– Тебя кто сюда пустил?
– Мне нужно с тобой поговорить, – выдает быстро, все еще переминаясь с ноги на ногу в дверях. – Мне нужна твоя помощь, Богдан...
– Ты ошиблась адресом, выход за твоей спиной, – отворачиваюсь к ноуту, ставлю точку в разговоре, сжимая челюсть так, что зубы бы не раскрошить.
– Ты не понимаешь, Богдан! – не сдается Илона. Привлекает мое внимание, сделав ко мне пару шагов, но, поймав мой взгляд, останавливается. Стоит бледнее мела. Потрясающе играет жертву. Вот только у меня нигде и ничего не торкает. Совершенно.
– Это ты не понимаешь, Ил. Проваливай по-хорошему!
– Мне нужна твоя помощь! Мне правда, без тебя не справиться, – еще два шага ко мне. – Мне больше не к кому пойти… Титов, пожалуйста!
– Ты серьезно думаешь, что я помогу тебе после всего того, что ты сделала? После всей той херни, что ты натворила? Или ты слишком самонадеянная, или просто дура. Разговор окончен.
Мне бы встать, да вот только боль в теле не даст. Даже не рискну пробовать. А так бы встряхнул ее хорошенько и выставил за дверь. Юлька придет, обалдеет от такой, мать ее, гостьи.
– Я готова просить прощения у тебя на коленях, Богдан. Я готова умолять! Я очень перед тобой виновата, – ее голос меняется на фальцет, губа дрожит. Еще немного, и хлынут слезы. Да вот только Илона – актриса от бога. Верить ей – себе не доверять.
– Я слышать тебя не хочу! Ты это понимаешь?! На выход, – повышаю голос, киваю на дверь. Сердце в груди долбит так, что ребра начинают ныть.
– Я знаю, кто виноват в том, что ты оказался в больнице, – вдруг выдает бывшая.
Я замолкаю.
– Что? Ну-ка повтори.
– Я знаю… – всхлипывает. – Знаю, кто…
– И кто же? Давай, удиви меня, Илона. Ты, блять, бьешь все рекорды по вызову во мне желания убивать!
– Твой конкурент Бурматов кое-в-чем помог мне, – запинаясь, блеет эта овца. – Я… такая дура, Богдан… Я…
Услышав знакомую фамилию, замираю. Стенания бывшей проходят уже мимо ушей. Бурматов – мерзкий и скользкий тип. Был у нас один инцидент, но сто лет назад. Неужто падла злопамятный? Или это просто очередная игра фантазерки Илоны?
– Даже не буду спрашивать, чем он тебе помог, – качаю головой. – Мне неинтересно.
– Деньгами! Ты оставил меня без копейки!
– И?
– Он одолжил мне денег с условиями.
– Ил, мое терпение не железное!
– Я должна была вывести тебя из строя. На время. Он нацелился на твой бизнес. Хотел отвоевать пару больших контрактов, чтобы спустить твою фирму на дно, – тараторит так быстро, что я еле успеваю за ее ходом мысли.
Молчу, впитывая все, что она говорит.
– Я тогда была на грани! На такой, что страшно представить, – перебирает нервно пальцами край халата. – Я нашла парней. Предложила денег. В общем, это они тебя избили. Знаю, что их вычислили и арестовали. Они дают показания. Меня будут искать. Прошу тебя, не дай меня посадить! Я не хотела тебя убивать, клянусь! Только напугать! Богдан! Сделай что-нибудь, чтобы меня не трогали! У тебя же сильный адвокат. У тебя есть связи. Деньги! Ты же можешь…
Она подходит к моей кровати почти вплотную. По щекам слезы текут. Глаза красные. Рыдает. Уже почти в ногах валяется, бестолковая! Меня накрывает…
– На грани? Что же это была за “грань”?! Я вот благодаря твоим рукам чуть не скопытился на парковке. Припугнуть? Да меня на хрен чуть не убили! Вот так ты меня любила, да, Илона? – шиплю, на голос нет сил. Меня потряхивает так, что кровать ходуном ходить начнет. – Идиотка. Какая же ты идиотка! Если ввязалась во всю эту криминальную херню, то умей доводить до конца. А сейчас развернулась и пошла вон отсюда!
– Но ты сам виноват! Если бы…
– Заткнись. Вот просто заткнись. Мне плевать: найдут тебя, посадят, по кругу пустит тот самый Бурматов, услышь меня – теперь мне плевать! Ты сама испортила себе жизнь. Сама! У тебя был шанс жить припеваючи. Но ты сама выбрала этот путь. Юлю лишила учебы. Сука, человек столько лет пахал, добиваясь высот, а ты, тварь, сунула свой нос! Бабки, которыми ты подкупила ректорессу, тоже Бурматова?
