Она тоже не стала его ни о чем спрашивать. Едва взглянув ему в лицо, она все поняла.
Мне надо уехать, — сказала она, и он молча кивнул.
Обнявшись, они стояли у окна. Дочь Веры, хорошенькая девочка-подросток, и их молодая спутница занимались последними приготовлениями к отъезду, с любопытством посматривая на Вадима.
Он почувствовал, как Вера вздрогнула. Проследив за ее взглядом, он увидел у парадного входа Александра. Лин лепила из нетронутой пороши снежки и запускала ими в мужа. Он смеялся и уворачивался, но сам участия в игре не принимал.
Вера смотрела на него и плакала.
— Саня, Саня, — шептали ее губы.
Покатавшись всего час в сноу-парке, Александр оставил Лин на попечение инструктора и, сославшись на какую-то причину, пошел обратно к отелю, пообещав немедленно вернуться. Еще издали он увидел машину, а рядом с ней Вадима и Веру. Они прощались и все никак не могли проститься, целовались у всех на глазах. Было очевидно, что им трудно, невозможно оторваться друг от друга. Александр, остановившись в отдалении, наблюдал, как Вера наконец села в машину, которая сразу тронулась и покатилась по заснеженной дороге, как Вадим долго стоял и смотрел ей вслед, когда машина давно уже пропала из виду, потом, опустив голову, медленно пошел к отелю.
Александр вернулся в сноу-парк.
Их курортная жизнь, внешне не претерпев никаких изменений, продолжалась еще несколько дней. Все было так же, как до встречи с Верой, с той лишь разницей, что Александр перестал заговаривать с Вадимом о девушках.
Москва встретила их январскими морозами и обильными снегопадами. Вадим окунулся в дела, Александр тоже был все время чем-то занят, во что Вадим не особенно вникал -
Александр говорил, что это связано с изданием его новой книги. Выходные дни они по-прежнему проводили у Вадима.
В один из таких дней, в воскресение, ровно через месяц после их возвращения из Щвейцарии, Александр объявил Вадиму, что уезжает на неделю в Ярославль вместе с Лин.
— Хочу повидать своего афганского друга, — сказал он.
— Когда ты едешь? — спросил Вадим.
— Прямо завтра утром. Ты нас не провожай, занимайся своими делами.
— Странно, что ты говоришь мне об этом только сегодня. Завтра же сообщи, как доехали, я буду ждать.
Перед тем, как сесть в свою машину, Саня вдруг крепко обнял Вадима.
— Мне будет тебя не хватать, — сказал он.
— С чего такая торжественность? — удивился Вадим. — Не навек же расстаемся.
— Конечно, не навек, — засмеялся Саня, — а все ж не люблю прощаться.
Саня и Лин уехали, а у Вадима на душе осталось непонятное тяжелое чувство, словно он упустил что-то важное.
Весь следующий день он тщетно прождал звонка от Сани и в конце концов сам стал звонить ему на мобильный, но телефон у Александра, видимо, был отключен. К вечеру Вадим серьезно встревожился. Он мысленно перебирал всевозможные причины молчания Александра и не мог найти тому убедительного оправдания.
Старинные часы в гостиной пробили одиннадцать, когда к нему подошел Антон и протянул запечатанный конверт.
— Что это? — спросил Вадим.
— Александр Юрьевич просил, чтобы я передал вам его письмо сегодня вечером.
— Письмо? От Сани? Когда он тебе его дал? — растерялся Вадим, поворачивая в руках конверт. Ощущение тяжести вернулось и навалилось на него с новой силой.
— Вчера, когда он был здесь.
— Что же ты только сейчас мне его даешь? — взорвался Вадим.
— Простите, Вадим Петрович, я сделал все в точности так, как он просил.
— Хорошо, оставь меня, пожалуйста, одного.
Он вскрыл конверт и стал читать письмо, стараясь, чтобы строчки не прыгали у него перед глазами.
«Дорогой брат, — писал Саня, — прости, я обманул тебя. Не смог придумать ничего более достойного, хотя не лгал тебе ни разу в жизни. Я не поехал в Ярославль. С первого же дня после возвращения из Швейцарии я только тем и занимался, что скрывал от тебя свои мысли и поступки. Я продал нашу квартиру, всю обстановку, машину, и сейчас мы с Лин совсем в другом месте, в каком — я не могу тебе сказать. Искать нас ты не должен, если действительно уважаешь мои чувства.
Я предвижу твой гнев и негодование, но поверь, я не мог поступить иначе. Скажу больше: я скрыл от тебя и то, что видел вас с Верой, когда вы прощались у отеля. Подумай, каково мне сознавать, что именно я являюсь причиной твоего несчастья. Все взвесив и испытав свое сердце, я вновь малодушно избрал побег как способ решения всех проблем, хотя прекрасно знаю, что решение одной проблемы немедленно порождает другую.
В жизни каждого мужчины наступает пора, когда ему необходимо иметь семью, быть мужем и отцом, это для него главное, такова его природа. Я прошу тебя и даже требую, чтобы ты женился на Вере. Отбрось всякие сомнения, будь уверен — это нужно мне так же, как и тебе. Возможно, настанет день, когда я смогу спокойно взглянуть в лицо своему прошлому, и тогда я вернусь, но только при условии, что ты женишься на Вере. Скажу тебе со всей откровенностью, сейчас я не чувствую в себе достаточно сил, чтобы находиться рядом с вами обоими. Я счастлив с Лин и не хочу рисковать своим и ее счастьем.
Еще раз прости и пойми, что у меня не было другого выхода.
Любящий тебя брат Саня».
Вадим перечитывал письмо снова и снова, чувствуя, что кошмар повторяется, единственным утешением служило то обстоятельство, что теперь он мог не опасаться за жизнь Сани.
— Так, без паники, — успокаивал он сам себя, — из России он не уедет, сам говорил, что не может жить вдали от родины; в глубинку тоже забираться не будет: он наверняка думает, что мне не придет в голову искать его поблизости. Скорее всего, он в Питере. Ничего, долго прятаться он не сможет, все равно скоро где-нибудь зарегистрируется. Надо подключить Краснова, так мы его быстрее найдем.
Несмотря на поздний час он позвонил Краснову.
— Можно мне к вам зайти, Егор Данилыч?
— Валяй, у меня у самого сна ни в одном глазу.
Войдя к Краснову, Вадим выпалил с порога:
— Егор Данилыч, Саня уехал!
— Знаю, я сам помогал ему с продажей имущества. Он очень торопился и обратился ко мне за помощью. Отказать ему я не мог, но у меня было такое чувство, будто я по доброй воле наступил на горло собственной песне.
— Что ж это такое?! — с горечью воскликнул Вадим. — Все сговорились меня обмануть, скрытничали и обделывали дела за моей спиной! Не могу поверить, что он мог так со мной поступить!
— А что ему оставалось делать? Я тебя понимаю: горе не дает тебе сейчас рассуждать здраво, только ты сам подумай, отпустил бы ты его, если бы узнал о его планах?
