случилось, то смогу убедить себя, что ничего не было. Но оно было, по-настоящему. Я не могу больше отрицать. Все мои попытки изменить реальность провалились.
Итак, пора применить реверсивную психологию.
Раскрыть секреты и ложь.
Я должна овладеть ими, прежде чем смогу принять их.
Я хочу этого, потому что отчаянно желаю жить дальше, верить, что у меня есть будущее. Я откашливаюсь, облачая свое сердце в несколько невидимых слоев стальных доспехов.
– Мне было тринадцать, когда мой брат впервые забрался в мою постель посреди ночи. – Мой голос звучит пугающе спокойно, это как затишье перед бурей.
Брэд опускается рядом со мной, его руки сжимаются вокруг моей талии.
– Сколько было ему? – спрашивает он сквозь стиснутые зубы.
Его прикосновения и запах дают мне силы продолжать.
– Пятнадцать… – Я облизываю губы, во рту кислый привкус. – Он поцеловал меня, а когда я попыталась отстраниться, велел не бояться своих чувств. Будто это нормально – хотеть поцеловать его и прикоснуться к нему. – Я смотрю в глаза Брэда, в них ужас. – Когда я сказала ему, что не чувствую ничего подобного, он взбесился. Он сжал мои запястья и сказал, чтобы я перестала врать, что он видел, как я смотрю так, будто хочу его.
Еще одна слезинка катится из уголка моего глаза, но я торопливо смахиваю ее. Слишком много слез я пролила из-за этого монстра.
– Я никогда не смотрела на него так. Он мой брат, а я тогда понятия не имела ни о сексе, ни о мальчиках. Я ничего не знала, но мне было страшно. У него всегда был ужасный характер, он несколько раз бил меня. Родители не поверили, когда я рассказала им правду. Для них Алек был золотым ребенком. Единственный, кто никогда не доставлял им проблем. Я постоянно попадала в неприятности в школе из-за того, что болтала и грубила учителям. У Алека были хорошие оценки и блестящие отзывы от учителей. Он играл в футбол, гэльский футбол, хоккей на траве, а когда пошел в среднюю школу – стал старостой класса и входил в дискуссионный клуб. Все его любили. – Меня немного заносит, но трудно передать все те муки, которые я перенесла от рук моего брата. Никогда раньше я не произносила вслух ничего подобного.
– Готов поспорить, что тебя тоже все любили. Невозможно не любить. – Его голос нежный и успокаивающий, и я знаю, что он пытается снять мое напряжение, но невозможно смягчить это извращенное дерьмо.
Я подавляю панику и страх. Это нормально – рассказать о случившемся сейчас. Брэд понимает. Он может не знать деталей, но понимает. Есть своего рода прелесть, когда очищаешь свою голову от мучительных воспоминаний, которые годами пыталась запрятать поглубже.
– В ту ночь он всего лишь поцеловал меня, но на следующую ночь снова проскользнул в комнату и прикоснулся ко мне там. Я понятия не имела, что происходит, за исключением того, что понимала: это нечто неправильное. Я чувствовала себя грязной. Я не могла перестать плакать, но он осушал мои слезы поцелуями. Говорил мне, что все будет хорошо.
Брэд запускает пальцы в мои волосы, целуя меня в висок, и я готова спорить, что ему понадобилась вся его сила воли, чтобы быть нежным после таких откровений.
– Мне очень жаль, Рэйчел.
– Вскоре он начал пробираться ко мне в комнату минимум несколько ночей в неделю, и ситуация развивалась стремительно. Он заставил меня прикоснуться к нему, а его руки были на мне, внутри меня. – От сильного стыда и отвращения я вздрагиваю. – Я ненавидела это все, – шепчу я. – Я ненавидела, когда его руки задерживались в тех местах, где им быть не следовало. Я ненавидела те чувства, которые он пробуждал во мне. Я умоляла его перестать, но он не слушал. Если я спорила или пыталась оттолкнуть его, он прижимал меня своим весом и все равно брал свое. Казалось, мои слезы только больше возбуждали его.
– Почему ты никому не сказала?
– Я боялась рассказывать родителям. Боялась, что они не поверят мне. В конце концов, это я была сложным ребенком. Я подумывала рассказать подругам, но у Фэй было полно своих проблем, а Джилл слишком невинна. – Я отворачиваюсь, закусив губу так сильно, что идет кровь. – Я думала, что сама виновата. Что я как-то не так повела себя. И мне было стыдно. Я не хотела, чтобы кто-то знал, что происходило в моей спальне по ночам.
– Он… – Брэд замолкает, его челюсть двигается. Он откашливается. – Он…
Я цепляюсь за его руки.
– Он изнасиловал меня после того, как у меня начались первые месячные. Как будто ждал, пока я официально стану женщиной, тогда он ворвался внутрь меня. Мне было четырнадцать, а он не был нежным. Я все время плакала, а он зажимал мне рот рукой, чтобы заглушить мои рыдания.
Брэд утыкается головой в мое плечо, и все его тело содрогается. Меня пронзает боль. Так трудно переживать это заново. Особенно после того, как я много лет пыталась забыть. Но я обманывала себя, думая, что у меня получается. Попытка задвинуть боль и обиду подальше, очевидно, не излечила.
Только временно заклеила трещинки. Но теперь все разрушено, и я истекаю кровью изнутри. Как будто мое сердце месили мотыгой, и кровь льется из бесчисленного множества открытых ран. Громкое рыдание рвется наружу, а моя грудь разрывается от боли.
Брэд поднимает голову, его глаза полны слез.
– Боже мой, Рэйчел. Поверить не могу, через что тебе пришлось пройти. Я… – он смахивает слезы, – не могу поверить, что он сделал с тобой это. Ты его сестра, он должен был защищать тебя от монстров, а не превращаться в одного из них. – Он качает головой. – Не понимаю, как твои родители ничего не замечали?
– Алек действовал умно, а мои родители безоговорочно доверяли ему. Он дожидался, пока родители уснут, прежде чем идти в мою комнату. Ночи, когда мои родители уходили и оставляли его присматривать за мной, были худшими. Я помню, как умоляла их нанять няню, но они всегда отмахивались от моих опасений, настаивая на том, что Алек достаточно взрослый и достаточно ответственный, чтобы оставаться за главного. Он залезал ко мне в трусики еще до того, как машина