Я пересекаю комнату, перешагивая через еще одну банку «Эншур», направляясь к ее рабочей комнате. Занавеска опущена, давний знак Я-занята-прошу-меня-не беспокоить, но в этот раз я отодвигаю ее в сторону и захожу во внутрь.
Она сидит на своем стуле перед печатной машинкой. Из нее торчит копия фотографии, которую я бросила в Декстера. Она установлена в машинку как обычный печатный лист бумаги, до того как его прокрутят во внутрь.
Странно, но мама выглядит очень спокойной. Видимо вся ее ярость была вымещена на разбросанных повсюду баночек «Эншур», и теперь она сидит тут со стоическим выражением и рассматривает лицо Петти, позирующую с надутыми губами, глядя прямо на нее.
— Мам? — я снова зову ее и осторожно накрываю ладонями ее руки, — Ты в порядке?
Она сглатывает и кивает. По ней видно, что она плакала. Под глазами черные размазанные пятна от туши. Думаю это самое тревожное. Даже при самых худших обстоятельствах, моя мама всегда была собранной.
— Они сделали это в моей комнате — говорит она — Это фото. На моей кровати.
— Я знаю — отвечаю я. Она поворачивает голову и с любопытсвом смотрит на меня, но я отступаю, понимая что лучше умолчать о факте существования еще одной копии.
— Я имею ввиду покрывало. На заднем фоне.
Она переводит взгляд обратно на снимок и с секунду мы вдвоем просто смотрим на него и только звук холодильника для изготовления льда нарушает тишину, выплевывая новую партию.
— Я промахнулась — наконец произносит она.
Я беру ее руки и сажусь, пододвигая свой стул ближе к ней.
— Я знаю, — тихо говорю я.
— Ты вернулась из Флориды в прекрасном настроении, а потом ты узнаешь что это крысеныш…
— Нет — рассеянно говорит она, перебивая меня. — Я промахнулась. Все эти «Эншур» и ни одна не попала. У меня отвратительная меткость. А потом она вздыхает.
— Даже одна принесла бы облегчение. Хоть какое-то.
Мне понадобилась секунда чтоб понять. — Так это ты разбросала все эти баночки? — спрашиваю я ее.
— Я была очень расстроена — уточняет она. Затем шмыгает носом и вытирает его бумажной салфеткой, которую сжимает в руке.
— Ох, Реми, мое сердце просто разбито.
Меня позабавила представленная картина, как она обстреливает Дона пустыми банками «Эншур» — а это без вопросов смешно — но как только я услышала ее слова все испаряется.
Она снова всхлипывает и крепко сжимает пальцами мою руку.
— Что теперь? — спрашивает она, беспомощно размахивая салфеткой размывая белым пятном мое последнее видение.
— Куда мне теперь идти дальше?
Моя уснувшая язва урчит в животе, словно отвечает на этот позыв. И вот я здесь, в шаге от отъезда, а моя мама на данный момент снова брошена на произвол судьбы и нуждается во мне как никогда. Я чувствую еще одну вспышку ненависти к Дону, который так эгоистично оставил меня с бардаком, а сам безнаказанно улизнул. Я пожалела, что меня тут не было, когда все всплыло наружу, у меня был хороший удар. Я бы не промахнулась. Без шансов.
— Ну, — говорю я — сначала, тебе следует позвонить тому адвокату мистеру Якобсу. Или Джонсону. Он что- нибудь унес с собой?
— Только одну сумку — отвечает она, снова вытирая глаза.
Я уже чувствую, как это происходит, короткий щелчок и я перехожу в режим антикризисного управления. Это не было похоже на давний уход Мартина. Может тропинка немного удлинилась, но до сих пор присутствовала.
— Хорошо, — продолжаю я — Итак, нужно назначить ему определенное время, чтоб он смог вернуться и забрать все свои вещи. Он не может прийти когда ему будет удобно и одному из нас желательно при этом присутствовать. И скорее всего нам нужно связаться с банком и заморозить наш общий счет, на всякий случай. Не то чтобы у него нет собственных денег, но в первые несколько дней после расставания люди иногда ведут себя очень странно, согласна?
Она не отвечает мне, просто смотрит в окно на задний двор, где от ветра покачиваются деревья.
— Смотри, я найду номер адвоката — говорю я, поднимаясь со стула — Он наверно уже не на рабочем месте, поскольку сегодня суббота и все такое, но мы хотя бы сможем оставить сообщение, поэтому когда он вернется, то первым делом…
— Реми.
Я останавливаюсь на полуслове и вижу что теперь она повернулась и смотрит на меня.
— Да?
— Ох, дорогая — тихо говорит она — Все в порядке.
— Мам, я понимаю, ты расстроена но очень важно чтобы мы…
Она протягивает руку и тянет меня вниз, заставляя сесть на обратно стул.
— Я думаю, — начинает она, но потом останавливается. Глубоко вдыхает и продолжает — Я думаю, что пришло время мне самой справляться со всем этим.
— Охм… — говорю я. Странно, но моя первая реакция это чувство оскорбленности.
— Я просто подумала…
Она слабо улыбается мне, а потом хлопает по руке.
— Я знаю — говорит она — Но ты не думаешь, что с тебя уже достаточно?
Я тупо сажусь. Это именно то чего я всегда хотела. Официальный выход, момент когда я, наконец буду свободна. Но это ощущалось не так как я себе представляла. Вместо победы я почувствовала странное одиночество, как будто неожиданно все исчезло, оставляя меня наедине со звуком моего бьющего сердца. Это меня напугало.
И будто почувствовав это или увидев все на моем лице, она тихо продолжает,
— Реми, все наладится. Пришло время позаботиться о себе, для разнообразия. Я могу начать прямо сейчас.
— Почему именно сейчас? — спрашиваю я ее.
— Так правильней, — просто отвечает она — ты не чувствуешь это? Просто такое чувство…
Чувствовала ли я? Все казалось таким запутанным, все и сразу. Но потом я кое-что понимаю. Наша страна настолько огромна, что разделит не только наши с ней разные взгляды на жизнь, но так же появится многокилометровое расстояние, которое нельзя будет взять и пересечь только лишь для одного взгляда или прикосновения.
Моя мать не была готова, она была подавлена. И возможно она и лишила меня детства, детства, которое я думала, что заслуживаю, но еще не слишком поздно для нее, вернуть мне свой долг. Это как сделка, года за года. Что прошло, за то, что будет.
Но сейчас, я резко придвигаюсь ближе, пока мы не касаемся друг друга. Колено к колену, рука к руку, лоб ко лбу. На этот раз, вместо того чтоб убежать я обнимаю ее, ощущая притяжение, почти магнетически удерживающее нас. Я знаю, что так будет всегда, независимо от расстояния, которое я проложу между нами. То взаимное сильное чувство, которое мы испытываем друг к другу, плохое и хорошее, оно привело нас сюда, где начинается моя собственная история.