— Э-ээ… Можно тебя на пару слов?
Буквально вытолкнув его обратно в подъезд, закрыла за собой дверь, прижала ладони к пылающим щекам. Но тут же поняв, как предательски дрожат руки, сцепила их на груди.
— Ром, ты извини, но… Понимаешь… Понимаешь, мы… Ну то есть, нам с тобой…
Я всё мямлила, пытаясь подобрать слова, а он вдруг нервно рассмеялся.
— Это он, да? Он? — Его щёки пошли возмущёнными пятнами, некрасивой ниткой искривился рот. — Заявился всё-таки?
И всё вдруг стало так очевидно! Это не мой мужчина, смешно было даже думать об этом. Не зажигает, не тянет, не отзывается в сердце. И даже наоборот, сковывает явным ожиданием взаимности. Взаимности, которой нет и быть не может. А страх сказать ему это прямо… это же просто жалость. Жалость и банальное опасение упустить синицу в руках.
— Да, он, — соврала, не моргнув и глазом, но чувствуя вдруг, как легко стало плечам, словно с них свалилась гора! — Вернулся, раскаялся.
— И ты ему веришь? После того как он с самого начала тебя бросил? То есть, всё это время ему не нужна была ни ты, ни ребёнок, а теперь… — Возмущённо взмахнул руками. — Очнись, Слав!
— Да, я ему верю. И, Ром… не приходи больше, пожалуйста. У нас всё равно ничего не получится. Извини…
Сергей обнаружился уже в комнате — со своим неизменно аристократичным видом сидел в кресле и сиротливо пялился в неработающий телек. Я упёрла руки в бока, рассматривая его холёную наглую морду. Как же всё внутри ликовало! Возбуждённый мандраж пробирал аж до костей! Да что там, я едва держалась, чтобы не кинуться этому гадкому мажору на шею!
Малыш, почуяв гормональный вброс, беспокойно толкнулся под ребро, и я выдохнула, напустила на себя небрежной строгости.
— Так, ладно… Ну и где он сам?
Сергей сокрушённо вздохнул:
— Я не знаю, Слав. Клянусь, не знаю! Я вообще пришёл просто проведать как ты.
— Просто? — Ага! Ищи дуру! Так я и поверила! — Ну-ну. А с чего вдруг? Больше полгода ни слуху ни духу, и тут на тебе! Рак на горе свистнул? Или жареный петух клюнул?
Сергей озадаченно, словно не понимая, что отвечать, молчал. Ну точно Гордеев прислал. И меня вдруг осенило! Ну конечно, таких случайных совпадений просто не бывает! Притащила из кухни стакан с вырезанной из меня штуковиной, торжествующе сунула Серёге под нос:
— Не это потеряли, случайно?
Он ещё немного помялся… И во всём признался. Что Игната в последний раз видел ещё тогда, на квартире, когда они с ним едва не подрались. Что и самого его ещё в январе перевели вдруг в «спящий режим», то есть, как бы в запас — жить обычной гражданской жизнью, но быть готовым в любой момент вернуться в строй. И ждать такого момента можно годами и даже десятилетиями — обычные агентурные штучки, тут уж ничего не попишешь.
Однако в первых числах марта с ним на связь неожиданно вышел человек с поручением «приглядывать за объектом» На глаза не показываться, а в дела вмешиваться только в одном случае: если объекту угрожает реальная опасность.
— Ты по больницам последние дни моталась, — пояснил он, — я навёл справки, мне сказали, операция по удалению опухоли была. Я подумал, вдруг что-то серьёзное? Может, реально помочь надо? И всё. Никто меня приезжать не просил. Наоборот, я как бы даже нарушил.
Я смотрела на него, и не могла понять, что чувствую — такая жуткая это была смесь остатков дикой радости, недоверия и разочарования.
— А это тогда что? — заторможенно подняла стакан. — Это Игнат в меня вставил, больше некому!
— Я точно не знаю, что это, Слав. Возможно что-то вроде маячка. Но в любом случае, я не думаю, что его обнаружение было запланировано. Поэтому будет лучше, если я его заберу.
— Ну уж нет! Не отдам! Игнат ставил, вот пусть он за ним и приходит!
— Это может быть опасно для тебя, Слав. Я имею в виду, что угрозой раскрытия технологий занимается другой отдел, и у них там свои предписания. Лучше не рисковать, серьёзно. За то время, что я за тобой приглядываю, тобой ни одна собака не заинтересовалась, вот пусть так и остаётся.