Илона, взвыв, падает перед кроватью на колени. Другого ответа не надо.
Я нахожу в себе сил подняться с постели и дернуть ее за шкирку здоровой рукой, ставя на ноги. Продолжаю под ее вой:
– Меня решила проучить? У тебя вышло. Спасибо! Благодаря тебе я ценю жизнь так, как никогда раньше. Люблю в сто крат сильнее. Думал, не умею. Правда. А теперь все чувства обострились, благодаря тебе. А ты бестолочь! У тебя был шанс расправиться со мной окончательно, ты его просрала. Теперь вытирай сопли и чеши отсюда, пока я самолично тебя в руки органов не сдал!
– Ты говоришь ужасные вещи!
– А ты творишь! – тряхнув за шкирку, игнорирую приступ боли во всем теле. Отталкиваю от себя Илону. Та, переступив на пару шагов назад, бормочет:
– Я не могла по-другому. Я слишком люблю тебя. Я не понимала, что делала. Прости меня, Богдан! Ради того, что у нас было, прости!
– Ничего мне не говори о любви. Ты не знаешь, что это такое.
– Помоги мне…
– Пошла вон, – дергаю головой в сторону двери.
Она в этот момент распахивается, и на пороге появляется трое мужчин в форме, один из которых следователь. Вовремя. Видать, исполнители ее уже давненько сдали. А опера “вели”.
– Доброго дня, – здоровается Майоров, впиваясь взглядом в гостью.
Илона изменилась в лице. Позеленела вся.
– Я пойду, – проблеяла она, сделав шаг к двери.
Ее останавливает следак.
– Ну, что вы, Илона Владимировна, останьтесь. Нам есть, о чем поговорить.
Оседаю на кровать. Состояние хреновое. Наблюдаю за происходящим, и у меня в голове оно не укладывается. Как она могла опуститься до такого? Как? Эта женщина со мной бок о бок прожила пять лет! Клялась в любви. Неужели я был настолько туп и слеп, что не видел за красивым фасадом гнилого нутра?
Пока Майоров рассказывает ей о правах при задержании, я словно не здесь нахожу. Будто со стороны смотрю немое кино. Жутко представить, что из-за обиды она меня попросту “заказала”. Меня могли убить. И не было никакого “долго и счастливо” у нас с Юлей.
А если бы не Юлькина настойчивость? Где бы был я сейчас? Закопался в работе, в бумагах. Жизнь проходила мимо. А рядом восковая фигура, готовая подставить свой зад, получив за это кэш на карту. Не жизнь, блядь, а сказка. Но мне тогда это подходило. Я и не подозревал, что может быть по-другому. Нет, я не снимаю с себя ответственности за наш разлад и расставание. Но я хотел, чтобы мы оставались людьми цивилизованными. А не вот это все…
Впервые за много лет мне по-настоящему становится жутко.
Любовь? Когда любишь, готов заставить страдать того, кого любишь? Готов причинить вред здоровью? Что это было у нас с Илоной? Комфортная договоренность. Можно было разойтись без всех этих драм и криминала. Людьми. Друзьями. Товарищами.
Нет, даже не хочу лезть в дальнейшие разбирательства. Нет желания мараться об это.
– Богдан Андреевич? – в сознание врывается голос Майорова.
– Да? – перевожу взгляд с Илоны на него.
– Вашу бывшую сожительницу мы задерживаем, – проговаривает официальным тоном. – Если вы понадобитесь…
– Все через адвоката, – отвечаю, перебив.
– Хорошо, – кивает. – Поправляйтесь! Пройдемте, гражданочка…
Илона вскидывает на меня свой ледяной взгляд. От слез ни следа. В глазах ненависть. Ровно в этот момент я понимаю: эта не пропадет. Выкрутится. Не здесь, так на зоне. Я же? Безоглядно доверяя той, кто при любом удобном случае всадит нож в спину, я получил хороший урок. Страшно давать такому человека доступ к своей жизни и телу. Никогда не узнаешь наверняка, чем это может аукнуться.
Дверь закрывается. Палата пустеет. Я со “скрипом” и тяжелым вздохом ложусь обратно на койку. В голове пугающая пустота. Все. Закончилось.
Через пару минут появляется ничего не подозревающая Юлька. Улыбается. Трещит без умолку. Под бок ко мне залезает, включая тот фильм, на котором я остановился. Я обнимаю ее. Закрываю глаза, утыкаясь носом в висок, и просто благодарю жизнь за то, что она вовремя дала мне очаровательно милый пинок в виде Даниловой.
