Разговаривая с Вероникой, я вдруг осознаю одно: что тот кто способен помочь мне измениться, кто способен помочь мне снова начать жить так, чтобы не бояться смотреть вперед, и при этом с опаской не оглядываясь назад – же рядом. А я под силой страха, боюсь на него взглянуть как на того мужчину, на которого можно положиться. Опереться в трудные минуты на его крепкое мужское плечо и он поймет, поможет, сделает все, что от него зависит, но не позволит мне страдать.
Да. Герман не раз это доказывал. Его поступки. Его действия. Его слова. Все было направленно на то,чтобы защитить меня, обезопасить… И трудно это признать, но… в некоторых моментах, даже от самой себя.
За судорожный звуком, вырвавшийся из горла, последовал всхлип. Зажала рот руками.
Боже! Что со мной твориться? Что твориться с моей головой?! Я совсем потерялась в этом мире. В этой жизни. Перестала различать “цвета”, “вкусы”. Не хочу, а точнее запрещаю себе различать где “зло”, а где “добро”. Жизнь у меня стала такой “серой”, “пресной”, как недозревший плод, который вот-вот начнет гнить изнутри, потому что ему не хватает солнца.
Щеки, подбородок. Шею. Обжигаю потоки горячих слез. Какая же я дура. Сама себе чуть жизнь не поломала. Трясущимися, мокрыми от слез пальцами, кликаю номер Германа. Первый неконтролируемый порыв подталкивает к не обдуманному решению. Сейчас хочу услышать его глубокий низкий голос, от которого кожа покрывается мурашками и, признаться. Признаться в том, что до одури боюсь сойти с ума от эмоций, чувств, которые он во мне вызывает. От любви, которая захлестывает меня с головой и затягивая в свой бурлящий поток, пытается утопить, поглотить меня.
Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение или перезвоните позднее…
Что!? В первые секунды не понимаю, что происходит. На меня будто ведро холодной воды вылили остудив полыхающее в груди чувства. Слезы высыхают мгновенно. Вытягиваюсь в тугую струну и затаив дыхание, снова набираю номер Германа.
Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение или перезвоните позднее…
Как же так?! – в сердце закрадывается дурное предчувствие и кожа покрывается липким холодным потом. – Он бросил меня? Не хочет больше разговаривать со мной? Решил отказаться?
Нездоровые мысли туманят разум. Кружат голову. Паника берет мое сознание в плен.
Не обращая внимания на гипс и костыль, который лежит рядом. Стремительно встаю со стула и прихрамывая, ища опору во всем, что попадется под руку направляюсь в комнату. Именно там, в прикроватной тумбочке лежит номер телефона, который мне однажды оставил Герман со словами: “Роднуль, на всякий случай”, черканул короткий номер и сунул в ящик.
Меня лихорадит. Трясет. Нервно перебираю все содержимое ящика и, хвала небесам, нахожу его. На мгновение замираю вспоминую куда запропостился телефон, когда похлопав себя по карманам не наблюдаю гаджет.
Черт! Я же оставила его в кухне, на столе.
Хроманая, но воодушевленная находкой. Я направляюсь обратно. Сердце уже не в состоянии выдерживать стресса в котором я нахожусь, просто колотиться дико. Разгоняет дурную, зараженную истерикой кровь. Мне кажется что такой одурманенной целым калейдоскоп эмоций я себя не чувствовала никогда.
Доковыляв до телефона, беру его в руки и быстро ввожу незнакомый номер. Палец
лишь на мгновение зависает в воздухе над иконкой вызова, как в этот момент раздается громкий звонок в дверь.
У меня от неожиданности, аж волосы на голове зашевелились, а по позвоночнику побежали рефлекторные электрические разряды тока.
Сунув телефон в карман осторожно, чтобы не выдать себя возвращаюсь (? направляюсь) к двери. По пути гадая о том, кто бы это мог быть? Кроме Германа и Вероники этот адрес никто не знает. Ступая как можно тише подкрадываюсь в плотную к двери и прежде чем открыть дверь заглядывает в глазок. Недоумевая отступаю. Прямо перед глазком кто-то держит цветы! Радость, неудержимой, огромной волной цунами захлестывает меня с головой.
Ну кто же еще кроме Германа может там стоять!