Прозвучало двояко, мы оба это поняли, а Серёга даже смутился:
— Ну то есть, не в смысле личной жизни не заинтересовался, а так, вообще. Никто от криминала.
— Угу. И от конторы вашей тоже, да?
— Да. — Непреклонный, как партизан. Но не может такого быть, что он тут случайно! Не может!
Присела перед ним на корточки, умоляюще схватила за руку.
— Серёж, пожалуйста, ну скажи правду… Это ОН тебя прислал? — Горло перехватило. — Ну пожалуйста… Просто скажи! Я буду молчать. Я… Да я вообще буду делать вид, что тебя тут и не было, и хрень эту тебе отдам… На, бери! — сунула ему стакан, сжала пальцы на его кисти. — Он? ОН, Серёж?
Коломоец помолчал, глядя строго в стакан, словно опасаясь поднимать на меня взгляд… И всё-таки поднял.
— Нет, Слав. Правда, нет. Я не видел его с того раза прошлой осенью, а с января не видел и никого из наших. И даже когда получил задание приглядывать за объектом и думать не думал, что им окажешься ты.
Долго смотрели друг другу в глаза, и я чувствовала, как темнеет в моих. Нет, ну что за бред… Не может так быть. Не должно так! Я же знаю, я же чувствовала, что он где-то рядом, я же взгляд его чувствовала… Ну нет, нет, нет!
Вскочила с корточек. В пояснице резкой болью отозвался шов — совсем про него забыла, да ну и к чёрту его! Лишь машинально приложила к повязке руку и, морщась, попятилась. В груди разверзалась такая пропасть отрицания, что никакая физическая боль не сравнится.
— Ты врёшь. Врёшь! И ты, и он, и все вы… Вы… Вы все…
Видимо было в моём лице что-то такое, что Сергей начал привставать.
— Ну и не надо! Ну и к чёрту вас всех! Иди, и скажи ему… Скажи ему… — задохнулась от внезапно прорвавшего рыдания. — Оставьте меня все! Оставьте и…
Всё поплыло перед глазами. Я попыталась удержаться за стену, словно в тумане удивляясь, что моя ладонь оставила на ней кровавый след, и…
Следующий раз очнулась на руках бегущего вниз по подъездной лестнице Сергея. Его лицо тоже было измазано в крови.
— Что случилось…
— Всё будет нормально, ты главное не волнуйся, Слав! Сейчас в два счёта до больницы, а там… — Увещевал он, но в глазах было столько тревоги, что я только ещё больше испугалась… И снова вырубилась.
Очнулась, правда, почти сразу. И уже на заднем сиденье в его машине, убедилась, что это не кровотечение. Ну то есть, оно, конечно, но не то. Просто разошёлся и нещадно кровил шов, а вот по-женски всё было нормально, о чём я и сообщила Коломойцу. А он… запрокинул голову и завыл по-волчьи от облегчения. И мне вдруг тоже стало легче. Я даже улыбнулась. Коломоец, это конечно не Игнат… но и я больше не одна.
Глава 37.2
С тех пор он стал «приглядывать за объектом» в открытую. Ну а чего теперь-то. Тем более, что и на горизонте так и не возник никто, кто мог бы погрозить ему пальцем за нарушение инструкций. Словно никого и не было. Вообще.
А ведь я ждала. Я всё равно ждала, с каждым днём всё больше теряя терпение и всё сильнее загоняя себя в тоску. Выносила Серёге мозг: то допросами с пристрастием, в который раз пытаясь уличить его во лжи, то полным игнором, сутками, не подходя к телефону и не открывая дверь. А то неожиданными шуточками, вроде:
— Передай Гордееву, что если он, гад, не появится, то я, назло ему, выйду замуж за Ромку! И ребёнка на него запишу! И отчество с фамилией чужие дам, и будет он отцом чужого дядьку называть! Ну чего ты смотришь на меня, как на икону? Эй, аллё, Серёж, ты меня вообще слышишь? Передай своему Гордееву, что последний шанс у него…
Сергей отводил взгляд и растерянно улыбался. Ему вообще доставалось от меня в ту пору. Весь мой нерастраченный беременный психоз, всё личное отчаяние и боль — всё сыпалось на его голову. Не говоря уж о переклейке обоев и хождений по магазинам в поиске очередной едва ли не оптовой партии самых лучших ползунков и распашонок. Кроватки-коляски, соски-бутылочки. И в промежутках между этим — Гордеев. И опять Гордеев. И снова он, гад… А Сергей лишь вздыхал и терпел.