– Чему ты улыбаешься? – Мими обратила на него вопросительный взгляд.
– Ничему. Просто я необыкновенно счастлив, – он положил свою руку на ее, державшую руль. – Надеюсь, ты тоже?
– О, очень, очень! Ты знаешь, я постараюсь сделать что-нибудь для Хенни, когда мы поженимся. Ничего, что могло бы смутить или оскорбить ее, просто небольшие подарки ко дню рождения и вообще всегда, когда представится удобный случай. Не люблю видеть людей в нужде.
– Ты очень добра, Мими.
Это тоже было правдой. Он мог неизменно рассчитывать на ее доброту и порядочность; мужчина всегда знал, чего ждать от такой женщины. И почувствовав прилив благодарности, он крепко сжал ее пальчики в серой лайковой перчатке.
То, что он совершил, нельзя было назвать иначе, как подлинным безумием. Как-то, проходя мимо «Уэйнэмейкера»,[34] он услышал за спиной громкий разговор двух женщин.
– Ты только взгляни! Я должна остановиться! Ты видела когда-нибудь такую шляпку в своей жизни? Скажи, видела?
– Чудо! Но она, должно быть, стоит целое состояние. Несомненно, это импорт. Я даже уверена в этом. Подобные шляпки способны делать только в Париже.
Ноги сами поднесли его к витрине. В окне красовалась одна-единственная шляпка, выставленная там, словно драгоценность, какой она, вне всякого сомнения, и являлась. Она была водружена на голову манекена и из-под нее ниспадал каскад рыжих волос. На шелковистом соломенном поле лежал венок из ярко-красных маков и золотых колосьев пшеницы. Эта шляпка выглядела бы просто изумительно на высокой девушке во время приема гостей в саду или бракосочетания на лужайке в десять акров. И во время чаепития в «Плазе» весной. Рыжие пряди под бледными полями шляпы отливали золотом. Он прикрыл на мгновение глаза. Безумие, сущее безумие! Глаза его вновь открылись. Вот она, ждет, что ее купят для той, которая сама ее украсит, а не наоборот. Как можно позволить ей пропасть на какой-нибудь толстухе лет пятидесяти… или даже девушке, обладавшей достаточными средствами, чтобы ее купить, но не лицом, способным ее украсить.
Ему внезапно представилась фигурка в дешевом пальто, столь изящно перетянутая на талии поясом, старая шляпка, изогнутые в улыбке губы…
С того дня он не сказал ей и двух слов, тщательно избегая привычных разговоров и не входя в комнату, когда она там убирала. Когда она прислуживала ему за столом, ее руки невольно приковывали к себе его взор; от ее тела исходил теплый аромат. Он отводил глаза. Должно быть, она думала, что он на нее сердится…
Эти мысли проносились у него в голове, пока он стоял там, уставившись на шляпку.
Затем он вошел в магазин и купил ее. Он не спросил, сколько она стоит, пока ее не положили в большую круглую коробку и не перевязали яркой красивой лентой. Цена показалась ему огромной для шляпы, и он подумал, что именно поэтому, протягивая ему коробку, продавщица почтительно произнесла:
– Пожалуйста, сэр. Надеюсь, она понравится даме.
Всю дорогу домой, пока он ехал на дребезжащем трамвае, шляпа лежала рядом с ним на сиденье. Сейчас, когда он купил ее, она внушала ему непонятный страх. Вагоновожатому пришлось дважды повторить свою просьбу оплатить проезд, настолько далеко отсюда витали его мысли в этот момент. Мысли эти были весьма тревожными. По правде сказать, они были такими уже давно.
Но у всех мужчин бывали время от времени такие мысли! Всем известно, что даже мужчина, счастливый в браке, иногда заглядывается на хорошеньких женщин. Конечно, не так, как дядя Дэн, он не это имел в виду. И это встревожило его тоже, мысль о Хенни; все эти вопросы верности и измены были такими сложными и болезненными. Да, все мужчины заглядывались на красивых девушек! Они не были бы мужчинами, если бы этого не делали. И он подозревал, что и женщины позволяли себе такое украдкой, а почему бы и нет? Не было никакой причины стыдиться естественного зова плоти, если ты при этом держался в рамках и не приносил вреда своей семье.
И, однако, ему совсем не хотелось, чтобы Мими или еще кто-нибудь узнал о его мыслях или о купленной им шляпке. О Боже, что же он наделал! Девушка, разумеется, ничего не поймет. И на мгновение он почувствовал соблазн оставить шляпку на сиденье.
И все же он принес ее домой. Он решил подождать Анну в холле перед дверью своей комнаты, и перехватил ее, когда она поднималась по лестнице.
– Я подумал, тебе это может понравиться, – негнущейся рукой он протянул ей коробку, держа ее одним пальцем за ленту.
Она не поняла.
– Это коробка. Подарок тебе. Открой ее.
– Мне? Почему мне?
– Потому что ты мне нравишься. Потому что я люблю делать подарки людям, которые мне нравятся, – теперь, когда первое смущение прошло, слова легко соскальзывали с его губ. – Постой, позволь мне, – сказал он, когда она начала развязывать ленту. Развернув шуршащую оберточную бумагу, он достал шляпку. – Вот! Ну, что ты о ней скажешь?
Ее лицо залила краска смущения, необычайно яркая на бледной коже, как у всех рыжих.
– О, она чудо! – на мгновение она прижала ладони к пылающим щекам. – Спасибо, огромное спасибо, но я не могу, правда, не могу.
– Но почему?
Она подняла на него глаза. Только сейчас он заметил, что кончики ее золотистых ресниц были темными.
– Это было бы нехорошо.
– Нехорошо… а, я понимаю, что ты хочешь сказать. Но, Анна, почему бы нам не послать к черту все эти правила приличия? Вот я, человек, который может себе позволить купить красивую шляпку, а вот ты, красивая девушка, которая этого не может… Ради Бога, Анна, доставь мне это удовольствие! Надень ее в следующее воскресенье, когда к тебе придет твой молодой человек.
– Я не могу, – она все водила и водила пальцем по верху шляпки.
– Послушай, ты будешь от нее в восторге! И ему она, несомненно, тоже понравится. Уже почти весна, Анна. Отпразднуй это. Мы бываем молоды только однажды.
Он говорил с ней чуть ли не грубо. Он чувствовал… он сам не знал, что он чувствовал.
– Доброй ночи, – произнес он вдруг резко и шагнул в свою комнату, громко хлопнув дверью.
Он впал в меланхолию. Весна всегда была его любимым временем, но только не в этом году. Дни постепенно становились длиннее; на тротуарах играли в шарики мальчишки; из открытых окон доносилось детское бренчание на пианино; на лотках блестела крупная сочная клубника. Клиенты, приходившие в контору, говорили о поездках в Биарритц, Адирондакские горы или Бар-Харбор; слушая их, словно наяву видел перед собой голубую воду и чувствовал на своем лице морской бриз… И однако, меланхолия его не проходила.
Подперев обеими руками подбородок, он сидел за своим столом, начисто забыв, что ему давно уже надо было позвонить в пять мест.
