Грэм вопросительно посмотрел на женщину в кресле.
— Я не сразу поняла, кто она… Она встречалась с Ладышевым, он даже был в нее влюблен! Она родила ребенка, уехала в Германию… Вернее, забеременела здесь, но потом они разругались, и она уехала в Германию, — сбивчиво поправила себя Лера, пытаясь восстановить в памяти хронологию событий. — Долго не могла забеременеть, работала журналисткой, зовут Екатериной… — забормотала она. — Фамилия, правда, была другая… Но это точно она!
— И что с того?
— Он станет ее спасать! — выпалила Валерия.
Всё! Пусть теперь эти двое от нее отстанут, сами разбираются и с Максимом, и с Ладышевым, и с этой журналисткой!
— Так ведь ты сказала: разругались… — засомневался Грэм.
— Надо знать Ладышева. Он… он своих не бросает!
— Тебя же бросил.
— Я сама его бросила, — Валерия забыла о том, что когда-то рассказывала Грэму совсем другую историю. — Эта Екатерина лежала в моей больнице на сохранении, а тут немец заявился, влюбленный в нее по уши. Я решила отомстить Ладышеву и убедила его, что этот немец — отец ребенка. Но это не так.
— А как?
— Возможно, и сам Ладышев.
— Он это знал?
— Нет. Легко поверил моим словам. Вот такая он сволочь, — она автоматически вошла в прежнюю роль, но быстро опомнилась: — Но Екатерину он любил! Даже заболел от переживаний! Ищите ее, она в Минске. Я могу уйти?
Валерия попыталась встать.
— Сиди! — недобро сверкнул глазами Грэм. — Говоришь, на прием к тебе хотела попасть? Звони и назначай время. Прямо сейчас.
Запоздало поняв, что только что по собственной воле усугубила свое положение, Валерия замотала головой:
— Я не могу… Как же… Она же меня сдаст, а мне…
— Звони! — рыкнул Грэм.
11
Катя с Милой второй час сидели на открытой террасе кафе «Гурман». Укутавшись в заботливо предоставленные пледы, они делились подробностями собственной жизни, но главной темой последних минут были Колесниковы. Вернее, Лена. А если точнее — маленькая девочка Эля, ее дочь.
— …В Вене, где Ленка рожала, новорожденной поставили девять по шкале Апгар. Поздравили родителей. Тебе же не надо объяснять, что за шкала? — Катя кивнула. — Так вот… Игорь едва до потолка не прыгал от счастья, полночи с Павлом по вайберу проговорил. Кто ж знал, что эта оценка — не основной показатель, — Мила прикурила очередную сигарету. Собственно, по этой причине они и сидели на террасе: новости не всегда были из разряда приятных и, словно переживая их заново, Полевая в эмоциях вытаскивала из пачки одну сигарету за другой. — А девочка-то такая славненькая, такая хорошенькая! Когда они вернулись, мы сразу в гости приехали. Вот честно признаюсь: таких красивых куколок я в жизни не видывала! Потом уже выяснилось, что это тоже характерно для аутизма.
— Боже, какой ужас!
Забыв о собственных бедах, Катя никак не могла прийти в себя: как же жестока оказалась судьба по отношению к подруге!
— Еще какой ужас! — согласилась Полевая. — Ленка после родов так изменилась, не передать! Словно впервые мамой стала: каждое движение, сопение, каждый вдох-выдох малышки отслеживала. А над молоком как работала, как грудь мучила, расцеживая! С Егором такого и в помине не было. На каждую мелочь внимание обращала, без конца врачей домой вызывала. Те ей даже успокоительные прописывали: мол, не волнуйтесь, все у вашего ребенка в порядке. Только она не успокаивалась — видела: что-то не так. Уже через месяц забила тревогу: Элька отказывалась улыбаться. Ребенок-то не первый, есть с кем сравнивать. В общем, когда малышке три месяца было, один из докторов произнес слово «аутизм» и посоветовал показать девочку специалистам. Ленка, как услышала, прямо в кабинете у врача в обморок хлопнулась: сказалось нервное истощение. С Игорем до этого она своими подозрениями не делилась, все в себе носила. Только со мной и проговаривалась. Я ее успокаивала. Тоже считала, что виной всему послеродовая нервозность.
— Бедная Ленка…
— Она, кстати, часто вспоминала, как ты за Марту боролась. Настояла, чтобы Игорь отправил ее с Элькой в Вену на обследование: сама нашла клинику, сама переписывалась с докторами. Словно специально для этого иняз оканчивала. Шокированный Игорь, конечно же, всё оплатил, няню Егора Ленке в помощь снарядил. Ту женщину, что с ним до школы сидела. Ты должна помнить.
