Стив машинально отметил, что, несмотря на внешнее спокойствие, в его голосе звучали сочувственные нотки.
— Уверен, что у вас много вопросов. Но позвольте сказать, что дело плохо.
Онколог был участлив и мягок, но признался, что сделать ничего нельзя. Стив знал, что и он ждет вопросов в надежде, что это несколько облегчит ситуацию.
Когда умирал отец, Стив прочитал много специальной литературы. И знал, что это такое, когда метастазы расползаются по телу, из желудка в поджелудочную и легкие. Понятно, что шансы на выздоровление равны нулю.
Вместо того чтобы расспросить врача, он молча отвернулся к окну. На карнизе, около самого стекла, сидел голубь. Равнодушный к тому, что происходит в комнате.
«Мне сказали, что я умираю, — думал он, глядя на птицу, — и доктор хочет, чтобы я поговорил с ним на эту тему. Но что тут скажешь?»
Он ожидал, что голубь согласно заворкует, но тот, конечно, не подумал отозваться.
«Я умираю», — снова подумал Стив.
Сейчас он вспомнил, как сжимал руки, пораженный тем, что они не дрожат. Почему? Ведь сейчас такой момент...
Но руки были совершенно спокойны и неподвижны.
— Сколько у меня времени?
Похоже, доктор облегченно вздохнул, поскольку молчание было наконец прервано.
— Прежде чем обсуждать это, я хотел бы поговорить о вариантах...
— Вариантов нет и выхода тоже. И мы с вами это знаем, — оборвал Стив.
Может, доктор и был удивлен такой реакцией, но внешне ничем этого не показал.
— Выход есть всегда, — заверил он.
Но излечиться невозможно. Вы говорите о качестве жизни.
Доктор отложил планшетку.
— Да, — кивнул он.
— Но как можно обсуждать качество, если непонятно, сколько времени мне осталось. Если несколько дней, нужно обзвонить родных.
— У вас гораздо больше, чем несколько дней.
— Несколько недель? — уточнил Стив.
— Да, конечно.
— Месяцев?
Доктор поколебался. Должно быть, что-то в лице Стива убедило его, что тот будет допытываться, пока не узнает правды. Поэтому он смущенно откашлялся.
— Я давно практикую и знаю, что никакие прогнозы не бывают верны. Слишком многое лежит за пределами наших знаний. Слишком многое зависит от вас и вашей генетики, а также от отношения к происходящему. Действительно, мы ничего не сможем сделать, чтобы помешать неизбежному, но главное не в этом. Главное — в оставшееся время попытаться сделать как можно больше.
Стив молча смотрел на доктора, сознавая, что тот не ответил на вопрос.
— Хотя бы год у меня есть?
На этот раз промолчал доктор, с головой выдав себя. Выходя из кабинета, Стив глубоко вздохнул, вооруженный знанием. Похоже, ему осталось жить меньше года.
Реальность обрушилась на него позже, когда он стоял на берегу.
У него прогрессирующий рак, от которого нет спасения. В течение года он умрет.
Доктор успел снабдить его кое-какой информацией. Брошюры, список сайтов, не имеющие особой пользы. Стив немедленно избавился от них, сунув в уличную урну.
Стоя на пустынном берегу, под зимним солнцем, Стив сунул руки в карманы и снова оглядел берег. Хотя зрение было уже не прежним, все же он видел людей, стоявших у заграждений или удивших рыбу. Как-то странно наблюдать всю эту обыденность. Словно ничего необычного не случилось.
Но он бы все равно умер, раньше или позже. Теперь многие вещи, которые беспокоили и занимали его, не имеют значения. Его пенсионный план? Не понадобится. Способ заработать на жизнь в пятьдесят лет? Уже не актуально. Желание встретить женщину и влюбиться? Несправедливо по отношению к ней, и желание, похоже, закончилось вместе с диагнозом.
— Все кончено, — повторил он себе. Меньше чем через год он умрет. Да, он знал, что с ним что-то неладно, и, возможно, ожидал, что доктор вынесет ему приговор, но воспоминания о словах, сказанных онкологом, все время проигрывались в памяти как на старой заевшей пластинке.
Стив спрятал лицо в руках, снова и снова вопрошая, почему это случилось именно с ним.
На следующий день он позвонил Чен и объяснил, что больше не сможет давать ей уроки, после чего встретился с пастором Харрисом и рассказал новости. Сам пастор в то время выздоравливал после полученных во время пожара ожогов. И хотя Стив сознавал, что эгоистично обременять друга своей бедой, просто необходимо было поговорить с кем-нибудь по душам. Пастор пришел к нему, и оба уселись на заднем крыльце. Стив рассказал о своем диагнозе. И хотя старался держаться, все же под конец они поплакали вместе.
Потом Стив пошел на берег, гадая, что делать с отпущенным ему временем. Задавался вопросом, что для него самое важное в жизни. Проходя мимо церкви — в тот момент восстановление еще не начинали, но почерневшие стены разобрали и унесли обломки, — он смотрел на зияющую дыру, где когда-то был витраж, и думал о пасторе Харрисе и бесчисленных службах, проведенных в гало света, струившегося через окно.
И тогда Стив понял, что должен сделать новый витраж.
На следующий день он позвонил Ким. И когда рассказал обо всем, она зарыдала в трубку. У Стива перехватило горло, но он не заплакал вместе с ней. И почему-то знал, что больше никогда не будет плакать из-за своего диагноза.
Позже он снова позвонил Ким и попросил разрешения провести лето с детьми. Хотя предложение испугало ее, она все же согласилась и даже пообещала ничего не говорить детям о болезни отца. Конечно, лето будет отравлено ложью, но что еще прикажете делать? Он так хотел снова узнать их поближе.
Весной, когда азалии были в полном цвету, он снова стал размышлять о природе Бога. Видимо, каждый думает о чем-то подобном, когда жить остается немного. Либо Бог существует, либо нет. Либо он проведет вечность на небесах, либо после смерти будет только пустота.
Почему-то он находил утешение, обдумывая этот вопрос. И наконец пришел к заключению, что Бог существует. Но он также хотел ощутить его присутствие в этом мире. И стал искать Бога.
Это последний год в его жизни. Почти каждый день шли дожди, так что эта весна выдалась едва ли не самой влажной в истории здешних мест. А вот май был абсолютно сухим. Словно где-то на небе перекрыли кран. Стив купил необходимые материалы и приступил к работе над витражом. В июне приезжали дети. Он гулял по берегу и искал Бога. И каким-то образом уверился, что можно укрепить те истончившиеся ниточки, которые связывали его с детьми. И вот сегодня, темной августовской ночью, когда черепашки барахтались в океанских волнах, он начал кашлять кровью. Пора перестать лгать. Нужно сказать правду.
Дети были напуганы. Он должен каким-то образом их успокоить. Но в желудок словно вонзилась тысяча игл. Он вытер кровь тыльной стороной ладони и тихо выдавил:
