Судорожно качаю головой, бахнув пустой стакан на стол.
— Нет, нет, нет! Вы что? Нет! Пожалуйста, пообещайте, что вы не скажете? Это наверняка незаконно! Я не подписывалась на подобное! — чуть ли не плачу, потому что не знаю, на самом деле, насколько законно со стороны Воронцова требовать информацию обо мне.
— Инна Михайловна, тише, не рыдайте. Мы, конечно же, ничего говорить не станем. Ваши права мы обязаны защищать в любом случае. Тем более, это была наша ошибка. Но, понимаете, я вынуждена предупредить относительно возможностей, которые обычно имеются у богатых и влиятельных людей.
— Вы... про адвоката?
— Да, — кивает врач. — Если вопрос не решится полюбовно, то Глеб Викторович угрожает нам судом. Скорее всего, он наймёт отличного юриста, который вполне может найти лазейки в законах. Если решение суда будет в его пользу, мы ничего не сможем сделать. Понимаете?
Удручённо смотрю на Тамару Петровну, просто не представляя, что ей ответить.
Я всё прекрасно понимаю, но не считаю это справедливым.
Это мой малыш. Мой!
Я не хочу делить его с кем-то и уж тем более с Воронцовым!
— Долго будет идти суд?
Заранее прикидываю, сколько у меня времени, чтобы сбежать. В этом случае я лишусь всего — хорошей работы, декретных и из города придётся уезжать. Прятаться без конца.
Да что за бред? Ну неужели нет иного выхода?!
Обидно, что я даже проконсультироваться с адвокатом не могу, потому что денег на хорошего юриста пока нет. Появятся только со следующей зарплаты.
— По такому серьёзному вопросу может быть назначено не одно слушание. Я не могу вам точно сказать, к сожалению.
— Понятно...
— Инна Михайловна, мы постараемся оттянуть момент подачи Воронцовым искового заявления в суд. Скажем, что вам нужно время, что вы должны подумать, успокоиться. Я не знаю, даст ли вам что-либо выигранное время, но это единственное, что мы можем для вас сделать. Простите, мы очень виноваты...
Виноваты. Разумеется, виноваты. А расплачиваться мне.
— Возможно, вы ещё передумаете. Шок пройдёт, вы взвесите плюсы и минусы, и всё же решите раскрыть свою личность. Глеб Викторович богатый человек. Его покровительство и участие в жизни ребёнка может быть выгодно для вас.
Вот уж о чём я точно не думаю. Большие деньги. Лучше жить не богато, но свободно, чем утопать в деньгах и быть вещью в руках диктатора.
Из клиники выхожу на трясущихся ногах. Падаю на первую попавшуюся скамейку и даю волю эмоциям. Рыдаю белугой, не обращая внимания на прохожих, бросающих в мою сторону косые взгляды. Даже разрывающийся мелодией телефон слышу не сразу, а когда наконец достаю гаджет, становится ещё хуже.
На экране светится имя "Воронцов".
Не хочу брать трубку, но не взять не могу. По факту сегодня у меня рабочий день.
Утерев слёзы, дрожащими пальцами провожу по экрану.
— Д...да?
— Александрова, ты где, чёрт возьми? Почему я вообще должен искать свою помощницу в разгар рабочего дня?!
Боже, он здесь?! Он же в командировке должен быть! Что за невезение и издевательство?
— Я... отпросилась у Алексея Игоре...
— Твой непосредственный руководитель не Алексей Игоревич, Инна! Все вопросы об отгулах ты со мной обязана обсуждать. И неважно, где я, в офисе или в командировке. Не выводи... Короче, жду тебя здесь через тридцать минут! Это срочно! И чтобы в следующий раз со мной согласовывала свои отлучки!
Бросает трубку прежде, чем я успеваю что-либо ответить.
И это отец моего ребёнка. И он хочет знать моё имя.
Нет... Ни за что. И плевать мне, что там суд решит.
Глава 9
Я даже не помню, как добираюсь до офиса. В голове, в мыслях и в душе у меня полнейший раздрай. Руки дрожат от нервного перенапряжения, а ноги подкашиваются, когда я подхожу к кабинету Воронцова.
Мешкаю, пытаясь привести рассудок в порядок, но это невозможно. Просто невозможно. Я не знаю, как мне дальше работать с этим мужчиной после всего. После того, как я узнала, что в своём животе ношу его ребёнка...
