Заикаюсь, но лицо Монгола серьезное.
– А я – нет. Женой станешь. По всем законам.
Прикусываю губу и смотрю на девушку в зеркале. Подвенечное платье, фата… Это уже было. Но сегодня все иначе. И в сердце трепет и радость.
Говорят, невеста на собственной свадьбе – самая красивая, самая счастливая. Не врут. Теперь знаю точно.
Рассматриваю себя в воздушном легком платье с нежным вырезом на груди.
Подвенечное платье мечты, свадьба мечты и у меня в глазах слезы… радости.
Звук барабанов и песнопений говорит о том, что церемония началась. В комнату входят женщины, разодетые в традиционные наряды, с песнопениями на восточный манер, держат в руках подносы со сладостями и подношениями, которые взмывают вверх на вытянутых руках.
Они танцуют вокруг меня. А я улыбаюсь. Жених заходит. Он останавливается на мгновение и наши взгляды встречаются, а меня обдает жаром. Монгол смотрит так, словно я уже голая, готовая для него. И взгляд у него темнеет, когда делает шаг в мою сторону. У меня от него дух захватывает.
От мужественности, от дикой необузданной красоты.
Я от него взгляда отвести не могу. Когда он равняется со мной и откидывает фату с моего лица, я улыбаюсь.
– За невесту откуп давать нужно!
Между нами вклинивается Мотя и грозно смотрит на моего жениха, копирует взгляд Монгола из-под насупленных бровей.
Гун кивает многозначительно и достает из кармана откуп, отдает брату и тот, кивнув, отходит в сторону, лучась как начищенная монетка, ибо с ролью своей он справился.
Под звон барабанов жених целует невесту, а я не выдерживаю и спрашиваю лукаво:
– А как же быть с простынкой? Алой она уже не будет…
Косится на меня, но молчит, только уголки губ поднимаются в самодовольной ухмылке.
Традиционный танец отца с дочкой становится для нас с отцом поводом поплакать и обняться.
– Ты такая красивая, дочка… такая счастливая…
Глаза отца переливаются чувствами, когда он возвращает меня жениху. Но по лицу моего мужа сложно понять, что он чувствует.
Карусель перед глазами, словно на быстрой перемотке и стоп срабатывает, когда Гун несет меня на руках в дом, поднимается в спальню и падает вместе со мной на кровать.
– Черт, адский день.
– Почему?
– Потому что задрало думать о том, как сорву эту тряпку с тебя, – рычит мне в губы и действительно срывает платье.
За секунды добирается до моего тела, и я закатываю глаза от наслаждения, от бури чувств, которые вспыхивают между нами, как вспышка, яркая, сжигающая.
Ласкаю литые мышцы. Монгол ненасытен, и я уже знаю, что ночь меня ждет длинная, мучительно сладкая, невыносимо пьянительная…
– Люблю тебя до безумия. До помутнения. Хочу, чтобы родила от меня.
Прикусываю губу, опускаю ресницы, чтобы не видел моих слез. Слышать признание из его уст… Как же долго я этого ждала.
Накрывает мои губы с жадностью, пьет мой стон и, наконец, приподнимается. Заставляет смотреть в тигриные глаза, а я улыбаюсь дрожащими губами.
– О чем задумалась?
Задает вопрос, считывает мои эмоции. Проницательные цепкие глаза следят за мной. Палача не провести, ну разве что чуть-чуть.
– Думаю, я сделаю тебе самый лучший подарок на свадьбу. Я скоро исполню твое желание.
– Что?! – выдыхает в шоке.
– Я беременна, Гун. Во мне уже зародилась жизнь…
Прикрывает на миг широкие веки, словно ему требуется время для того, чтобы осознать смысл сказанного.
– Моя Алаайа…
И столько всего в этих двух словах, что я не выдерживаю и слезы брызгают из глаз, а я вновь смотрю в звериные глаза своего единственного мужчины, провожу кончиками пальцев по резко очерченным скулам, трогаю покалеченную бровь в немом восхищении.
Монгол. Мой Палач. Грозный. Сильный.
Сейчас он сжимает огромные руки на моей талии, и я открываю свою шокирующую тайну, заставляющую эти раскосые глаза вспыхнуть:
– Если снимок УЗИ говорит правду, муж мой, то ты станешь папой – дважды!