идти, а тебе нужно собрать Эллиот в школу, а себя на работу.
— Кто теперь командует? — Он встает и помогает мне подняться на ноги.
Мы возвращаемся в его спальню, где простыни в беспорядке. Я улыбаюсь, думая о том, как он обнимал меня всю ночь. Хватаю свою одежду и тянусь к подолу одолженной футболки только для того, чтобы он схватил меня за руки и остановил.
— Оставь её себе, — говорит он.
— Ты хочешь, чтобы я оставила твою футболку?
— Да. — Он отпускает меня и отступает назад, его взгляд скользит по мне от шеи до лодыжек. — Мне нравится знать, что ты заберешь частичку меня домой. Знаю, это звучит примитивно, но поскольку мы не можем заниматься сексом, и я не получаю удовлетворения от осознания того, что ты уходишь от меня с частью меня, с болезненностью в определенных частях от меня, мне нравится знать, что таким образом ты носишь частичку меня.
Я сжимаю ноги вместе и прерывисто втягиваю воздух.
— Продолжай так говорить, и я повалю тебя на кровать и сделаю с тобой все, что захочу.
Он стонет и, не сводя с меня глаз, поправляет свой член в джинсах.
— Как долго мне придется жить, не видя тебя?
— Я сегодня не работаю, но…
— Могу я пригласить тебя на ланч?
— Я никогда не была на свидании за ланчем.
— Это означает «да»?
— Да.
С охапкой вчерашней одежды я совершаю позорную прогулку от дома пастора Бена, но не чувствую ни капли стыда, только волнение оттого, что скоро снова вижу его.
ГЛАВА 23
БЕН
Я остался один на кладбище души,
Без надежды на будущее, но она нашла меня.
Я толкался, боролся, брыкался и кричал.
Так и не найдя освобождения.
А она рвалась сквозь тьму и искала, пока не нашла меня.
Ее тело залечивает мои болезненные раны.
Ее губы сокрушают надгробие моей души.
Изящные руки извлекают удовольствие из моей плоти.
Ее огонь разгорается в моей груди.
Моя любовь к ней всегда будет на первом месте.
Мне следовало бы заняться благотворительными пожертвованиями церкви, но я не могу перестать думать о песне, которая пришла мне в голову сегодня утром. С Эшли в руках я проснулся, практически напевая припев, и в ту секунду, когда сыграл его на своей гитаре, слова полились из какого-то неиспользованного источника в моем сознании.
Я смотрю на текст песни, понимая, что слова отражают то чувство, с которым я боролся последние несколько дней.
Моя любовь к ней.
К Эшли.
Черт. Я так сильно влюбился в нее, что возврата нет.
Я набрасываю следующие несколько строк текста, не уверенный, принадлежат ли они этой песне или другой, но чем больше я думаю об Эшли, тем больше слов выливается на страницу.
Мой телефон жужжит, и я смотрю на него, прежде чем вспоминаю, что я на работе, а не один в какой-то пещере, где могу самозабвенно сочинять песни.
Я нажал кнопку внутренней связи.
— Привет, Донна.
— Бен, тебе звонит мистер Гантри.
— Соедини его.
— Я сбегаю в магазин канцелярских товаров за кое-какими мелочами, а потом пообедаю. Если только ты не хочешь, чтобы я осталась для моральной поддержки.
— Нет, уверен, что это просто обновление. Если бы у них был вердикт, они бы явились лично.
— Вернусь через час.
Я закрываю свой блокнот и убираю его в верхний ящик своего стола, как будто каким-то образом НОЭЕ может увидеть его через телефон. Я благодарю Донну, затем беру трубку и нажимаю на мигающий индикатор.
— Это Бен Лэнгли.
— Пастор Лэнгли, как поживаете?
— Хорошо. — Я откидываюсь на спинку офисного кресла, чувствуя укол раздражения от того, что он вообще спросил, учитывая расследование. — Чем я могу вам помочь, мистер Гантри?
— Я хотел сообщить вам, что вердикт по жалобам на вас почти вынесен. Мы ждем еще нескольких человек для перепроверки, и как только придем к окончательному вердикту, я назначу вам встречу, чтобы мы могли обсудить.
— Обсудить что? Меня либо признают виновным и попросят уйти в отставку, либо признают невиновным и разрешат продолжить мое пасторство. Что еще здесь можно обсуждать?
— Есть и другие варианты, в зависимости от вердикта.
— Например, что?
— Вас могут просто понизить в должности. Возможно, мы сможем перевести вас в другую церковь, если вы подпишете письменное соглашение о воздержании от общения с Джесси Ли.
— Вы хотите сказать, что, если я соглашусь не общаться со своим братом?
— С профессиональной точки зрения, да. Хотя я тоже не понимаю, почему вы хотели бы участвовать лично.
— У вас есть брат, мистер Гантри?
— Нет, но у меня есть две сестры.
— И вы бы так легко отвернулись от них, если бы это означало продолжение карьеры?
Кажется, он обдумывает это с минуту.
— Если бы то, что они делали, было неправильным и аморальным, да.
— Представьте, насколько отличались бы Евангелия, если бы Иисус не проводил свое время с людьми, которых считали «неправильными и аморальными».
— Мы здесь не для того, чтобы переписывать правила христианства, пастор. Мы здесь только для того, чтобы обеспечить их соблюдение.
— Может быть, в этом и проблема. Когда вы в последний раз читали Библию? — спрашиваю я. — Служение Иисуса шло вразрез с законом и предписаниями религиозных лидеров того времени.
Именно тогда появляется мой старый знакомый друг — сомнение, и я начинаю задаваться вопросом, почему посвятил большую часть своей жизни церковной системе, которая часто может быть коррумпированной и небиблейской.
— Я не призывал к теологическим дебатам, позвонил только чтобы сообщить вам, что я свяжусь с вами, как только мы получим известие.
— Отлично, — говорю я, и это единственное слово наполнено раздражением.
Мы вешаем трубку, и я достаю свой блокнот.
Перепишите историю по своим правилам.
Уничтожьте свободу сломанным инструментом.
Сокрушите любовь жадностью и ненавистью.
Разбитые сердца лежат на вашем пути.
Тоска разделяет людей.
Духовный геноцид…
— Есть ли шанс, что я смогу попасть на частную встречу с пастором?
Я ухмыляюсь в свой блокнот и поднимаю глаза, чтобы увидеть Эшли, прислонившуюся к двери моего кабинета, выглядящую как всегда прекрасно. Оставляю ручку на страницах и закрываю блокнот, затем откидываюсь назад, чтобы рассмотреть ее.
— Думаю, что смогу его уговорить.
— Донны здесь нет.
— Я знаю.
Она с важным видом входит внутрь, двигаясь как кошка.
— Ты это спланировал?
— Нет. Просто удача. — Я киваю в сторону двери. — Закрой дверь и иди сюда.
Она прикусывает губу и улыбается, затем закрывает дверь и смотрит.
— На этой штуке нет замка.
— Знаю, так что иди сюда быстрее,
