь изучить их получше в ближайший час, в окно между лекциями, — не сломала каблук. И сломала бы заодно и шею — вниз я полетела красиво и стремительно, — если бы не Стас, подхвативший меня на руки и притормозивший мой бреющий полёт.
В результате мы оба свалились вниз, только он оказался на полу, а я — сверху на Стасе. Книги, которые я взяла в библиотеке, вывалились у меня из рук ещё во время полёта, поэтому между нами больше ничего не оказалось. Но про неловкость позы я подумала позже, а тогда, как только мы очутились на полу, воскликнула:
— Ох, Боже! Ты не ушибся?
Стас не успел ответить — над нашими головами заржали Олег и Аркадий:
— Г-г-г, ну ты даёшь, Стас, до чего девки уже додумываются — с лестниц сами тебе в руки падают!
Я в шоке вытаращила глаза, посмотрев на Стаса с таким удивлением, что он, по-видимому, сразу поверил в мою невиновность.
— Ребята, не несите чушь, — сказал как отрезал, и двое гогочущих над нами парней сразу заткнулись. — Немного ушибся, но ничего страшного. Давай, может, встанем? А то холодно лежать, — пошутил Стас, слегка улыбнувшись, и я непроизвольно улыбнулась в ответ. И тут же сообразила, что лежать так не только холодно, но и не совсем прилично — мы настолько хорошо вписались друг в друга, что я чувствовала… хм… все выпуклости на теле Стаса.
