Мерещится, что там, в проеме, застывает сам дьявол, вырвавшийся из пекла, и у него лицо грязное то ли от земли, то ли от сажи.
И лишь спустя долгое мгновение, когда наши взгляды сталкиваются, я понимаю, что передо мной Палач.
Именно он смотрит на меня пустым взглядом.
– Гун…
Имя шепотом с дрожащих губ, и мне кажется, что в гнетущей тишине, после тех ужасающих звуков, он слышит меня, на мгновение во взгляде что-то у него вспыхивает, но исчезает, покрывается пеплом, когда он переводит взгляд на Айдарова, который держит меня наподобие щита.
Только доходит до сознания, что Мурат прикрывается мной.
– Отпусти девчонку.
Ровный голос и Монгол делает шаг, приближается, не мигая смотрит в глаза своему врагу.
– У меня, оказывается, фиговая охрана, раз тебя целая армия не смогла остановить. Интересно. А вот эта маленькая девочка в моих руках заставляет тебя стоять на месте и не шевелиться. Это очень интересно, не находишь?
В голосе Мурата слышна насмешка, а его пальцы все сильнее сжимают меня. А у меня иголки по спине рассыпаются, тревога заполняет грудь и сердце словно не хочет биться.
– Это наша война.
А я сквозь слезы смотрю на Монгола. Здесь и сейчас я вижу его темную сторону. Ту самую, которую боятся, ненавидят, и понимаю, что он в одиночку справился со всеми псами Айдарова.
– Моя бывшая невеста стала твоей слабостью? Уже второй раз ты, Тургун, совершаешь ту же ошибку. Идешь на поводу у чувств. Ничему тебя годы так и не научили. Так и остался непризнанным ублюдком. Да, сынок?
Глава 36
Монгол
Время назад
– Мам…
Опускаюсь на колени рядом с лежащей на кровати бледной изможденной женщиной. Обычная палата, перенаселенная пациентами, наполнена смрадом лекарств и приторным запахом больных тел.
На стене прикреплен телевизор и показывает новости, а мать не отлепляет глаза от экрана, не хочет смотреть на меня.
– Ма… – сжимаю пальцами ее ладонь, – почему ты не сказала мне, что так сильно болеешь? Почему довела себя до такого состояния?!
В горле ком, и дикая злость на самого себя. Слишком уж я погряз в учебе, пропадал на подработках, а свободное время проводил со своей девушкой, совсем забыв про мать, считая, что оставленные на столе заработанные на стройке деньги компенсируют отсутствие внимания…
– Ты не виноват, мальчик мой, я просто не хотела быть обузой, а от этой хвори нет спасения.
Отрывает, наконец, от телевизора наполненные слезами янтарные глаза.
– Ты моя гордость, сынок, я счастлива, что смогла воспитать тебя именно таким, мой Тургун. У тебя сердце, как океан, в нем живет любовь и сострадание. Ты достойный человек, я жизнь положила на то, чтобы ты учился, чтобы у тебя образование было, чтобы ты был уважаемым человеком…
Закашливается, а я сухие глаза тру. Там колет и зудит, если бы я мог плакать, заплакал бы, может быть, полегчало бы.
– Врачи говорят, можно тебе помочь. Можно! Не все потеряно.
Качает головой.
– Нельзя. Не хочу, Тургун. Я свое прожила. Ты счастье принес в мою жизнь. Хочу, чтобы знал. Ни о чем я не жалею. Всевышний тебя мне послал и я уйду со спокойным сердцем, потому что знаю – достойного мужчину воспитала. Лучшего во всем. И жизнь тебя ждет такая же светлая. Хотела я девушку твою к нам на ужин пригласить, но вот, видишь, не успею. Но ты знай. Я благословлю любой твой выбор. Та, которую полюбишь, всегда мне будет любимой невесткой.
– Прекрати, – рявкаю зло, так, что бабулька с соседней койки недовольно цокает, – я найду…
Не договариваю, так как мать с силой сжимает руку и смотрит на экран телевизора. Я по инерции поворачиваюсь, чтобы понять, что именно так ее испугало.
На экране показывают широкоплечего мужчину, пока вещает диктор:
– Мурат Айратович Айдаров сегодня вступил в новые полномочия. У чиновника за плечами годы безукоризненного служения народу, а также…
Дальше не слушаю, перевожу взгляд на лицо матери и замечаю, как у нее слезы текут ручьем, губы побелели и дрожат, рядом появляется медсестра, принимается что-то проверять.
