– Я пока ни в чем не уверена, – честно ответила Даша. – У Олега с Игорьком фирма была пополам. Его большое богатство нас не касалось, но что теперь будет с фирмой, я не знаю. Есть же наследники, ну, то есть наследница – Ляля.
– А что, Игорек действительно был так богат? – потянувшись за пирожным, спросила Марина.
– Говорил, что если меньше тысячи в день зарабатывает, значит, день прошел зря…
– Ты с ума сошла, это что же, тридцать тысяч в месяц, да еще без налогов… – ошеломленно выдохнула Маринка. – Да-а… а мой Гордон за весь год пятьдесят да еще минус налоги, получается почти столько, сколько Игорек в месяц! Сколько же денег у него было? И кому теперь все достанется, неужели…
– Даша, как мама? – перебила Юля.
– Хорошо, спасибо. Она в этом году была в Америке, у нас все в Нью-Йорке – и Ада, и Фира, и Фаина. Мама так плакала, когда они уезжали, что больше никогда их не увидит, и вот увидела… А в следующем году она в Израиль собирается. Марина, помнишь мою двоюродную сестру Ривку, комсомольскую активистку? Она уже несколько лет в Израиле…
Несмотря на разницу во времени, они просидели до ночи, перескакивая с подробностей американской жизни к школьным воспоминаниям и общим знакомым, пиная друг друга под столом, когда что-то казалось им неподходящим для ушей Маргоши и Юли.
– Об этом, Весницкая, мы поговорим с вами в другом месте! – строго говорила Даша, и Марина согласно кивала. – Конечно, потом, мы обо всем поговорим позже, у нас еще целый месяц!
Перед уходом Марина шепнула:
– Дашка! Ни Олегу, ни Алке, никому, поклянись!
– Конечно! Да и какая теперь разница! Игорька же нет!..
А Юля добавила вслед:
– Маргоша! Даша! Гошку в Эрмитаж сводите, хотя бы в Рыцарский зал!
В машине Даша вдруг заплакала. «Бедный, бедный, никому не нужен, и ничего от него не осталось! Только этот американский мальчик! Если бы Марина приехала на месяц раньше, он бы хоть своего сына увидел», – думала Даша.
– Ты что плачешь? – испугалась Маргоша. – Все же хорошо, вы опять подружились!
– А ты заметила, что мы не сразу подружились? – поразилась Маргошиной наблюдательности Даша. – Я плачу, потому что волновалась… мы же раньше были очень близкие подруги.
– А теперь?
– А теперь… вроде бы все про человека понимаешь, но все немножко чужое… поняла?
– Да уж поняла, не дурочка! – важно ответила Маргоша.
На девятый день на кладбище пришли только Ляля с мужем, маленький Саша Чернов, пара школьных приятелей, никогда не бывавших у Игорька, пока он был жив, и несколько похожих друг на друга мужчин в длинных черных пальто, с «дипломатами» в руках.
В лице маленького Саши Чернова еще можно было разглядеть нежную ребяческую прелесть, помнившуюся Даше с детства. «Он был в меня влюблен в пятом классе, а теперь у него двое детей… он врач, имеет дело со смертью… он последний видел Игорька живым…»
– Послушай, Даша, – прошептал маленький Саша Чернов. – У нас в больнице такого еще не видели! И врачи и медсестры, все были поражены… Они решили не отдавать Ляле одежду Игорька… там же все было в крови! Не хотели ее травмировать, понимаешь? А она стала рыться по всем его карманам, прямо там, в приемном покое…
Даша оглянулась на Лялю. «Не может быть, она же все-таки мать! Не буду думать об этом, слишком страшно!» – быстро скомандовала она себе.
Ни мать красного помпона, ни последняя черненькая, так горько голосившая у гроба, не пришли. Безумную Лику с ее трехлетним красным помпоном Ляля смахнула с себя как насекомое, недостойное даже того, чтобы его раздавить.
Последняя черненькая, игравшая роль вдовы на похоронах, ни на что не могла претендовать по закону. Она всего лишь попросила у Ляли разрешения горевать дома у Игорька до девятого дня.
На следующий день после похорон черненькая услышала в телефонной трубке Лялин голос.
– Позовите к телефону Игорька, – велела Ляля.
– Что?.. – растерялась черненькая, узнав мать вчера похороненного Игорька.
– Что вы здесь делаете? Куда вы дели моего сына?! – тянула гласные Ляля.
Судорожно похватав с сушилки трусы и лифчики, последняя черненькая унеслась горевать к себе домой, понимая, что ее вымели из квартиры, как дурно пахнущий мусор.
Постояв у могилы Игорька, все двинулись к выходу и остановились, не зная, что делать дальше. Квартира Игорька на Восстания уже не была его домом.
Ляля вежливо попрощалась со всеми у ворот кладбища. Неловко потоптавшись, пожимая плечами и нерешительно оглядываясь друг на друга, все расселись по своим машинам.
К Даше с Олегом собирались непрерывно вытирающая глаза Алка и Марина, собравшая на кладбище все мужские взгляды, исподволь прорвавшиеся сквозь приличествующую ситуацией скорбь.
– Олег, тебе удобно сегодня поговорить со мной? – почти официально спросил вежливо-грустный Женька. – Тогда я сейчас к вам поеду. Мумзель, давай поедем с тобой вдвоем, – шепнул он Даше и, обернувшись к Марине и Алке, крикнул: – Девочки, садитесь к Олегу!
Усевшись рядом с Дашей в ее машину, Женька скосил на нее глаза и, нерешительно улыбаясь, сказал:
– Слушай, Мумз… давай представим, что ты – Олег…
– Я – Олег? – не поняла Даша. – А ты кто?
– Ладно, Дашка, тебе жизнь как карамелька! – рассердился Женька, но тут же вернул улыбку на место. – Ты хоть понимаешь, что произошло?
– Игорек умер… а ты что имеешь в виду?
– Вот именно, что умер! Кто теперь отдаст мне мои деньги?! Давай устроим репетицию. Я буду говорить за себя, а ты за – Олега.
– Ну давай, – растерянно согласилась Даша. «Почему нужно играть, возвращаясь с кладбища? Но если это какая-то игра, то почему Женька так серьезен?»
– Полгода назад вы с Олегом посоветовали мне отдать деньги Игорю, уверив меня в его надежности. Полгода я получал проценты. Игорь умер.
– Но он же не виноват, что умер! – перебила Даша.
Испытующе поглядывая на нее, Женька продолжал:
– Не забудь, что ты сейчас Олег! Итак… Будешь ли ты выплачивать мне проценты или… нет, пожалуй, лучше по-другому! Сохранишь ли ты те же проценты или предпочитаешь отдать мне всю сумму?
– Ты с ума сошел! При чем здесь мы! Бред какой-то! И Олег тебе то же самое скажет! – От возмущения Даша поехала на красный свет.
– Ясно, Мумзель! На самом деле я всего лишь хотел заранее прояснить для себя вашу позицию.
– Женька, у нас нет никакой позиции! Ты несешь какую-то чушь! Олег же не брал у тебя деньги! – Ей было неловко сейчас назвать его Мумзелем.
– Отказ платить долги – это позиция, и очень определенная! Неужели тебе не пришло в голову, что за долги вашего компаньона Игоря теперь отвечаете вы?
– Мы?.. Но… – Даша задохнулась в ужасе.
