Бросаю взгляд на спящего Титова и, стиснув зубы, в пару кликов перематываю видео на начало. Я справлюсь! Обязательно! Запускаю урок по новой, с самого начала…
– Guten Morgen. Mein Name ist Julia. Wie geht es dir…
Уже почти неделя прошла, как я провожу все свое время в больничной палате бок о бок с Богданом. Медленно, но верно он идет на поправку. Синяки потихоньку сходят, ребра заживают, рука тоже чувствует себя чуточку лучше. С головой вот проблемка. Частенько болит и кружится. Но врач говорит, что после его травмы это нормально. Покой, покой и еще раз покой – универсальное лекарство от всех травм Титова.
Ирина Григорьевна после нашего с ней разговора в столовой держится от меня особняком. Все еще морщит нос в мой адрес, но на «взрослые разговоры» больше не вызывает. Это победа. Раз в день навещает сына в больнице, задерживаясь на час-другой и никогда дольше. Насколько я знаю, женщина купила билет на самолет. Возвращается в Краснодар в понедельник. Через два дня. Не могу не сказать, что от этой новости мне вздохнулось чуть легче…
Расследование дела Богдана вышло на финишную прямую. На днях к нему снова заглядывал следователь. Ну, тот самый, с которым я неделю назад столкнулась в коридоре. Сообщил, что троих отморозков уже поймали. Допросили. Те, в свою очередь, сдали других двоих своих подельников. Еще день-два, и есть шанс узнать имя заказчика. Одно известно точно: нападение каким-то образом связано с конкурентами Дана. А еще здесь замешан тот, кто слишком хорошо Титова знает: от его расписания до привычек. Вот тут круг значительно сужается.
От Илоны, кстати, больше ни слова. После того, как я поведала Титову историю с отчислением из Академии, он пришел в ярость. В какой-то момент мне показалось, что сейчас Дан подскочит с кровати и полетит из больницы прямым рейсом до Питера, восстанавливать справедливость и разбираться с бывшей. Благо, мне удалось его усмирить. Хотя Титов до сих пор не верит, что я мысленно уже отпустила Академию и распрощалась с ней. Но это так. У меня начинается новая страница в жизни. Чистая, белая, более зрелая и счастливая. Рядом с любимым человеком. А свет клином на Питере не сошелся! Алла Демьяновна сама сказала – я талант. А такой «талант» с руками и ногами оторвут в любом ВУЗе. Даже и в Берлине. А почему нет? В общем, время покажет. Пока же…
Ох, уж этот «geht» непроизносимый!
Богдан
Приятно открывать глаза и видеть Юльку. Я от этого еще с нашего отпуска на базе начал кайфовать, частенько намеренно просыпаясь раньше девчонки. А уж когда ты в таком отвратно-беспомощном состоянии валяешься в больничке, видеть ее рядом – бесценный подарок с небес.
Чем я ее такую заслужил? Уже с сотню раз за эту неделю задавал себе этот вопрос. Любая бы перекрестилась, отмахнулась и бежала сломя голову. На хрен бы я был такой не нужен никому. С моим то “багажом” за плечами в виде проблемной бывшей и вредной матери. С этими побоями и переломами. Да и характером, что ни разу не сахар. Любая. Но только не Юлька.
Переворачиваюсь на бок, ребра отдают тупой болью. Херня. Смотрю на Котенка – вот где важно. Улыбаюсь. Юля, зажмурившись, сидит в кресле у окна. В руках ручка, колпачок которой она нервно покусывает. В ушах наушники, в которых я слышу… это что? Немецкий?
Заметив или почувствовав, что я ее разглядываю, девчонка открывает глаза и оборачивается. Улыбается, вытаскивая наушники из ушей. Тормозит какое-то видео на ноутбуке, которое смотрела. Или, в ее случае, скорее слушала.
Я решаю пошутить. Спрашиваю, силясь не засмеяться в голос:
– Юля.
– М-м?
– У меня к тебе серьезный вопрос.
– Насколько серьезный?
– Ты смотришь взрослые немецкие фильмы, пока я тут овец во сне считаю?
Юлька теряется. Зависает. Потом понимает, какие “фильмы” я имел в виду, и смущается. Моментально краснеет до кончиков ушей, взвизгивая испуганно:
– Я не смотрю такие немецкие фильмы! То есть… я вообще никакие такие фильмы не смотрю! Это… нет! Это не то, что ты подумал!
