Постепенно мое здоровье улучшилось, мой сокрушенный дух исцелился. А Бронах вылечила мою душу. Она была натурой сострадательной, сердце у нее было умное, и постепенно я рассказала о себе. Мало‑помалу, и через три месяца она узнала всю историю моей жизни. Она пришла в ярость.
— Ты не вернешься туда, Мэри Эллен. Только через мой труп, клянусь Богом. Пресвятая Дева! То, что с тобой сделали — да это преступление! разве не так?
Джонатан, который к этому времени все узнал от Бронах, согласился, что я не должна возвращаться в Нью‑Джерси ни при каких обстоятельствах.
Но никто и не торопил меня с возвращением, в том числе и моя мать. Конечно, я принимала, что таким образом она спасает меня, стараясь уберечь от зла. Она регулярно писала мне и никогда не забывала сказать, что любит меня; я делала то же самое, отсылая ей письмо каждую неделю.
Через полгода я стала другим человеком. Бронах и Джонатан просто сотворили чудо. Они баловали и ласкали меня, и это возымело должное действие. Я пополнела: наконец мои кости обросли мясом. Я стала выше, и фигура моя была гибка, как ива. Роза в цвету, как говорила Бронах.
Но что самое важное, благодаря Бронах и Джонатану я чувствовала себя в полной безопасности, чего со мной не было много лет. Прошла моя запуганность, я больше не боялась, что меня побьют или оскорбят. Страх, в котором я жила так долго, почти исчез, и я поняла, что в один прекрасный день он исчезнет совсем.
Когда‑то я считала, что единственный выход из моего мучительного положения — это смерть. Тринадцатилетним ребенком, Вивьен, я обдумывала самоубийство, вот в чем суть трагедии. Понимаете, у меня не было детства.
Но за месяцы в Лондоне я вышла из тупика. Я убедилась, что могу стать совершенно новым человеком, обрести новую личность, начать все сначала.
Летом Бронах с помощью одного их своих друзей нашла мне работу. Я устроилась танцовщицей в кабаре в Вест‑Энде.
Я стала отменной танцовщицей, благодаря моему росту и фигуре.
Мне все это очень нравилось — сценические эффекты, костюмы, публика, огни рампы. Я нашла себе дело по душе. Сцена была моим призванием. Она стала для меня всем. Целым миром. Смерть и разбитое сердце я оставила в прошлом, я тянулась к жизни.
Уж если теперь я живу в новом мире, решила я, мне нужно новое имя. Отбросив имя Мэри Эллен Рафферти, которое только напоминало мне о горе и унижении, я придумала себе другое. Зоэ Лайсли. Вот кем я стала. С новым именем я стала новым человеком. Зоэ никто никогда не касался, никто не причинял ей боли: она была чиста, целомудренна, нетронута. И каждый раз, когда я выходила вечером на сцену в своем одеянии, я рождалась заново. Я воспаряла.
Я скучала по матери, беспокоилась о ней, и по временам грустила о своем младенце, который умер при рождении. Но эти мгновения быстро улетучивались. Мне было всего шестнадцать лет! Я начала жизнь сызнова… как Зоэ. Я всегда смотрела вперед, а не назад.
Я ничего не слышала о моем муже и радовалась, что он не дает о себе знать. Приехав в Лондон, я боялась, что он, в конце концов, вернет меня в Америку. Но прошло лето, от него не было никаких вестей, и напряжение мое ослабевало.
Потом в сентябре 1939, началась война. Мир перевернулся. Годы войны, которые я провела в Лондоне, были необыкновенным временем, полным трудностей и опасностей из‑за постоянных воздушных налетов. Но я пережила все это относительно безболезненно.
Когда в 1941 году Америка вступила в войну, американские войска наводнили Англию. Всякий раз, как я видела, note 14 я боялась глянуть ему в лицо — вдруг это мой отчим. Но в Лондоне он не появился, хотя я и знала от мамы, что Томми воюет в американской армии.
Что же до моего мужа, я не знала, что с ним случилось. Он продал ферму в Сомерсете, развелся со мной и, по настоянию Бронах, прислал мне в 1940 году все документы. Больше о нем я не слышала.
У меня было много поклонников, и с некоторыми из них я встречалась. Но я всегда была осторожна, всегда начеку, решив, что никогда больше не допущу, чтобы мужчина причинил мне вред.
Но в 1943 году я познакомилась с одним английским офицером. Это был Хэрри Робсон, армейский капитан, сын английского лорда. Его отец был женат трижды, и последняя жена, мать Хэрри, была американкой, наследницей состояния, сделанного на железных дорогах. После ее смерти в 1940 году все унаследовал Хэрри.
Мне был двадцать один год, когда мы с Хэрри стали встречаться. Ему — двадцать восемь. С первой же нашей встречи Хэрри был захвачен мною, а я увлеклась им. У него была располагающая внешность и манеры. Это был первый добрый мужчина, которого я встретила, если не считать Джонатана Сен‑Джеймса.
С одобрения Бронах и Джонатана я приняла предложение Хэрри. В 1944 году мы поженились. Он настаивал, чтобы я ушла со сцены, и я с удовольствием сделала это. Я привыкла, что мужчины заигрывают со мной. Но, честно говоря, где‑то внутри у меня появился страх, когда я чувствовала, что привлекаю внимание человека, которым трудно управлять. Забавно, что я никогда не скучала по сцене, хотя очень любила ее.
Так началась моя третья жизнь, Вивьен. Нам с Хэрри было отпущенно пять лет. Это были славные годы. Я была предана ему. Я знала, что со мной он счастлив: он даже дал мне безопасность, защиту и много любви.
Хэрри переходил Оксфордскую улицу, когда его сбил двухэтажный лондонский автобус. Спустя неделю ое умер от тяжелых внутренних травм. Я была сражена горем. На свой лад я любила его и знала, что мне будет не хватать этого благородного, щедрого человека, который был так добр ко мне.
После похорон я надела траур, уединилась и задумалась: что же мне делать с моей жизнью. Мне двадцать семь лет, Хэрри сделал меня богатой. Я была его единственной наследницей.
Никакого желания возвращаться в Америку у мены не было. Меня там никто не ждал. Моя мать умерла вскоре после того, как я вышла замуж за Хэрри. Через год после смерти мужа я решила съездить в Париж. Почти сразу же я поняла, что поселюсь здесь. Так я и сделала и навсегда исчезла с лондонских подмостков.
Выйдя замуж за Эдуарда, я начала свою четвертую жизнь, но об этой жизни вы уже много знаете, и знаете, что случилось со мной в эти годы. Как я уже рассказала, Сэм Лоринг появился в Париже в 1983 года и получил от меня сто тысяч долларов, поскольку знал о моем романе с Джо Энтони, точнее, с Себастьяном Локом. Я заплатила ему потому, что хотела защитить свою семью, хотя и знала, что это рискованно — Лоринг мог в любой момент вернуться и потребовать еще денег.
После того, как я расплатилась с Лорингом, меня встревожило другое обстоятельство, которое могло повлечь за собой гораздо более серьезные осложнения, чем шантаж. Я решила поехать в Америку, кое‑что проверить. Я сказала Эдуарду, что должна побывать там по семейным делам, и он предложил мне ехать без него. В восемьдесят шесть лет ое уже не был склонен к путешествиям.
