— Два с половиной года с незначительными перерывами.
— Зачем?!
— Долго объяснять.
— Ну хорошо, не надо. И этот опыт совсем отвратил тебя от нашего брата?
Керри молча пожала плечами. Эрик начал гладить ее распущенные волосы.
— Хорошо, давай посидим просто так. Я не стану приставать. В испанском языке есть слово guapa — у него сразу два значения: «красавица» и «милая». Я буду называть тебя guapa, ладно?.. Слушай, а что делает инспектор Белл? Наверное, он уже поймал всех убийц, а мы и не заметили…
Керри улыбнулась. «Ну и ну, — думал Эрик, продолжая поглаживать ее по голове, — какие же у нее должны были развиться комплексы… Какая-то сволочь два года подряд заколачивала ей все инстинкты так глубоко, что она сама теперь не может до них добраться. В то же время она обожает братца-жеребца, у которого с этим никогда не было проблем… Здесь есть над чем поразмыслить». Он и размышлял. Керри сидела не шевелясь и не открывая глаз. Инспектор Белл методично выслеживал преступников.
На следующее утро Керри явно была не в духе. На сей раз Эрик сумел объяснить причину ее плохого настроения: скорее всего, она кляла себя за вчерашнее — делать подобные признания малоприятно. Вероятно, интимная обстановка спровоцировала приступ откровенности, но теперь, на ясную голову, Керри было нелегко об этом вспоминать. Она избегала смотреть Эрику в глаза и общалась исключительно при помощи отрывистых междометий и коротких кивков головы. Эрик решил не вызывать огонь на себя и отправился переводить полудетективный венесуэльский роман «Ловцы тополиного пуха», герои которого — две сестры и брат (algo raro pero bueno)[8] — на протяжении трехсот страниц делили причитающееся им наследство, попутно рефлектируя и то и дело предаваясь любовным авантюрам. Когда выяснилось, что одна из сестер не может претендовать на миллионы, так как еще младенцем была взята из сиротского приюта, Эрик снял очки и помассировал веки. Пожалуй, стоило сделать перерыв.
Равномерное постукивание ножа, только что доносившееся из-за стены, стихло, Керри куда-то умчалась. Эрик добрел до кухни и обнаружил на столе объемную миску с мелко нарезанными овощами: красно-желто-зеленое пиршество красок радовало глаз. Не задумываясь, Эрик погрузил в это витаминное великолепие большую ложку, зачерпнул побольше овощей, отправил их в рот и принялся жевать. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что совершил страшную ошибку: слезы хлынули в три ручья, словно это от него уплыло миллионное наследство, горло сдавило, на руках стали стремительно появляться и множиться красные бугорки, вокруг которых устрашающе вспухала кожа. Керри появилась в дверях и с ужасом уставилась на него, открыв рот.
— Что… — прохрипел Эрик, пытаясь утереть слезы трясущимися, на глазах раздувающимися руками, — что ты туда положила?!
— Боже… Сладкий перец… Эрик, милый, прости меня, прости! Я забыла!
Настолько быстро, насколько ему позволяли ничего не видящие глаза, Эрик устремился в свою комнату; Керри, жалобно скуля и причитая, последовала за ним. Дело оборачивалось довольно круто: он не нанюхался всякой дряни, а съел ее — это было куда серьезнее. В голове противно зазвенело, пульс явственно учащался, кожа краснела и опухала. Эрик отчаянно рванул ящик стола, тот вывалился, и все содержимое разлетелось по полу. Что-то разбилось.
— Что тебе нужно? Я найду! — проголосила Керри, то прижимая ладони к собственным щекам, то робко пытаясь дотронуться до Эрика.
— Таблетки… Маленькие, голубенькие… Быстрее, умоляю!
Керри рухнула на колени и принялась судорожно рыться в разбросанных по полу бумагах, записных книжках, дискетах, ручках, карандашах, исписанных карточках, рекламных буклетиках, салфетках для очков, открытках, визитках, журнальных вырезках, карманных календариках. Наконец она выудила из кучи упаковку.
— Эти?!
Эрик выхватил у нее упаковку, с трудом извлек одну таблетку и немедленно уронил ее на пол. Слабым голосом проклиная все на свете, кое-как добрался до дивана, повалился на него и выдавил следующую таблетку прямо себе в рот.
— Эрик! Принести воды?
Он помотал головой, с трудом преодолевая дурноту.
— Пить нельзя. Есть нельзя. Аллергический шок… Давление поднялось, пульс бешеный… Ничего, лекарство скоро подействует. Оно очень сильное… Принеси мокрое полотенце, я обмотаю голову…
Керри попыталась подняться, но не смогла — вероятно, ее нога вновь перестала разгибаться. Несмотря на весь ужас своего положения, Эрик не удержался от истерического смеха.
— Два инвалида… Дивная парочка… Смешно до слез…
— Я сейчас встану, потерпи минуту. Хочешь, я куда-нибудь позвоню, поищу врача?
— Нет… Это пройдет.
— А лекарство точно поможет? Разве в таких случаях не кладут под капельницу?
«Будь здесь мама, — подумал Эрик, — она немедленно закатила бы мне внутривенно какой-нибудь мощный антидот. Но у меня, кроме этих таблеток, ничего нет. А даже если бы нашлись ампулы — я все равно не умею колоть себя в вену».
— Эрик… Ты весь опух. Мне страшно.
— Ничего… Первые сорок минут самые жуткие. Главное, что отек пошел наружу, а не на дыхательные пути. Потом он начнет спадать… Пульс, кажется, уже утихает.
Керри наконец с трудом поднялась и ринулась на кухню. Она вернулась с мокрым полотенцем, присела рядом с Эриком и принялась осторожно обматывать его голову.
— Ты простишь меня?
— Придется. Ох, Керри, лучше бы ты пригласила сюда своего брата-силача, чтобы он меня поколотил. Я бы даже не сопротивлялся: я ведь такой немужественный.
— Перестань! Я кругом виновата. Как ты себя чувствуешь?
Лучше. Сегодня вечером нужно будет принять вторую таблетку. Этот препарат — еще и сильное снотворное. Высплюсь, а завтра даже не вспомню об этом кошмаре. Хотя, конечно, тряхануло меня здорово… А что я разбил?
— Маленькое зеркальце. Я сама потом уберу осколки — ты непременно порежешься.
— Нет, я уберу. Опустишься на колени — и твою ногу снова заблокирует… Керри, тебе не смешно? По-моему, общая картина довольно комична.
— Мне не смешно. Кажется, твоя шея немного побледнела. Может, лекарство начинает действовать?
— Наверняка. Дай мне, пожалуйста, часы. Я измерю пульс.
— Я измерю.
Керри склонилась над его рукой и сдавила пальцами запястье — ее лицо скрылось за распущенными волосами. Вдруг ее плечи дрогнули, ему на ладонь что-то капнуло.
— Это еще зачем, guapa? А если от твоих слез обострится моя аллергия?
Керри потрясла головой.
— Просто я сейчас кое-что поняла.
— Что же?
— Я скажу попозже. Знаешь, у жрицы Клиодны были три заколдованные птицы, способные исцелять больных. Если бы я могла позаимствовать у нее хотя бы одну… Приходи в себя, милый.
