потом вдруг поворачивает голову, и замечает сидящего на подоконнике Гордея.
Все остальные тоже его замечают и слегка примолкают.
— Тоже зашел поздравить, — говорит Гордей.
Соскакивает с подоконника, и идет здороваться с Мартой Сергеевной и остальными.
— Гордюш, рада видеть, — восклицает Марта Сергеевна, и в палате снова наступает оживление.
— Арин, ты такая молодец, — говорит Оксана, присаживаясь ко мне на кровать.
— Да, мы все за тебя очень и очень рады, — подхватывает Катя.
С ней мы часто пересекались на съемках до того, как я улетела на Бали, и всегда весело, непринужденно болтали.
— Арин, как твое самочувствие. Почему никому из нас не сообщила? — спрашивает то ли Дима, то ли Петя, я пока так и не вспомнила, но одна из девчонок его одергивает.
— Ну, Петька. Тебе-то с чего она должна была позвонить? А вот кому-нибудь из нас… Арин, мы все тебя очень любим. Знали бы, что ты в больнице, навестили бы раньше.
— А для меня, — восклицает миловидная брюнетка, лицо которой я не очень помню, — ты вообще мой самый-самый кумир…
От такого повышенного внимания, и всех этих слов у меня просто голова идет кругом. А уж когда Марта Сергеевна и девочки достают шампанское и бокалы, так я и вовсе перестаю напрягаться, и полностью повинуюсь их желаниям.
Петя, пытается открыть шампанское, но у него ничего не получается. Тогда Гордей перехватывает бутылку из его рук, открывает, и под радостные возгласы девчонок, бокалы начинают наполняться.
— Арина, — торжественным тоном произносит Марта Сергеевна, и сует мне в руки бокал, — хоть тебе, наверное, и нельзя пить, неважно, просто пригуби. Так вот. Мы, вся наша компания, официально поздравляем тебя с огромным прорывом и… говорим тебе, молодец! Так держать! Ура! К черту, чтоб не сглазить!
Я улыбаюсь, словно дурочка, и пока все пьют, тоже пригубляю, а сама снова думаю о том, как так могло получиться, что я решила, будто никому не нужна.
Вот сколько народу пришло меня навестить, и как все, по крайней мере часть девчонок точно, искренне за меня рады. А Марта Сергеевна…
После второй выпитой бутылки, и нескольких заглядываний в палату медсестры, все начинают собираться, а Марта Сергеевна, которая как раз выходила куда-то, а сейчас вернулась, задерживается у моей постели.
— Арин, я не стала при девочках, — произносит она негромко, а присутствие Гордея ее, как видно, не смущает, — но… тебе предлагают очень выгодный контракт.
Она произносит название компании, и мои глаза округляются.
— Да-да, дорогая, это именно то, о чем ты подумала. Не стоит говорить, насколько это престижно, и сколько денег ты могла бы получить, поработав у них… хотя бы год. Но… вот только там не одни фотосессии, но и подиум, их фирменные показы. На каблуках. Я… только что поговорила с твоим лечащим врачом, и он заверил, что при должном уходе, твоя травма пройдет без последствий. Ты сможешь работать. Так что…
От волнения я не могу говорить. Марта Сергеевна присаживается ко мне, и накрывает мою руку своей.
— Не волнуйся только так сильно, Арин, ладно? Все идет в обычном рабочем порядке. Воспринимай, как должное. Тем более, это не сейчас, а через три месяца. У тебя есть возможность полностью восстановиться и морально подготовиться, настроиться. Пока что в твоей жизни есть более важные дела. Я права?
Марта Сергеевна не ждет от меня ответа.
— В общем, будем на связи, — говорит она.
Чуть сжимает мою ладонь, я ощущаю ее поддержку. Встает, и покидает палату, бросив быстрый взгляд в сторону Гордея.
Я думаю, она прекрасно знает, что он не просто так забежал сюда на часок. Она всегда все видела и понимала. И каждый раз, вольно или невольно, пыталась нам помочь.
***
Когда палата пустеет, в ней становится непривычно и очень тихо. Но меня не пугает эта тишина. Я полулежу на кровати в привычной позе, только теперь уже со вкусом шампанского на губах. Вновь и вновь прокручиваю в голове ошеломляющую новость, что сообщила мне Марта Сергеевна.
Я никогда не мечтала стать моделью, вообще не интересовалась данной темой, но даже я, при упоминании этого бренда всегда подбиралась и кидала заинтересованные взгляды в сторону одежды, белья, с удовольствием улавливала обрывки новостей, и даже моментами представляла, что это я иду по подиуму, словно невесомая фея, а все вокруг восхищаются и аплодируют.
Боже, если это правда, то я… В общем, это действительно очень выгодное предложение.
Перевожу взгляд на Гордея, и встречаюсь с его улыбкой. В его глазах спокойное тепло и радость, я бы даже сказала, гордость за меня.
— Молодец, Бельчонок, — говорит он, и салютует мне бокалом.
Как-то так получилось, что все остальные бокалы, также, как и пустые бутылки из-по шампанского, девчонки унесли, а вот наши два, все еще до половины наполненные, остались.
— За тебя, — говорит Гордей.
Подходит, присаживается рядом, и мы чокаемся с ним бокалами.
— Мне уже можно пить, — говорю я. — Антибиотики отменены с сегодняшнего дня.
— Значит, пей. Если хочешь.
Быстро опрокидываю в себя содержимое и отставляю бокал в сторону. Гордей выпивает содержимое своего.
Я чувствую на губах влагу, и быстро провожу по ним кончиком языка.
Я смотрю на него… Жду чего-то… сама не знаю, что… Просто у меня все лицо горит, и кончики пальцев подрагивают, и жар со стремительной скоростью распространяется по всему телу…
— Ты рада? Вижу, что рада, Бельчонок.
— Да, очень, очень рада, — отвечаю поспешно.
— Хорошо.
Мне так здорово сейчас, что даже кажется, это один из лучших дней в моей жизни.
Вот только… Гордей… встает, и возвращается на свое место у окна.
Я… не знаю, что чувствую в этот момент… Каких действий ожидаю от него. Но явно не того, что он достает телефон и начинает что-то в нем просматривать.
— Гордей, — зову я тихонько, и он поворачивает голову.
— Ты… Я… Мы…
Мямлю невразумительное, но тут же одергиваю себя, и призываю изъясняться хоть сколько-нибудь понятнее.
— Ты… не мог бы меня поцеловать? — выпаливаю я, собравшись с силами, а сказав, понимаю, что это то самое, чего мне нестерпимо хочется. То, чего мне так мучительно, болезненно недостает…
Я думала, что будет проще, но, кажется, становится только лишь сложнее…
Арина
Гордей смотрит так, что выбивает дух. Как бывало только до моего прыжка с моста.
Он всегда так смотрит, пронзительно, проникая взглядом под самую кожу и еще чуть-чуть, немного дальше, глубже. Будто знает меня много лучше, чем знаю себя
