Ох! Твою ж…
Облизнув пересохшие от волнения губы, я прячу руки под столом, чтобы незаметно вытереть влажные ладони о бедра.
Я не могу потерять эту работу. Два увольнения подряд из престижных фирм поставят крест на моей карьере… А я не допущу этого!
— Послушайте, я знаю, как все это выглядит, — замолкаю, на мгновение опустив взгляд. — Но все не так, как вам могло показаться.
Хмыкнув, Гапонов чинно жестикулирует рукой.
— Просветите меня, — с насмешкой.
— Я на допросе? — Начинаю терять терпение от некомфортной атмосферы, но, напомнив себе, что я не в том положении, смягчаю тон: — Он просто сел в мое такси… довез меня до дома и уехал… — Истерическая смешинка обрывает мою речь, когда я вспоминаю подробности того вечера, которые уж точно не собираюсь обсуждать с кем-либо. Выдохнув, опускаю голову, чтобы дать себе минуту, прежде чем снова столкнуться с холодным взглядом начальника: — Все действительно выглядит нелепо, знаю. Что бы я ни сказала, будет звучать до абсурда глупо! Но поверьте! Я не сделала ничего плохого! Я знаю, что такое конфиденциальность, и никогда не была замечена в подобных интрижках! Я ценю и уважаю себя и то место, где работаю! И я никогда не вынесу то, что происходит в стенах вашей фирмы! Я прекрасно умею разделять личную жизнь и работу. Если вы переживаете, что я могу распространить какую-то информацию…
Обманчиво обворожительная улыбка кривит его губы, а к моему горлу подкрадывается напряжение, а вместе с ним и страх. Затаив дыхание, я жду, что последует за этой улыбкой.
— Алевтина, я не боюсь этого, потому что с сегодняшнего дня вы здесь больше не работаете. — Распахиваю рот, ощущая, как сердце болезненно сжимается. — Моя фирма успешна по причине того, что я не приемлю вторые шансы. Свой вы использовали слишком бездумно.
Растерянно моргаю.
— Я не…
— Такое поведение неприемлемо. И не подлежит дальнейшему обсуждению. Или вам нужно более наглядное разъяснение?
— Нет…
— Вы задели не ту ниточку, Алевтина. Игры со мной вам не по зубам, милая. Если для вас грязные интрижки в архивах важнее карьеры, вам стоит вернуться обратно…
Подпрыгиваю на месте оттого, что звонкая трель мобильного телефона обрывает пламенную речь Гапонова, а также мои попытки зацепиться за смысл сказанного. А то, как вспыхивает его и без того недовольный взгляд, окончательно лишает меня возможности додумать, откуда Гапонову известны такие грязные подробности. С каждой секундой мне становится все больше и больше не по себе, наверное, поэтому моя реакция немного заторможена, когда я наконец пытаюсь сбросить звонок, а после включить беззвучный режим.
Закончив, неловко прячу телефон в карман пиджака, тяжело сглатываю и снова смотрю на Гапонова. Его губы плотно сжаты, а светящиеся злостью глаза буквально пригвождают меня к стулу. Так неуютно, что хочется уменьшиться до зернышка и исчезнуть под его ботинком. Такое ощущение, что в данный момент там будет комфортней, чем у него на виду.
Нервно сглатываю, но легче не становится, поэтому, когда я говорю, мой голос напоминает скрипучий шепот:
— Простите, я…
— Вы свободны, — резко. — Ваши документы уже готовы. А теперь перестаньте тратить мое время впустую.
Нет, нет, нет…
Бред какой-то. Я не сделала ничего плохого! Он не может уволить меня…
Вот только он уже это сделал. И каким-то образом теперь я должна взять себя в руки.
— Нам больше не о чем разговаривать, — небрежно поторапливает он меня. — Покиньте мой кабинет.
Незаметно сжимаю под столом подрагивающие коленки. Боюсь, если встану прямо сейчас, тут же рухну. Мозг все еще отказывается воспринимать услышанное. Но то, как Гапонов продолжает уничтожать меня одним только взглядом, вынуждает все же принять чудовищную действительность. Я уволена. Моя карьера рушится прямо у меня на глазах. И любая попытка спасти себя оборачивается лишь крахом.
Несуществующий кадык в моем горле дергается. Кажется, еще немного — и Гапонов задушит меня, даже не прикоснувшись.
