— Получше, Утёночек. Есть хочу...
Александра с готовностью вскочила, усадила меня, щедро отрезала кусок пирога и налила чаю. Я впилась в пирог зубами так, будто не ела целую неделю: моё нутро просто горело от голода. У Александры тем временем зазвонил мобильный. Она вышла в прихожую, но её разговор был хорошо слышен.
— Да... Привет, зайка. И тебя с наступившим... Нормально, в кругу семьи, с моими сестрёнками. Нет, сегодня не работаю. Нет, я совершенно не против, а очень даже за... Давай. Во сколько за тобой заехать? Договорились, милая. Через час буду.
Значит, всё-таки сестрёнка, подумалось мне с облегчением. Ну и ладно, ну и слава Богу, а то двусмысленность так и свербела, так и язвила моё нутро, создавая это ненужное напряжение. Хорошо, что у Александры было кого назвать "зайкой" и "милой", в противном случае мне было бы очень и очень не по себе.
Заглянув на кухню, твоя сестра спросила:
— Чижики, вы не против, если я быстренько приму душ?
Ты, конечно, тоже всё слышала, а потому усмехнулась:
— Давай, давай... Мойся чисто, чтоб твоей зайке было приятно с тобой... гм, гм... общаться.
Александра засмеялась и ушла в ванную. Я принялась мыть посуду, параллельно соображая, как бы избежать лицезрения твоей сестры в максимальном неглиже после душа: это треклятое pleasure было слишком guilty, чтобы позволять ему вторгаться между тобой и мной. И я придумала: когда Александра вышла из ванной, моя голова по-страусиному пряталась, но не в песок, а под полотенцем. Всё, что я видела — это отражение моего собственного носа в кастрюле с отваром.
Когда я трусливо высунулась из своего укрытия, Александра была уже в облегающих чёрных бриджах и белом свитере с высокой тёплой горловиной. Изящно нагибаясь и ставя ногу на краешек обувной полочки, она застёгивала в прихожей свои белоснежные сапоги. Вжик — одна молния, вжик — вторая... Надев шубку и небрежно намотав шарф, Александра сказала:
— Ну всё, чижики, поехала я... Отдыхайте тут. Лёнечка, лечись давай как следует.
В этот момент опять зазвонил мобильный — на сей раз твой. Сказав: "Одну секунду, Саш", — ты вышла из прихожей, и мы с твоей сестрой остались один на один. Не зная толком, что сказать, я пробормотала:
— Жаль, что ты уже уходишь...
Александра стояла передо мной — высокая, с убийственно прекрасными ногами, в этих дьявольски сексуальных бриджах и шикарных сапогах. Нет, я была совершенно спокойна, ведь она назвала меня сестрёнкой... Но тут же поразила снова, проговорив приглушённо:
— Если хочешь, я могу остаться. Скажи только слово.
У меня на миг язык прилип к нёбу. Сглотнув гадкий ком и прокашлявшись, я пролепетала:
— Нет, ну зачем же... А как же твоя девушка? Она ведь ждёт...
Александра, не сводя с меня пристально-нежного взгляда, качнула головой:
— Ничего, подождёт. Вы с Яськой для меня важнее всего на свете.
Я не успела ответить: вернулась ты. Тебе позвонил парень из твоей бывшей группы, ударник Илья — поздравил с Новым годом и предложил выступить в клубе послезавтра. Ты не выступала уже, наверное, целый год, но ответила другу отказом.
— Утя, ты что? — огорчилась я. — Выступила бы. Тебя же любят! Когда ты выступаешь, у публики такой восторг, что я прямо горжусь тобой... Зачем же ты отказалась... Зря.
Твои пальцы нежно коснулись моих щёк.
— Птенчик, пока ты болеешь, я не могу думать вообще ни о чём, — ответила ты. — Но ты не расстраивайся так, будто это был мой последний шанс... Выступление я могу себе устроить ещё тыщу раз в любое время — с администрацией клуба у меня давно всё на мази. Ты, главное, поправляйся, а там и всё остальное наладится.
— Присоединяюсь, — серьёзно, с чувством сказала Александра. — Выздоравливай скорее, солнышко. — Прижав нас с тобой к себе (одной рукой — тебя, а другой — меня) и крепко чмокнув, она шепнула: — Вы — мои родные чижики. Ну всё, мне пора.
Твоя сестра уехала, оставив меня озадаченной и в смятенных чувствах. Что же за отношения были у Александры с её новой девушкой, если она сказала: "Ничего, подождёт"? Я бы никогда не смогла так сказать о тебе: ты всегда стояла для меня на первом месте. И, разрываясь между написанием книги и тобой, я порой ощущала себя чудовищем.
— Птенчик, ты не против, если я пойду поработаю? — спросила ты, беря меня за руки. — Заказ хороший: работы максимум на неделю, а оплата — как за два месяца в школе. Я к пятому числу обещала выслать заказчику готовый материал, так что...
— Конечно, иди. — Я даже повернула и направила тебя за плечи в сторону студии. — Давай, давай. Всё равно нечего около меня тереться: я сейчас — бацилла ходячая. Не знаю вот даже, как бы вчерашние посиделки не сказались... Эвкалипт эвкалиптом, но фиг его знает...
Ты ушла в студию, а я с большой кружкой грудного сбора с мёдом устроилась на диване перед телевизором, закутавшись в одеяло. По какому-то из каналов шли без перерыва мультики, и мне вдруг захотелось впасть в детство: надоели юмористы и всяческие "Песни о главном".
Когда зазвонил мой мобильный, я ещё не знала, что случилось, а потому, увидев на дисплее имя брата, удивилась: он ведь вроде уже звонил, поздравлял...
— Привет, с наступившим тебя, — сказала я.
— П-привет... — голос Дениса звучал как-то странно — не то озадаченно, не то ошарашенно. — Слушай, тут такое... В нашем доме... ну, где родителей наших квартира... пожар случился. Ты ещё не в курсе?
— Н-нет, — от таких новостей я тоже начала заикаться. — Когда?
— В шесть часов... Какие-то пьяные придурки вышли во двор с утречка ракеты запускать... Уфф, — Денис выдохнул, потом снова вдохнул. — Ну, и зафигачили две ракеты в окна квартир... Нашей — ну, то есть, отца, и ещё одной, соседней. У нас ракета пробила балконное остекление, окно, залетела внутрь и там взорвалась. Ну, и заполыхало всё, конечно. Я как узнал-то? Светлане позвонил, хотел с праздником поздравить, а то вчера сети были перегружены, не дозвониться... А вот сейчас дозвонился... Она Новый год у дочери встречала, так что в квартире никого не было, когда всё это случилось. А вот соседям, кто дома был, не повезло. Одного мужика там с ожогами в больницу увезли. Мда... Встретили Новый год, называется.