Неожиданно, дверь возле которой я стою, распахивается, и на пороге я вижу Воронцова.
— Александрова, позволь поинтересоваться, где ты ходишь в рабочее время?
Мужчина упирается ладонями в дверной косяк и смотрит на меня сверху вниз. Говорит очень спокойно. Но я слишком хорошо его знаю, чтобы понимать — это спокойствие обманчиво.
Напряжённый лоб, хмурый взгляд, каждая чёрточка его лица говорят о том, что шеф, как и всегда, не в духе.
Правда сейчас я по крайней мере понимаю причину его настроения.
— Я... — сглатываю. — Прошу прощения, Глеб Викторович. Я была... у врача...
Мой голос предательски дрожит и срывается. Понимаю, что это бред, но теперь мне кажется, что по одному только взгляду на меня Воронцов может догадаться, что я жду от него ребёнка. Это похоже на паранойю, но я никак не могу отделаться от этой навязчивой мысли.
Особенно сейчас, когда он так близко. Нависает надо мной как скала и впивается взглядом в лицо. Смотрит так внимательно...
А мне снова хочется прижать руку к животу. Это желание настолько сильное, что у меня зудят ладони.
— У врача? — слышу удивлённый голос Воронцова. — Ты заболела?
— Нет, просто...
— Пройди в кабинет.
Не дав договорить, босс отходит от дверного проёма, уступая мне место.
Вхожу в его кабинет на ватных ногах. Осматриваюсь так, будто нахожусь здесь впервые. Хотя была тут тысячи раз.
— Сядь, — подставляет мне стул.
Плечи обжигает и моё тело простреливает как от разряда током, когда он кладёт ладонь и надавливает, чтобы я опустилась на стул.
Непроизвольно вздрагиваю и ёжусь. Возможно, для большинства в этом жесте нет ничего особенного. Но для меня сейчас он весь насквозь пропитан давлением и властью.
И Воронцов во всём такой. Авторитарный мужчина, привыкший к тому, что подчинённые слушаются его беспрекословно. А я и есть его подчинённая. И если он узнает, что я беременна от него, то со стопроцентной вероятностью просто потребует, чтобы я отдала ему своего малыша.
У меня на подкорке скапливается паника и сердце начинает бешено барабанить, вбиваясь в рёбра, как игла швейной машинки в раскроенную ткань.
— Александрова с тобой всё в порядке? У тебя глаза красные.
Конечно, они красные. Я ведь рыдала всю дорогу пока сюда ехала...
Вздрагиваю, когда шеф упирается ладонями в спинку моего стула. Нависает сверху и хмуро всматривается в моё лицо.
Рецепторы обжигает терпкий аромат его парфюма. Тяжёлый, древесный с пряными нотками. Непроизвольно я вдыхаю его полной грудью, позволяя ему полностью себя заполнить.
Так пахнет мужчина, от которого я жду ребёнка...
От этой мысли по моей коже стелется табун мурашек.
— Я в порядке, — отвечаю спустя мгновение.
От волнения не знаю куда деть глаза и упираюсь взглядом в предплечье босса. Рукава его рубашки, как и всегда, закатаны. И я снова разглядываю выступающую паутину вен у него на руках.
Чувствую, как сердце проваливается в живот и пульсирует там, задевая что-то очень чувствительное.
Тут же отворачиваюсь, прилипая глазами к его рубашке. Несколько верхних пуговиц расстёгнуто. Я вижу часть грудной клетки с густой порослью волос. А на шее у Воронцова болтается цепочка с золотым крестиком.
Надо же, никогда бы не подумала, что этот мужчина верит в бога...
Не сказала бы, что я сильно верующая. Я не посещаю церковь каждое воскресенье и не знаю практически никаких молитв. Лишь изредка прихожу, чтобы поставить свечку за упокой своей мамы. Или когда становится особенно тяжело на душе. Но своего ребёнка я хотела бы покрестить. Наверно, Воронцов бы тоже этого хотел...
Боже, о чём я вообще думаю?!
Хватаюсь за щёки, почувствовав, как они горят и даже не замечаю в какой момент рядом со мной возникает стакан с водой.
— Выпей, — приказным тоном. А потом босс сам вкладывает стакан в мою ладонь.
