так старалась, но у меня ничего не получилось. Я слишком переволновалась.
Вместо того, чтобы расслабиться и выставить блок приказу, как он сам же и учил, я поддалась панике.
Паника отравляет. Она парализует работу всего. Мозга, тела. Из-за нее я слишком напряглась и не смогла сопротивляться хоть сколько-нибудь. Настолько она меня захлестнула.
Если я действительно хочу научиться сопротивляться Гласу, я должна быть пустой. Меня не должна подчинять себе ни одна эмоция. Тогда паническая атака пройдет мимо, не затрагивая, чем бы она ни была вызвана. Я должна пребывать в спокойствии и равновесии, вне зависимости от того, что творится вокруг.
Только когда я перестану идти на поводу у эмоций и не позволю им брать над собой вверх, я смогу сопротивляться Гласу. Смогу подойти к защите от него со всей уверенностью и отстраненностью. Смогу мыслить четко, а значит смогу решить что бы то ни было, смогу отразить его и не поддаться.
Осознание этого настигает меня стремительно, в один миг. И едва оно приходит, как я чувствую небывалые облегчение и прилив сил.
С выключенными эмоциями я больше не марионетка в его руках. Пусть попробует. Пусть приказывает что угодно, у меня получится сопротивляться ему.
— Что ж, Ульяна. Раз ты пришла в себя… — произносит Демид, — тогда продолжим. Хочу получить свой трах.
На последнем предложении он снова применяет Глас.
Я резко вскакиваю и не успевает Демид опомниться и помешать мне, как толкаю его на кровать, а сама усаживаюсь на него сверху.
Мои ладони будто сами собой ложатся ему на шею и начинают надавливать на нее.
Как же я ненавижу его.
И меня бесит, что Демид не сопротивляется.
В отличие от меня, которая с ума бы сошла, если бы он совершил подобное, Демид по-прежнему расслаблен и спокоен.
Поскорее заглушаю в себе гнев.
А он тем временем снова использует Глас, приказывая мне спуститься ниже и сделать то, что он приказывал ранее.
— Давай, Ульяна, хватит тянуть. Все равно все твои усилия будут напрасны. И я, пожалуй, отымею тебя не только в рот, но и в другие места. Ставки возросли.
Напрасны? Еще и в другие места?
Возмущение и страх готовы обрушиться на меня лавиной. Норовят захлестнуть, чтобы деактивировать. Собираются забрать всю мою энергию, чтобы я не смогла выставить блока.
Но в этот раз я сдерживаю их твердой невидимой рукой и отшвыриваю подальше от себя.
А потом я концентрирую часть энергии и выставляю невидимую стену между моим сознанием и остальным миром.
Между мной, им и его приказами.
Это не значит, что я погружаюсь в вакуум. Я по-прежнему здесь. Могу видеть и оценивать все, что происходит. Но теперь, когда мои эмоции на нуле, я могу сопротивляться этому.
Даже не так.
Я просто решаю, что все будет происходить так, как хочу я, а не как хочет он. И для этого, оказывается, не нужно особых усилий. Потому что сделать это просто. Чем меньше я возмущаюсь и сопротивляюсь, тем лучше у меня получается игнорировать приказ. Он словно проносится мимо. Потому что я так выбираю.
Я чувствую давление на свою голову, но в то же время вижу, как оно уменьшается. Отскакивает от меня, словно теннисный мячик от стены, стоит лишь отстраненно оттолкнуть его от себя.
И это крутые ощущения.
Улыбка трогает мои губы, но пока я не позволяю себе большего, а вместо этого возвращаюсь к реальности.
— Ты больше не сможешь приказывать мне, ты понял? — цежу я и надавливаю на шею Демида сильнее.
Он снова применяет Глас с тем же приказом, но я не двигаюсь с места.
— Обойдешься, — бросаю ему, следя за тем, чтобы в моем голосе не чувствовалось злости или чего-то личного.
Не позволяю эмоциям снова захлестнуть себя.
Тогда Демид посылает импульс в мой мозг с тем, чтобы я перестала его душить, но я не убираю руки. Смотрю на него, на его беспомощность, пусть даже мнимую, и мои губы расплываются в ухмылке сильнее.
— Ладно, — произносит Демид хрипло.
Хрипло, потому что сейчас ему сложно говорить. Слишком велико мое давление на его шею. Но ничего, она у него крепкая, пусть терпит.
— Если честно, такая поза возбуждает не меньше, — говорит он вдруг.
И, не давая мне опомниться, продолжает.
— Ты сидишь верхом на мне и это в какой-то мере сводит с ума. Немного меньше, чем если бы сверху был я. Но для разнообразия…
Его ладони ныряют под юбку, которая успела задраться, и ложатся на мои бедра. И тут же начинают скользить по ним вверх, дойдя до моей пятой точки так быстро, что я не успеваю перевести дух.
И это при том, что я практически перекрыла ему кислород.
— Поцелуй меня, — просит Демид, поглаживая мои ягодицы, и в первый момент я тянусь к нему, потому что отвлекаюсь на ощущение его рук на моем теле и не успеваю выставить блок. Но тут же сбрасываю напряжение и отталкиваю от себя приказ.
— Не рассчитывай на это.
— Тогда ты права, смерть будет предпочтительнее.
Я тут же перестаю его душить и теперь опираюсь ладонями о его грудь. Чувствую, как она часто вздымается под моими руками, вбирая в себя воздух, доступ к которому я перекрывала все это время.
За борьбой с непристойными приказами, поглощенная осознанием, что могу теперь сопротивляться Гласу, я не сообразила сразу, как мы выглядим сейчас со стороны. Но он прав. Я оседлала его, плотно прижавшись к его торсу и склонилась над ним.
Это выглядит более, чем двусмысленно.
Я пытаюсь приподняться и слезть с него, но его ладони не дают мне этого сделать.
— Прекрати меня удерживать, — говорю я и снова отталкиваюсь от него.
На этот раз он отпускает, но едва лишь я немного расслабляюсь и начинаю слезать, как он резко садится, одновременно с этим толкая меня в спину, а потом вдавливает своим телом в кровать. Нависает надо мной, как тогда, когда он… Я не хочу вспоминать об этом.
Мой пульс мгновенно учащается, а во рту пересыхает.
Но новая я, та часть сознания, которая пробудилась во мне, уже начеку.
— Сейчас я поцелую тебя, и ты не станешь сопротивляться, — говорит Демид Гласом, при этом все же чуть отстраняясь, давая мне продохнуть.
Не потому что хочет дать мне свободу.
Наверное, чтобы получше рассмотреть на моем лице выражение покорности и готовности ему подчиниться. Его ведь заводят мои эмоции. Чертов извращенец.
Он тянется ко мне, а я сгибаю колено и со всей силы
