Лена слушала, не перебивая.
— Пройдут годы, и настанет день, когда я потеряю всю свою привлекательность и перестану нравиться мужчинам. А ты и в старости будешь кружить им головы, — с горечью продолжала Одетта. — Если любишь Спартака, послушайся доброго совета — принимай его таким, какой он есть. Он всегда будет возвращаться к тебе, как и я никогда не покину своего мужа.
Лене хотелось задать Одетте множество вопросов, но она была так потрясена переменой, произошедшей с этой женщиной, казалось бы, неспособной на подобные чувства и поступки, что спросила только об одном:
— Почему вы все это для нас делаете?
— Вы мне оба нравитесь, я уважаю ваши чувства. Кроме того, Спартак незаурядный человек, он очень одарен и многого в жизни добьется. Они недавно с графом открыли совместное предприятие.
— Я этого не знала. Вы хотите сказать, что граф Ардуино и Спартак компаньоны?
— Совершенно верно. Рангони подал идею, а мой муж вложил капитал. Вместе они создали «Канапифичио Романьоло», фабрику по производству пеньки. Теперь ты понимаешь, почему мы можем быть подругами? Думаю, не за горами тот день, когда ты станешь куда богаче меня.
— Я за богатством не гонюсь, — решительно отмела такие предположения Лена.
— Деньги никогда никому не помешают, уж мне-то ты можешь поверить. Я сама не придаю большого значения богатству, но оно обеспечивает комфорт, а к этому легко привыкаешь. Но, как бы там ни было, тебе придется какое-то время пожить у нас на вилле, пока Спартак не найдет удобного дома для вас обоих.
— Я просто не знаю, что сказать. У меня мысли путаются, — призналась Лена, растроганная таким великодушием.
Одетта прикрыла рукой зевок.
— Пожалуй, мне пора в кроватку. И тебе советую последовать моему примеру.
Лене в эту ночь приснились ласточки, свившие гнездо под крышей уютного домика, увитого розами.
Однажды ночью разразилась сильная гроза. Деревья раскачивались под ураганными порывами ветра, угрожающе поскрипывали ставни. Лене всегда бывало страшно в грозу, поэтому она потихоньку, чтобы не разбудить Спартака, забралась к нему в постель.
— Значит, ты наконец решилась, — неожиданно для нее сказал Спартак.
— Я думала, ты спишь, — сильно смутившись, начала оправдываться Лена.
— Нет, не сплю. Но я умело притворяюсь, — усмехнулся он и, вытянув руку, привлек ее к себе.
— Ты ловкий обманщик, — ответила Лена. — Как ты себя чувствуешь?
— Как лев в клетке. Каждое движение причиняет мне боль. Но я так хочу любить тебя!
— Тогда не двигайся. И ничего не говори. Я сама все сделаю. Как знаю и как умею, — прошептала она, принимаясь осторожно ласкать его.
И Лена действительно все сделала сама. В эту тревожную ночь, когда за окнами бушевала гроза, она придумала свою собственную любовь, и та распустилась великолепным цветком, как расцветают в праздничном вечернем небе огни фейерверка. Именно такой Лена и воображала себе в шестнадцать лет свою первую ночь любви со Спартаком — полную нежности, трепета и необыкновенного чувства единения.
А потом она свернулась клубочком, убаюканная теплом его тела, и они уснули вместе.
Лене приснился муж. Его единственный глаз смотрел на нее кротко, ни в чем не упрекая, и ее охватило раскаяние. Тоньино, как заноза, сидел у нее в сердце. Если Спартак был тем идеалом, который она всегда искала, то Антонио был человеком, за которого она вышла замуж. Следуя древней традиции, вошедшей в плоть и кровь, ставшей своего рода атавизмом, Лена, несмотря ни на что, продолжала считать узы брака нерасторжимыми, хотя жизнь представила и ей и ее мужу даже слишком много наглядных доказательств того, что их союз доживает последние дни.
Будь у нее возможность провести опрос среди крестьянских супружеских пар, она обнаружила бы то, о чем инстинктивно догадывалась: тех, чей брак основан на любви, можно было пересчитать по пальцам. Жены не покидали своих мужей по множеству причин — среди которых можно было бы назвать и желание создать семейный очаг, и боязнь предрассудков, и стремление выжить, — ничего общего не имевших с единением сердец.
Мечтая освободиться от побоев, жестокости, притеснений, от пропахшего вином мужского дыхания, от опостылевших домогательств, от бесчисленных, изматывающих до потери сил беременностей, многие женщины страстно молили небо о вдовстве. Но и они находили в себе силы и желание иногда напевать, плясать на гумне в праздничный вечер, ссориться и скандалить по пустякам с другими женщинами, а главное — безжалостно разоблачать и преследовать любую из соседок, осмелившуюся выйти за рамки традиционного уклада жизни. Таков был мир, окружавший Лену, и она всегда его отвергала. До той самой минуты, когда пошла на крайнее решение: оставить мужа и пуститься вдогонку за мечтой. Спартак догадался, что творится у нее на душе, и его объятия стали еще нежнее.
— Мы можем быть счастливы только вместе, — сказал он Лене. — Тоньино будет страдать, но в конце концов смирится со своей долей. Время — великий лекарь, оно умеет залечивать самые глубокие раны.
— Раз ты так говоришь, пусть так и будет.
— Как только смогу встать с постели, увезу тебя отсюда. Мы поедем в Болонью, — объявил Спартак.
— Так далеко?
— Зато там тебя никто не знает. Никто не станет сплетничать о твоем прошлом, да и нравы в городе не такие строгие, как в деревне.
— То есть никто не станет мазать мои ворота дегтем? Ты ведь это имеешь в виду?
— Я бы не хотел, чтобы люди думали о тебе плохо, любовь моя.
— Ах, люди! Меня не волнует, что подумают обо мне посторонние люди.
— И напрасно. Мнение посторонних людей будет оказывать большое влияние на нашу жизнь. Тебе очень скоро предстоит в этом убедиться.
Лена пристально взглянула на него.
— Куда подевался тот светловолосый юноша, что бросил розу мне на колени? — спросила она.
— А куда подевалась та девчонка, юная и испуганная, что убежала босиком, едва завидев меня, словно спасаясь от людоеда?
— Мы изменились, Спартак.
— Мы повзрослели, Маддалена.
— Должна предупредить, что я по-прежнему люблю тебя, но, как прежде, не во всем согласна с тобой, — серьезно сказала Лена.
— Значит, нам предстоит отстаивать свое мнение, потому что я из тех, кто, раз задумав что-то, идет до конца.
— Я это заметила и должна тебя предупредить: по работе все решения будешь принимать ты. А вот дома все будет по-другому.
— Слушаюсь, хозяйка, — усмехнулся Спартак. — А ну-ка помоги мне подняться, — добавил он тут же. — Я устал валяться в постели. Обопрусь на тебя и посмотрим, сумею ли я подняться на ноги.