Я трачу все усилия, чтобы слезы, которые скребутся в моем горле, там и остались.
Я не заплачу. По крайней мере, не сейчас.
Натянув пластмассовую улыбку, я киваю и поднимаюсь, чувствуя волну тошноты, подкатывающую к дрожащему горлу.
Эмоции. Мне никогда не удавалось с ними справляться.
Чудовищность ситуации состоит в том, что я действительно не сделала ничего плохого. И, возможно, если бы мне предоставили шанс объясниться, все бы смотрелось не так, как Гапонов себе нафантазировал. Но в одном он прав. Ведь в сложившейся ситуации моя связь с Айдаровым выглядит достаточно провокационно. И я должна была это понимать, когда согласилась поехать с ним в одной машине.
Вот только, если бы Айдаров не поехал со мной, меня бы ожидали куда более страшные последствия.
Господи…
Ну вот что я опять сделала в этой жизни не так?
В той же прострации, в которой вышла из кабинета начальника, я плетусь к лифту. Забрать свои вещи? Не сегодня. А может, даже никогда…
Нажав кнопку вызова, в полнейшем отчаянии опираюсь лбом о стену и прикрываю глаза. Голова идет кругом, и я не могу понять, что мне делать дальше.
Снова тупик.
Я дрожу от ярости и обиды. На кого? Да на саму себя…
А потом в голове эхом гремят слова Айдарова.
Завтра же.
Ты уволишься завтра же.
Винтики в моей голове начинают крутиться с бешеной скоростью, и мне не остановить их. Тут же я вспоминаю, как Айдаров отговаривал меня устраиваться в фирму Гапонова. И как вчера требовал, чтобы я ушла от него. Трахал и требовал… будто имел на это право.
Но я сама позволяла ему. И в какой-то степени в груди даже трепещет что-то теплое от осознания, что я не безразлична Айдарову. Однако я торможу свои розовые фантазии, напоминая об истинном лице Хакима. И, скорее всего, за всем этим скрываются лишь эгоистичные желания: не досталась мне — не достанешься никому.
Что, если… Что, если он на самом деле что-то прислал Гапонову? Фото? Видеозапись моей сонной задницы в его постели? Да что угодно… вчера было предостаточно поводов использовать мой затуманенный желанием мозг. Я ведь и подумать не могла… нет, точнее, я просто не подумала.
Чувствую себя полной дурой.
Но если это и правда дело рук Айдарова, клянусь, я возненавижу его. И никакое прошлое этого не изменит. Потому что я хочу жить. И больше не позволю губить себя за то, чего никогда и никому не исправить. Я и без того сполна получила свое наказание. Хватит.
Телефон в кармане вновь оживает вибрацией, и я нехотя достаю его. Нехотя, потому что отвечать не собираюсь. Но, когда вижу, что высвечивается на экране, немного меняю свои планы.
Это из клиники.
Черт. Я совсем забыла.
Снимаю трубку и подношу к уху:
— Алевтина Александровна, добрый день, вы подтверждаете вашу запись на сегодня?
— Добрый день. — Прикрываю глаза и тру пальцами лоб. — А перенести нельзя?
— К сожалению, все расписано на несколько месяцев вперед.
Глупый вопрос. Дубровина всегда нарасхват, лучше гинеколога я еще не встречала. Поэтому после каждого планового осмотра я и записываюсь на следующий прием. А учитывая последние события, мне не стоит пренебрегать визитом к гинекологу.
— Единственное, могу предложить, — голос администратора на другом конце провода отвлекает меня, — перенести на вечер. Есть окошко в шесть, подойдет?
— Да… — Прикусываю губу, судорожно вспоминая, нет ли у меня других планов. — Супер. Отлично, я буду.
— Тогда ждем вас сегодня в восемнадцать ноль-ноль. Хорошего дня.
— И вам.
***
Не прекращая терроризировать себя мыслями, я даже не замечаю, как добираюсь до дома. До приема врача еще шесть часов. И я планирую проспать их, чтобы больше ни о чем не думать. Открываю дверь и едва переступаю порог, как телефон вновь вибрирует в кармане. И я почти игнорирую его. Но в последний момент все же достаю мобильник и прищуриваюсь, потому что номер, с которого пришло сообщение, мне незнаком. Ну, по крайней мере, так я думаю, пока не открываю сообщение.
