А Сарковский и отец Карелина использовали его в темную.
Не так страшно, что покусились на потоки и хотели сдвинуть. Дело конкуренции, бытовуха для динозавров.
А порешать Карелина его руками, да и еще обвести вокруг пальца столичного короля, чтобы сетовал на Бруса — это сделать себя пожизненным врагом Кулакова.
— Серов на крыше позагорал. Говорит, Сарковский точно там.
На упоминании фамилии наемника тот кривится.
— Ну так чего мы ждем, девочки, — частит хрипами Кулак. — Надо с фейерверками и авиа шоу, запомнят, суки.
Большинство тачек во внутреннем дворе складского комплекса бахают взрывами, перед тем как кулаковские и карелинские заходят с двух сторон.
Кулак и Брус долго не ждут, заезжают через минуты четыре.
Аншлаг в двухэтажном здании возле дальнего склада. Здесь и мебель приличная, бухло, плазмы понатыканы везде.
Их пацаны положили слишком много первых попавшихся на глаза. Остальные добровольно отчаливают под руководством зама Кулака. Молодняк какой-то тотальный. Блядь, они что с нуля шайку создавали. Как в голову пришло, так и пошло?
Карелин равнодушно молчит, когда столичный король убивает Сарковского на пятой реплике разговора.
Кулак разозлился пуще прежнего — когда понял, что Сан Сергеевич и Брус ни в чем не соврали.
Плохо это. Много трупов — всегда плохо, а депутат — совсем худо. Брус и столичный выплывут после этого, только потому что объединились.
И только если Кулак его потом не подставит.
Но сейчас Романа заботит совсем другое. Его отца нигде не видно на горизонте, и зам бы первым делом притащил бы мэра. Серова же он не просил высматривать мерзавца.
Челюсти немного расходятся, не то чтобы расслабленно. Просто голова меньше трещит.
Он еще не знает, как бы поступил.
Тот его на верную смерть отправлял, в результате своих паучьих планов, и видать ничего… не дрогнуло.
И готов был сам с криминалом договориться — с Кулаком в будущем, — а сынок, значит, чудовище.
Раньше пустота в груди позвякивала да постукивала бы клыками, а теперь Карелин просто хочет домой. У него, может быть, есть семья. В сохранной квартире или нет, или может другую квартиру она захочет купить, или в поселок этот ее заповедный, да хоть под деревом в посадке — куда угодно, где есть Кира.
— // —
Он стреляет сигарету у незнакомых пацанов, наверно, кулаковских, и затягивается сразу дважды.
Хлебнул водки из бутылки, стоявшей еле початой на столе, недалеко от трупа Сарковского.
Будет топать до Киры пешком. Вообще вызовет вертолет на хуй куда-то поблизости, — теперь-то точно безопасно, — но надо искать машину сначала. Учитывая, как все пакуются, ему останется только джип с мозгами Кирилла на стекле. А это совсем не то, чем он хотел бы ее впечатлять.
Насмотрелась на его реальность сегодня вдоль и поперек. Сбегать вроде не собирается, и про женитьбу нормально говорила.
Какая бы боевая не казалась, ранимая и хрупкая внутри, как перышко. Он знает, что много говорит — самому стыдно от того, что словами иногда вываливает кипятком на нее — но, видит бог, это он еще включает фильтр.
Блядь, он привел ее в дом, а там был Кирилл. Обошлось-то обошлось, но пощады самому себе давать нельзя. Она бросить его должна и какая свадьба вообще?
Только Карелин уже все.
Сверхспособностей у него не обнаружилось, сюрприз.
Не отпустит уже никак и никуда и никогда. Говорил ей в начале, что не ставит цель спать с ней любой ценой. Лгал, не знаючи. И сдержаться не мог, и ставил цель. И спать, и есть, и все-все вместе. Боевая такая, и вообще… Не хватает красноречия на нее.
Просто думал, что никак не удержит ее. Что насмотрется она и поймет. Распознает все уродство.
Но она, хоть и закрывается, погружается на глубину вместе с ним.
Хмурый Кулак находит его, предлагая свои сигареты.
Зимнее солнце омерзительно откровенно подсвечивает вакханалию на складском дворе. Несколько машин еще тушат.
Дымится железо, а рядом трупы складывают.