Я посмеиваюсь. Девчонка зачем-то закрывает ноутбук. Резко и дерганно хлопает им, как будто я ее и правда застукал за чем-то постыдным. Но я-то знаю, еще вчера заметил, что никакие это не фильмы, а курсы. Мой котенок проходит курсы немецкого, подтягивая знание языка. Надо ли говорить, как много для меня это значит? Несмотря на то, что мы пока не обсуждали, что будет дальше, после моей выписки из больницы, Котенок уже думает о будущем. Нашем. У Котенка уже есть план. Боевой мой зверек…
– Ладно, я шучу, – иду на попятную. – Шучу. Не красней, – подмигиваю. – Я знаю, что ты начала учить немецкий. Как идет? – присаживаюсь на постели.
Юля тут же пересаживается с кресла ко мне на кровать.
– Скверно. Мой мозг отказывается запоминать, понимать и принимать этот грубый язык.
– Тебе надо просто живое общение. Так быстрее втянешься, – тяну руку, заправляя выбившуюся из ее хвоста прядь за ушко. – Поболтаем, я тебя натаскаю, будешь шпарить лучше, чем на английском. Вот увидишь.
– Надеюсь. А то у меня на Берлин большие планы, вообще-то!
– Позволь полюбопытствовать, а я в этих планах фигурирую? Или ты собралась сцены Германии без меня покорять? – улыбаюсь. – Вообще-то, не забывай, я первый, кто пророчил тебе стать примой, Котенок!
Юля хитро щурит глаза:
– Все целиком и полностью зависит от твоего поведения.
– Даже так?
– Мхм. Я теперь девушка независимая… м, почти…
– Вот-вот, отец услышит, быстро всю твою независимость прикроет.
– И все-то ты любишь портить! – закатывает глаза девчонка, заразительно хохоча. – Как чувствуешь себя? – спрашивает немного погодя.
– Улыбнись так еще раз, и будет лучше некуда.
– Очаровательно. А если серьезно?
– Хорошо. Все хорошо. Зачет?
– Зачет, – кивает Юля и подается вперед. Наклоняется, прижимаясь своими губами к моим губам в дразняще-сладком поцелуе. А потом еще и еще разок.
Мое тело ужасно по ней соскучилось наравне с сердцем. Вот только оно, в отличие от второго, не готово к активным действиям. Боль все еще не отпускает. Тупая и приглушенная, но мучает. Иной раз даже повернуться с бока на спину – проблема. Правда, Юля об этом не знает и знать не должна. Хватит уже на ее долю переживаний.
– Итак, чем займемся? – хлопает в ладоши моя егоза. – До приезда папы, – бросает взгляд в телефон, – три часа. Я сгоняю, возьму себе кофе и, может, посмотрим какой-нибудь фильм?
– Я бы рад, но мне очень надо поработать, Юль. Ты меня уже неделю не подпускаешь к документам. Мои замы там уже скоро вздернутся.
– Ага. Поработаешь. Как только лечащий врач даст добро и тебя выпишут с больничного – хоть уработайся! А пока – фильм! – фыркает Юлька, подскакивая с кровати. – В качестве бонуса разрешаю тебе выбрать какой. Только чур – не ужасы! – командует, вручает мне свой ноутбук и выныривает из палаты.
Вредная девчонка! Не ужасы, говоришь?
Ну-ну…
Не ужасы ей подавай. А если все же ужасы? Так, чтобы прижалась всем телом…
От взбунтовавшегося воображения мой флагшток натянул одеяло так, что, приди сейчас Юля, она точно может подумать, что я тут не ужасы выбирал, а смотрел то самое немецкое кинцо.
Неудобняк. Нужно срочно “остудиться” и перевести мысли в другое русло. Но память играет со мной злую шутку, подкидывая кадры из нашего новогоднего мини-отпуска.
Нахожу все же в поиске достойный фильм. Судя по описанию, Юле должен понравится.
Слышу, как открывается дверь.
– Юль, я откопал кое-что интересное, – произношу, выводя фильм на экран.
Но тишина в ответ заставляет меня повернуться к двери.
– Привет.
Эхом проносится в голове знакомый голос. В дверях стоит Илона. На плечах халат, под ним платье вязаное. Вид у нее такой себе. Из прежней ухоженной женщины на меня смотрит совсем другой человек будто.
Пялюсь на нее и не понимаю, что происходит. Какого хера она приперлась? А потом, когда приходит понимание, накатывает злость, ярость. Да такая, что, сжав кулаки, чувствую, как суставы похрустывают. Совершенно не обращаю внимания на боль в кистях.
