– Мы приехали… – тихо повторил водитель. – Или вы передумали?
– Нет, Володя, я не передумал, – Эльдар распахнул дверь автомобиля и вышел на улицу. В сопровождении охраны медленно направился в сторону лестницы, ведущей в ночной клуб.
Когда он появился в зале, ночная программа была в полном разгаре. Номера сменялись один за другим, и он с трудом нашёл для себя свободное место среди многочисленных ценителей «прекрасного». Он не смотрел на сцену, он смотрел прямо перед собой в одну точку.
Яркие всполохи софитов, мелькающих на сцене, и роскошные женские тела его не интересовали. Он пришёл сюда не за этим. Он пришёл снова видеть её, вот так украдкой, словно вор-неудачник, пытающийся хоть краем глаза снова коснуться вожделенного шедевра. Снова увидеть её движение, её пластику и грацию, её безудержный полёт и снова ощутить прежние эмоции и внушить самому себе, что она танцует только для него одного.
Едва раздались в зале аккорды современной интерпретации знаменитой коды Одиллии из «Лебединого озера», Томашевский резко поднял глаза на сцену, ещё тёмную и пока пустую.
Нет, уже не пустую… По гулко забившемуся сердцу в своей груди, он понимал, она уже здесь. Ему даже показалось, что он чётко видит её силуэт в этой кромешной тьме, царившей в зале.
Яркий свет, вспыхнувший над сценой, невольно заставил его зажмурить свои глаза, но лишь на мгновение. Эльдар, словно заворожённый следил за ней. Изящное и грациозное тело, словно у хищницы перед началом охоты, руки, чувственно скользящие по металлу пилона и хрупкие пальцы, медленно опускающие на лицо кружевную чёрную вуаль. Её дерзкий взгляд, которым она не спеша обвела зал, и который на мгновение задержался на нём самом. Он невольно почувствовал, как ледяной холод моментально пробежал по его спине, едва он столкнулся с её глазами.
Ему на мгновение показалось, что она не смотрит, она пронзает его душу. Разрывает её на части, вскрывая вены, и выпивает всю его жизненную энергию без остатка.
Желание? Нет, он сейчас чувствовал не желание, он ощущал жуткий страх, впервые в своей жизни так сильно, потому что действительно видел сейчас перед собой совсем другую женщину, а не ту, с которой говорил сегодня утром и в балетной школе вечером. Её безумные стремительные движения гибкого тела, обволакивающие холодный металл пилона, её скольжение, вихрь, бесконечное и упоительное магическое воздействие, заставляющее забыть обо всем и смотреть только на неё, не отрываясь.
Ведьма… Он как-то назвал её ведьмой. Страстная и дерзкая, заставляющая терять волю и становиться перед ней на колени. Она отбирала волю, разум, и чувства, которые впитывала из зала и забирала души всех грешников, собравшихся в этом месте.
Эльдар погрузился в свой личный мысленный калейдоскоп, растворился в запахах и звуках, которые подобно шлейфу лучших в мире духов закружили вокруг него яркими всполохами воспоминаний.
Нежные переливы её звонкого смеха и голоса, когда целовал её на яхте. Череда нарезки чёрно-белых и цветных эпизодов их отношений, словно в фильме… Нежная и улыбающаяся, крепко прижимающая к себе детей, отвечающая на его поцелуи и нежно касающаяся пальцами его волос. И снова чёрное, безумное видение. Дьявольский взгляд и хищная улыбка, томная поза и обольстительный блеск в глазах.
Он на минуту увидел себя скрывающимся с поверхности воды в океане. Волна удушающая, страшная и огромная накрывает его с головой. Глоток воздуха… один, другой… Он ещё поднимается на поверхность, но чётко осознает, что спасения нет. Призраки её чёрного силуэта уничтожают, топят его, и он понимает, что погибает…
Томашевский резко поднял глаза, словно очнувшись, когда его плеча коснулась рука Аракчеева.
Эльдар рассеянно осмотрелся по сторонам. Публика уже не спеша покидала зал.
Он поднял глаза и слегка растеряно посмотрел на хозяина клуба, который стоял с ним рядом.
– Эльдар Станиславович, добрый вечер! Что с вами? Я обращаюсь к вам уже несколько минут… – Пётр смотрел на него взволнованно.