— Дай тачку, — говорит Карелин. — Какую-нибудь.
— У Игната спрошу, если есть, дам.
Выясняется, что свободных машин нет. Карелин жалеет, что не выпил больше водки. В сон не клонит, но только пока. Часа три есть. Как раз вертолет пригонят в это время, но до посадочного круга ехать полчаса. На чем-то.
— Если вопрос по аэропорту еще не решенный, давай сейчас решать, — басами заводит Кулак, щурясь на солнце. — Мой прокол.
И мой прокол, думает Карелин. Тачка не бронированная у них, и он Киру посадил рядом. Хотя Лешей еще две недели тому назад стал предупреждать.
— Если до такой степени был нерешенный, я б тобой раньше занялся. Ну, объяснялись вчера. Будешь мой должник.
Кулак смотрит на него из-подо лба, и черные глаза столь недовольные и яростные, что тянет даже на ржач. Злой он всегда, жесть.
— Одолжение. Одно. И если бы я поставил задачку твою башку каменную прострелить, то попали бы.
— Там едва ли не ураган стоял, Вася. Попали бы, да. И заруби на носу или на хую своем, как уж пожелаешь, что я через подставы никогда ничего не решал и не собираюсь.
После обмена еще несколькими любезностями в подобном духе, Кулак буксует.
— Что с батей делать будешь?
Роман перечтавляет ногу, и под подошвой одинокая зеленая поросль обнаруживается. Зимой-то. Удивительным образом он не раздавил росток. Живучая поросль. До весны как-то дотянет. А весной…
— Ничего, — застегивает Карелин пальто. — Если порешаешь его, так тому и быть.
— Уверен? — глядит на него столичный. — Верняк? А сам не возьмешься?
— Мне плевать, — улыбается Карелин.
Василий кричит ему вслед.
—Ты че, пешком собрался идти?
Рома неопределенно машет рукой, даже не оборачиваясь.
— Вы все как с ума посходили! — басом гремит Кулак позади.
На подходе к земельному участку, с которого они с Кирой поднимались к посадке, он улавливает взглядом край ее пальто и даже кусочек бледной мордочки. А все потому что она кое-как, но высовывается. Ну что за упрямица!
Неугомонная!
Сейчас он ее проучит.
Он дает заднюю и не ленится обойти улицу теперь с другой стороны. Сложно придумать, как он подберется к ней незамеченным, но на месте разберется.
Пробираясь через напрочь заросший соседний участок, но с другой стороны дороги, он прикидывает, что эффективнее всего подниматься прямо по линии дерева.
Если она выглянет полностью, то сразу увидит. Но пока скрыта за деревом — это единственная слепая зона.
Он взбирается по холму почти бесшумно.
Почти…
К сожалению, когда тебе засаживают что-то прямо в сердце, тяжело оставаться безмолвным.
Он рыкает, рассматривая очень и очень странную пулю.
Вообще дротик напоминающую.
Резиновую.
Игрушечную.
— Рома! — взвизгивает она. — Ты с ума сошел!
И мчится к нему со всех ног со стволом очень напоминающим настоящий.
— Кира, — опасно спокойно заводит Роман. — Откуда у тебя это и что это такое?
Он подхватывает ее одной рукой, вызывая еще одно потрясенное восклицание.
Да, вот так лучше, в воздухе она всегда более сговорчивая.
— Рома! Ты в порядке? Что там было?
— Кира, — не жалеет он угрозы в голосе и еще раз показывает резиновое недоразумение.
— Так, — возмущается она, — это Серов мне дал. Для эффекта неожиданности, чтобы убежать. Сказал, что ты сказал.
— Серов? Был тут? Вот прямо тут?
— Ну да, — недоумевает она. — Боже, он меня так напугал. Прыгнул чуть ли не с неба. Но с дерева, конечно. Я… я ударила его веткой, — закусывает она губу наимилейшим способом на свете.
Из всех людей… только его будущая женушка умудрилась побыть объектом Серова, увидеть его и не умереть, долбануть наемника и получить от него ствол с игрушечными, блядь, пулями.
Карелин делает вдох. Ничего Серову он, естественно, не говорил. Догадывается, наемник прекрасно знал, что он захочет проучить негодяйку, вечно нос свой высовывающую. И что пулей она его встретит, когда подкрадываться будет.