— Анна… Афанасьевна? — напрягла память Катя.
— Да. Она Игорю не нравилась — твердил, что слишком мягко сына воспитывает. Но Ленка о ней сразу вспомнила: одной-то с больным ребенком за границей непросто. Да что я тебе рассказываю…
— Мне первое время сестра во всем помогла, — согласилась Катя и, поймав удивленный взгляд, пояснила: — Дочь Арины Ивановны.
— А-а-а… Ну да, — дошло до Милы.
— Меня выписали, но Марта еще долго в госпитале лежала. И вот каждый день туда и обратно меня Оксана возила. Это уже позже я машину купила, на права сдала. Без автомобиля там никак… Так что в Вене? — вернулась к теме Колесниковых Катя.
— Подтвердили диагноз, предложили лечение. С тех пор Ленка в Минске только наездами бывала. Игорь снял им квартиру недалеко от клиники: каждый день на процедуры, на занятия. Однажды попробовали подольше здесь задержаться, но Эльке сразу хуже стало: ушла в себя, замкнулась. На Игоря вообще дикая реакция: к себе не подпускала, сразу приступ агрессии начинался. Он даже на руки ее взять не мог. Промучились неделю и обратно вернулись.
Мила загасила сигарету, попросила у официанта счет.
— Я заплачу, не дергайся, — остановила она подругу, открывшую было сумочку. — Считай, что ты у меня в гостях, так как к себе я тебя пригласить не могу: ремонт заканчиваю.
— Так вроде не так давно вселились…
— Здрасте! Почти восемь лет!.. Захотелось кое-что обновить. Как-никак новый этап в жизни — не домохозяйка. Поработала в бухгалтерии на заводе, стало скучно. Перешла в большую логистическую компанию. Паша помог. Сначала простым бухгалтером, теперь, уж почти полгода, главбухом работаю. Сама, без протекции! — с гордостью уточнила Мила. — Жизнь другая пошла: и зарабатываю по нынешним меркам прилично, и свободного времени на всякие дурные мысли не остается. Жалею, что раньше на работу не вышла: столько лет без дела маялась, всем нервы трепала.
— А как Павел? Дети? — осторожно спросила Катя, помня, что Полевые развелись.
— Лиза с Сашей пока у него живут. Сашка, если в лицей при БГУ поступит, скорее всего, там и останется жить, а Лизу я заберу. Школа, если ты помнишь, недалеко от моего дома. Пока Павлу приходится их по утрам в Серебрянку возить. Продолжает преподавать, консультировать. Летом все вместе в Болгарии отдыхали.
— Так может…
— Нет, — поняв, что хочет сказать подруга, твердо произнесла Мила. — Мы с ним закрыли эту тему. Сошлись на том, что вместе воспитываем детей, помогаем друг другу. Нам обоим комфортнее жить по отдельности: каждый имеет личное пространство, живет своей жизнью. Знаешь, что я заметила? Когда я не вижу его изо дня в день, не жду дома, у меня и ревности-то никакой нет. Но как только рядом оказывается, как будто бес вселяется: ловлю взгляды, думаю черт знает что! Это болезнь, и, как ни странно, ее симптомы почти не проявляются на расстоянии. Раньше ведь как было? Рубашку утром выбирает, а я сразу: для кого? Парфюмом попользовался: для кого? Вечером вернулся сытый: кто накормил? Ну и так далее… А когда глаза не видят, так и мыслей дурных нет, — Мила невесело улыбнулась.
Подошел официант, принес счет.
— Может, все-таки пополам? — предложила Катя.
— И не думай! — отмахнулась Полевая. — Тебе деньги на операцию нужны. Правильно сделала, то квартиру продала. Ерунда это все: метры, комнаты, престижный район… Главное, чтобы ребенок был здоров, а остальное со временем приложится. Эх, хотелось бы твою кроху увидеть… А фото есть?
— На телефоне. Сейчас… Вот свежие, вчерашние. С дедом в саду. Смотри.
— Хорошенькая, — пролистывая фотографии, Полевая заулыбалась. — На Виталика не похожа… — задержала она взгляд на одном из снимков. Даже увеличила, чтобы лучше рассмотреть личико девочки. — И на тебя тоже… Но кого-то она мне напоминает… Нет, не могу вспомнить, — протянула телефон обратно. — Так и не скажешь, кто отец?