Больше не раздумывая ни секунды порывисто открываю дверь, а прямо передо мной на с огромным букетом цветов стоит Максим, а рядом привалившись плечом к стене Герман.
Довольная улыбка застыла на его губах, а в глазах искрилось ликование.
Я в недоумении смотрю то на Германа, то на Максима.
– Что происходит? – это единственные слова, которые как мне показалось, я могу сейчас произнести.
– Дорогая Ася, – будто подслушав мои мысли начал мальчик, – мы с папой долго думали и вот решили, – сделав паузу, Максим вскидывает голову и смотрит на отца, тот согласно кивает. – Мы решили переехать к тебе. Ты нас пустишь?
Они решили. Они сделали.
Не дожидаясь моего ответа. Максимка вручил мне букет цветов, обхватил ручонками за талию, порывисто прижался.
Сердце, совершив конвульсивный кульбит, ушло в пятки. Мурашки высыпали на кожи мелкой россыпью, захолодили, зачесались. От нехватки кислорода заслезились глаза.
– Максимка, – всхлипывая, бормочу в макушку мальчика, обнимаю его свободной рукой за плечи.
А в это самое время меня испепеляет своим взглядом Герман, который все так же по-прежнему стоит совсем рядом и не двигается. Только смотрит так, что душа готова покинуть тело. Эмоции бьют ключом. Задыхаюсь. И если бы не крепкий гипс, то точно рухнула бы на пол без сознания.
– Ну, что же мы стоим? – лепечу, чуть живая. – Заходите.
Стоило только произнести эти слова, как Максим, ослабляя объятия, выпускает меня из кольца рук.
– Пап, с тебя пицца. Ты обещал.
Мальчишка проскальзывает мимо меня вглубь квартиры, а я в растерянности смотрю на его отца.
– Ну, что ты, роднуль, на меня так смотришь?
Приподнимает бровь и, отталкиваясь от стены, сокращает расстояние между нами. Нависает надо мной.
И чтобы продолжить разговор мне приходиться запрокинуть голову вверх.
– Пицца? Ты серьезно?
– А почему бы и нет? Я не приверженец строгих диет и четких правил по питанию. Если ты против, то можешь выбрать себе другую еду…
– Гер, не ёрничай, – перебиваю мужчину. – Ты же понимаешь, что я совсем другое имею в виду.
Герман выразительно оглядывает мое лицо. Обводит большим пальцем контур губ. Очерчивает скулы. И, обнимая мое лицо, зарывается в волосах на затылке:
– Ты хочешь меня обвинить в том, что я подкупил сына? – с насмешкой в голосе спрашивает.
– Нет… Да… Именно так я и думаю, – киваю.
В воздухе повисает тягостное молчание.
– Ты ошибаешься, – равнодушно отвечает мужчина и резко выпускает меня из объятий.
Я, не ожидавшая такого поворота, пошатнувшись, обхватываю свободной рукой его за талию, упираюсь лбом в каменную грудь.
– Долго вы у двери еще будете топтаться? Я есть вообще-то хочу, – раздается за моей спиной нетерпеливое детское возмущение. – И цветы в воду нужно поставить, а то завянут.
Внезапно мне становится неловко от замечания юного создания. И кажется, что даже щеки вспыхнули. Герман откашливается, подхватывает меня под локоть, придерживает, помогает идти.
– А ты еще меня называла тираном, – понизив тон до шепота, иронизирует мужчина. – Вот, полюбуйся. Бабушкино воспитание не прошло даром.
* * *
– Пап, а теперь пора? – обращается Максим к Герману, вдруг нетерпеливо заерзав на месте.
– Что еще? – щурю глаза, с опаской поглядывая на мальчиков, пока собираю со стола остатки еды.
– Пааап?! – лукаво улыбается Максим, встает со своего места, подходит к отцу.
– Кхе, – откашливается в кулак Герман и, подхватив салфетку со стола, с особой тщательностью вытирает пальцы. – Ася.
– Дорогая, – шепотом подсказывает ему в ухо Максим.
– Эй, а ну-ка цыц, – шутя прикрикивает на сына мужчина, а у того улыбка только шире становится. – Дорогая, Ася, – снова начинает Герман и я слышу в его словах некое подобие торжественности.
О, Боже, только не это! Только не это! – во мне мгновенно просыпается истеричка.
