я вот уже минут пятнадцать пытаюсь уложить волосы.
Вижу его через отражение в зеркале. Поджимаю губы и отвожу взгляд.
— Мы поругались, — передергиваю плечами, продолжая вытягивать волосы утюжком.
— Из-за чего?
— Так, — отмахиваюсь, стараясь не смотреть на него больше. — Мелочи.
Из-за этих «мелочей» я устроила родителям бойкот. Прошло уже десять дней. Завтра мы с Даном улетаем в Париж. Вечером мама хочет видеть нас на ужин. Она писала в мессенджер, но я ее проигнорировала. Подумать даже не могла, что она Кайсарову названивать начнет.
Не могу я ему сказать истинную причину нашего с родителями разлада.
«Они думают, что ты псих, любимый!» — Так, что ли, ему и выдать? Нет уж.
К тому же, если я назову ему истинную причину, что с нами будет? Что будет с ним? Он был ребенком. Насколько велика вероятность, что он помнит события той ночи и его психика не прячет от него правду? Он знает, кто выстрелил в его маму на самом деле?
— И все же.
Данис подходит ближе, присаживаясь на самый край тумбы.
— Из-за учебы. Мама до сих пор не смирилась с моим выбором, — безбожно вру.
Мама, правда, была не в восторге от театрального, но как-то напористо свое недовольство не высказывала никогда.
— Наталья Алексеевна? — Данис приподнимает бровь.
Он знает мою маму, по крайней мере в курсе, что она никогда в жизни на меня не давила, и тут я несу такое…
— Я тебе не рассказывала. Думала, утрясется. Но мама, на удивление, впервые настойчива, — откладываю утюжок и целую Даниса в щеку. — Побрейся, — дую губы и наношу консилер.
Кайсаров молчит, но так пристально меня рассматривает, что, кажется, я близка к проколу. Неужели не поверит?
— На ужин поедем, я ей сама напишу, — мило улыбаюсь. Уже челюсть сводит от того, насколько стараюсь лыбиться. — В семь. Ты меня на учебу забросишь?
— Отвезу, да.
Данис тянет ко мне руку, но ему звонят. Я даже вздрагиваю. Руку он тут же отдергивает и выходит из комнаты, отвечая на звонок. Мне это не нравится. Что за тайны?
Хотя у меня самой парочка скелетов в шкафу имеется…
Минут через двадцать садимся в машину. Накидываю на себя ремень и поправляю помаду, промакивая губы бумажным платочком. Отлично. Прячу зеркало и футляр в сумку и хмурю брови.
— Ты так и не побрился, — бурчу, укладывая ладонь Дану на бедро.
— Вечером. Тебя во сколько забрать?
— Ну, если ужин в семь, то часов в пять. Боже, как я жду завтра, — потягиваюсь в кресле, представляя скорое путешествие. — Обожаю Париж.
* * *
— Ну наконец-то, — мама крепко обнимает сначала меня, потом Дана. — Я вас уже заждалась. Раздевайтесь скорее.
— А папа где? — стягиваю пальто и отдаю Дану.
— В пробке. Звонил, сказал, через полчаса будет.
— Ясно. А нас торопила, — закатываю глаза.
Дан вручает маме букет цветов, и она тут же рассыпается в благодарностях.
— Какие красивые. Лидочка, принеси вазу, — кричит домработнице. — Проходите в столовую. Мы камин решили разжечь.
Мама кружит над нами с улыбкой, а я впервые в жизни начинаю по-настоящему на нее злиться. Что за притворство? Неделю назад ты была совершенно другого мнения о моем парне! Лицемерие чистой воды.
— Как учеба? Чемоданы-то уже собрали?
Я молчу и смотрю букой.
Данис за пару секунд соображает, что еще немного — и ужин пойдет по одному месту. Сжимает мою руку и переводит взгляд на маму.
— Все отлично. Чемоданы Катя еще два дня назад собирать начала.
— Узнаю свою дочь, — мама смотрит на меня, как и раньше, с любовью.
Сердце от происходящего начинает разрываться и кровоточить. Ну почему? Почему вы не принимаете мой выбор?!
Вы же меня любите, черт возьми. Разве вам не дорого мое счастье?
— Какую гостиницу выбрали?
Дан рассказывает про гостиницу и авиакомпанию, самолетом которой летим. Мама тут же вспоминает смешные случаи с гастролей, связанные с Францией. Они оба смеются, а я сижу как пластиковая кукла с нарисованной красками улыбкой. Мышцы щек поднывают от натуги.
— А вылет?
— В шесть утра.
Снова прислушиваюсь к диалогу.
— Тогда сегодня недолго сидим, — мама трогает мочку уха и оборачивается на шум.
Это папа приехал.
С папиным появлением атмосфера становится будто еще напряженней. Ужин проходит вялотекуще, вместо чая они с Даном вообще выходят на террасу. О чем-то говорят.
Я поглядываю на них с опаской. Мама тем временем пытается вызнать, что со мной.
Смотрю на нее, и глаза закатываются. Она вот сейчас серьезно?
— Катя, прекращай этот бойкот, — не выдерживает и переходит совсем на другой тон. От улыбки и следа не осталось.
— Разве у нас бойкот? Я просто очень занята. Последняя неделя перед каникулами.
— Катюша, не нужно записывать нас во враги.
— Мам, мы с Даном пожениться решили, — иду ва-банк.
Эмоции на мамином лице говорят за нее. Она в шоке. Нет, в ужасе. Ей эта идея не по вкусу.
— Зачем так торопиться?
Вижу, что она тщательно подбирает слова, чтобы не сорваться.
— Ну вот, именно так я и думала, — качаю головой, — это шутка была, мам, выдыхай. Мы, наверное, поедем, — поднимаюсь и иду на террасу. — Дан, поехали домой, у меня голова разболелась, а завтра еще вставать рано.
Уезжаем мы по итогу в девять.
Когда выхожу на улицу, прямо выдыхаю.
Ночевать едем к Дану. Там все чемоданы, да и выдвигаться в аэропорт лучше вместе.
Посреди ночи просыпаюсь от шума в спальне. Включаю светильник и долго промаргиваюсь, привыкая к свету.
— Ты куда? — наблюдаю за Даном, который бросает на постель свитер и джинсы.
— Нужно отъехать. Это важно. Спи. Встретимся в аэропорту.
— А чемоданы? — прикрываю глаза, засунув руку под подушку и распластавшись на животе.
— Два я себе в
