больше лимитов. Ты ведь хотела всё быстро закончить. А потом посмотрим, что будет.
– Посмотрим?
Саиду надоело, что я постоянно прикрываюсь шахматами? Но так намного проще. Чем признаваться в собственной слабости. Что я окончательно потеряла рассудок.
Молча жду, когда принесут доску, поставят рядом с кровати. Не поднимаю взгляду, кажется, что каждый прочитает всё, что на душе. Насколько я этим недовольно.
Но Хаджиев решил…
И ладно.
Делаю ход, не думая. Я бы с большим удовольствием сейчас завалилась спать. Во мне всё борется. Разум и сердце, не могут определиться. Я могу выиграть и остаться!
И как признаться в том, что Саид прав.
Тогда проиграть. Когда мужчина забирает мои фигуры, я даже не расстраиваюсь. Специально подставляю всё так, чтобы разрушить собственную оборону.
Но если не получится? Если…
Вздыхаю, недовольно поджимаю губы. Злюсь на Хаджиева потому, что он так глупо подставил свою ладью. Я заберу, а там потом и коня и… А если не заберу – то он сразу всё поймёт.
Я хочу проиграть!
Но собираюсь сделать это с достоинством.
– Слабо, пташка. Ты устала? – усмехается легко, прижимает ладонь к боку. – А то не справляешься.
– Ты тоже. Может, завтра…
– Нет. Сегодня всё закончим, Ника. Без вариантов.
Сдуваю короткие пряди с лица, недовольно вздыхаю. Саид настолько занят другими мыслями, что сам не следит за игрой. Подставляется! Раз за разом. И это выводит меня из себя.
Гад!
Он… Почему он хоть раз не может что-то сделать так, как мне нужно? Каждый раз, я что-то решает, а Хаджиев это разрушает. Заставляет признаваться в собственной слабости.
Саид сегодня вырвал признание из груди, что я не могу без него. Что он нужен мне, пусть разговор был только о постели. Но ведь я понимаю, что дело не только в этом.
А теперь подбивает, чтобы я открыто сказала, что хочу остаться.
Двигаю короля так, чтобы в два хода его потерять. Саиду даже делать ничего не нужно, просто забирать фигуры, которые так и просятся. А он забирает не ту!
– Что не так, пташка? – спрашивает, когда я едва не сношу доску. – Ты, кажется, выигрываешь. А нервничаешь так.
– А ты проигрываешь! Да с такой игрой невозможно короля отдать. А ты…
– Не понял, Ника. Ты подставиться пытаешься?
– Да! Но видимо переоценила твои способности и…
Вскрикиваю, когда Саид опрокидывает меня на спину. Шахматная доска с грохотом падает на пол, фигурки разлетаются. А я оказываюсь придавленной мужчиной, которой довольно улыбается.
Тянет воротник моего свитера, ведёт пальцами по шее. Надавливает на подбородок, пытается словить мой взгляд. И тянется за поцелуем, а я пытаюсь увернуться.
– Нет, - упираюсь ладонями, отталкиваю. – Пусти. Я сейчас закончу и выиграю. И…
– Пташка, что за психи?
– Не знаю.
Просто день был ужасно сложным. Меня всю трясёт, а слёзы льются градом. Обнимаю мужчину за шею, не отпускаю от себя. Дрожью бьет от того, как он зажимает мои ноги своими коленями. Сдерживает, обхватом зажимает.
Так, чтобы я никуда деться не могла.
– Я не знаю, - повторяю, стараясь отогнать истерику. – Я испугалась. И я злюсь. И…
– И хочешь со мной остаться. Сама.
– А ты… Ты, Хаджиев, мудак. Разве так сложно было выиграть? – меня несёт, слова срываются с языка сами. Душа нараспашку, смотри, Саид. Наслаждайся. – Или… Или тебе больше это не интересно?
– Херню не неси.
– Тогда почему ты… Если ты наигрался, то сказал бы и всё. А не… Саид!
Возмущаюсь, потому что мужчина тянет мой свитер. Раздевает, отбрасывает подальше. Губами припадает к моей груди, выбивая все претензии. Мужчина сжимает сосок сквозь ткань, кусает.
И я не помню, что мне было не так.
– Похоже, пташка, что я наигрался? – толкается в меня бедрами, упирается стояком. – Похоже на то, Ника?
– Нет.
– Так какого черта ты мне предъявы кидаешь? Так сложно признаться, что уходить не хочешь? – вроде и злой, но улыбка широкая. Как у мартовского кота, который вышел на охоту. – Хочешь ведь? Скажи это, пташка. Признайся мне. Ты ведь хотела проиграть. Сделай это честно.
– Я не… Не хочу.
– Что? – медленно расстёгивает молнию моих джинсов, запускает пальцы под них. – Что не хочешь?
– Бегать больше не хочу. С тобой… хочу.
– Вот и отлично, - целует выемку на груди, спускается поцелуями ниже. Проводит языком по подрагивающему животу, заставляя со свистом втянуть воздух. – Теперь ты от меня никуда не денешься, пташка. Я давал шанс, но ты не воспользовалась. Всегда моей будешь.
– Почему?
Я хочу это услышать.
Признание за признание.
Мне важно знать, что это не просто похоть. Не его желание, потому что раззадорила. Я нуждаюсь в этих словах, пусть Саид закрытый и не говорит о чувствах.
Но пусть…
Пожалуйста.
– Я не говорю о таком, Ника.
– Но ты…
– Что?
– Ты любишь меня?
Выдыхаю вопрос, а всё внутри сжимается в ожидании.
– У меня других вариантов никогда и не было, пташка. У тебя тоже, - припечатывает, раздевая меня. Освобождает от одежды и внутренних оков. – Моя.
– Я…
– Моя, - давит пальцами на лоно, заставляя захлёбываться стонами. Наслаждением, которое пожаром разгорается. – Скажи это.
– Твоя, Саид, твоя.
– Саид, я опаздываю!
Ника бесцеремонно скидывает мою ладонь, отскакивает. Крутится ужом, пытается найти одежду в шкафу. Осмелела, пташка, за несколько лет. Научилась «нет» говориться.
Если бы я её слушал.
– Хаджиев, где… Где моя одежда?
Молчу, зажигая самокрутку. Дым обволакивает легкие, пока пташка суетится и ругается. Нигяр, не смотра на возраст, быстро всё прибрала. Оставила только одно платье, которое Ника сжимает в руках.
– Что это?
– Платье.
– Белое платье, которое мне нужно надеть на турнир? – вдыхает, сильнее запахивает халат. – Ты же знаешь, что я сегодня занята.
– Знаю. Но поедешь в этом.
– Ты… Я… Хм.
Не находит слов, дергает уголком губ, сдерживая злость в себя. Ника все ещё не умеет выражать всё, что думает. Обрывается и молчит, но потом кроет всеми претензиями. Копит их.
И меня это устраивает.
Куда проще разобраться с одной истерикой, чем каждый день понемногу выслушивать. Тем более, что иногда на это совсем нет времени. Бизнес расширяется, времени всё меньше.
–