Я на мать смотрю, потом на экран, и вспоминаю, как она при беседе с Ренией все время это имя называла. Плакала, а когда я заходил в комнату, замолкала резко.
Мужика этого крупным планом показывают, я перевожу взгляд с экрана на мать и обратно, спрашиваю коротко:
– Это он тебя в жены не взял?
Мать вздрагивает и переводит перепуганные глаза на меня. Но ничего не отвечает. Меня медсестра прогоняет, а я иду в кабинет врача.
Индифферентный мужик, которому глубоко параллельно на пациентов, чуть ли не прайс мне в руки сует. По факту жизнь матери зависит от циферок в столбцах.
Киваю и, не прощаясь, не расшаркиваясь, выхожу из кабинета врача. Я пока не понимаю, что именно сегодня моя жизнь разделится на полосы, небо я дальше буду видеть только в клеточку, через железные прутья.
Ноги сами несут меня домой, но вот в памяти все никак не утихает реакция матери на мужика из телика. И я знаю, кто мне может дать ответ.
Старая квартира и лестничная площадка со сколами. Мать всего несколько дней здесь не убиралась, а ощущение такое, что здесь рота солдат прохаживалась.
Звоню в дверь и спустя минуты Рения, посмотрев в глазок, открывает, а я прохожу в квартиру без приглашения.
– Как она? Что врачи говорят?
Машу головой, отмахиваясь от вопроса. И так ясно, что все плохо.
– Мурат Айдаров. Кто он?
Выговариваю жестко, ищу реакцию и нахожу ответ еще до того, как слышу его.
– Я заварю тебе чаю, сынок, пойдем, – кивает женщина и я иду за ней. Еще не зная, какое логово змей всковырнут мои вопросы.
Мурат Айдаров мой отец. Тот подонок, который, попортив девку, выкинул ее как испорченный материал на улицу, зная, что обрекает ее на бесчестие. В семье, чтущей традиции предков, за такое одно наказание – смерть или же участь похуже – отречение.
Кулаки сжимаются сами.
– Я найду его.
– Зачем?
– Пусть заплатит за свой грех и спасет ей жизнь.
– Вай-эй, сынок, не тот он человек, не тот…
Больше ничего не хочу слышать. Пацан, верящий в справедливость и в человечность. Я все же умудряюсь найти Айдарова, подхожу к нему на улице, когда он выходит вместе со спутницей из ресторана.
Называю имя матери, черные глаза впиваются в меня, а затем я падаю на асфальт под градом ударов телохранителей, харкаю и давлюсь собственной кровью, пока, наконец, не раздается голос шакала.
– Хватит.
Как по щелчку псы отходят от меня, чувствую хватку в волосах, он тянет и приподнимает мне голову, заглядывает в лицо.
– Похож, – говорит, внимательно разглядывая, – больше чтобы мне на глаза не попадался. Мне ублюдки от подстилок не нужны.
– Она умирает. Помоги с лечением и забудешь о том, что мы есть.
Эту ухмылку я не забуду. И то, как поднялся, показательно вытирая пальцы, словно грязь стирая.
– В этот раз ты остался в живых. Надумаешь появиться на горизонте еще раз, так легко не отмажешься.
Хлопки дверей автомобилей, пока поднимаюсь. Смотрю вслед тачкам и понимаю, что у меня сердце в горле бьется и кровь бурлит.
– Ты заплатишь. Ты заплатишь за все…
А затем студент и будущий инженер забросил универ и начал следить за Айдаровым, наблюдать издали и именно тогда я и нашел одну из конспиративных квартир.
Я следил за тем, как туда заходили люди с тяжелыми барсетками, а выходили без них.
Светиться там я не мог.
Пришлось довериться. Одному парню, с которым у нас была общая спортивная секция. Александру Ставрову.
– Мне помощь нужна. Просто поднимись на этаж и посмотри одну квартиру.
Прищуривает темные глаза и ухмыляется.
– Я похож на придурка, Гун?
– С тебя просто заход на этаж. Скажешь, есть там охрана или нет. Мне светиться нельзя.
– Очень интересно, и с фига мне так подставляться?! – опирается на широкие ноги локтями и рассматривает проходящих мимо девушек, которые весело улыбаются.