– Добрый вечер! Со мной ничего… – хриплым голосом произнёс Томашевский и машинально поднёс руку ко лбу, вытирая с кожи, выступившие капельки пота. – Вы что-то хотели?
– Да. Вернуть вам деньги.
– Позже. Сейчас я хочу видеть Оболенскую.
– Зачем?
– Нужно.
– Она за кулисами. Эльдар Станиславович, прошу вас, если вы снова пришли скандалить, то не надо. Ей всегда очень тяжело даётся этот танец. Ей нужно прийти в себя и… – Пётр перевёл растерянный взгляд на сцену и замер на месте.
Стефания стояла у пилона и смотрела прямо на них. Немного помедлив, она тяжело опустилась на ступеньку у сцены и снова взглянула на Томашевского.
Он стремительно поднялся со своего места и подошёл к ней. Опустившись на колени, пристально всмотрелся в её лицо.
Он не узнавал его. Покрытое капельками пота, с плотным слоем грима оно выглядело устрашающе, и лишь глаза, которыми она на него сейчас смотрела, были прежними. Нежные с солнечным ореховым оттенком и радужными переливами, слегка грустные и уставшие.
– Ты знала, что я в зале?
– Знала, едва вышла на сцену, – тихо произнесла она. – Зачем ты снова пришёл? Я полагала, что между нами теперь всё предельно ясно. Я благодарна тебе за Еву, но больше нам с тобой не нужно видеться.
– Ты дрожишь… – он поднял руку и провёл кончиками пальцев по её щеке, нежно поглаживая её кожу.
Она подняла на него глаза и отстранилась в сторону от его ладони.
– Эльдар, оставь меня. Уходи, прошу тебя.
Он отрицательно покачал головой.
– Как ты не понимаешь, ты душишь меня своим постоянным присутствием и презрением. Я чувствую себя загнанной виновницей, и заложницей наших несостоявшихся отношений. Уйди из моей жизни! Я хочу, наконец, дышать свободно. Не мучь ни меня, ни себя. Мы разные люди и у нас разные дороги в этой жизни. Моя здесь в этом месте, а твоя там, в мире роскоши и удовольствий. Мы никогда не сможем найти путь друг к другу. Никогда, поверь мне, – она медленно начала подниматься, но он стремительно взял её за руку и усадил обратно.
– А может, нам всё-таки найти эту дорогу друг к другу. Может попробовать понять и принять наши жизни такими, какие они есть?
Она отрицательно покачала головой.
– Стеша, прошу тебя… – он снова коснулся пальцами её щеки.
Она на него обречённо посмотрела.
– Господи, что мне сделать, чтобы ты, наконец, оставил меня в покое. Чтобы ты дал мне жить нормально без твоего присутствия в моей жизни…
– Фуэте… – тихо произнёс он, немного подумав.
– Что? – она смотрела на него, не моргая. – Что ты сказал?
– Я сказал фуэте. Тридцать два фуэте чёрный лебедь. Вы не закончили свою партию… – он поднялся на ноги и, отряхнув пальцами брюки, снова вернулся на место и присел за столиком. – Я жду…
– Эльдар Станиславович, это безумие! Прошу вас, перестаньте… – Аракчеев резко поднялся на ноги и подошёл к Томашевскому.
– Петя, подожди… – Стефания оборвала его и поднялась на ноги.
– Эльдар Станиславович, прошу вас, остановитесь! Это переходит всякие рамки дозволенного. Это невозможно сейчас! Вы посмотрите на неё и на её состояние. У неё даже обуви нет подходящей, – он коснулся плеча Томашевского. – Прошу вас…
– Пётр, оставь его! – Стеша сошла со сцены и встала напротив столика, где сидел Томашевский. – Начинай считать…
Она прикрыла глаза и, опустив голову лишь на мгновение, снова распахнула веки и посмотрела прямо перед собой. Сделав взмах руками, и оттолкнувшись ногой от пола, она сделала первый стремительный оборот вокруг своей оси.
Чётко улавливая точку опоры глазами на лице Томашевского, она делала вращения всё быстрее и быстрее. Чётко, выверено до миллиметра, не чувствуя накопившейся за вечер усталости, хлёстко и дерзко. И каждый раз, оборачиваясь в его сторону, словно давала пощёчину.
«Пятнадцать… двадцать… двадцать пять»… – она отсчитывала каждый поворот фуэте про себя, словно этим пыталась контролировать гулкий ритм своего сердца.
