Девушка посмотрела на Ника и, сохраняя на устах ровную улыбку, договорила:
– Давай закончим нашу историю сейчас. Попрощаемся с улыбками на лицах и расстанемся навсегда.
Ник кивнул. Тогда Наталия улыбнулась ещё шире, сверкая блестящими от слёз глазами.
– Тогда улыбнись мне, пожалуйста.
Ник хранил молчания. Попыток улыбнуться он даже не предпринял. Но Наталия была к этому готова. Одинокая слеза выбежала из уголка её глаза и замерла на подбородке. Но она продолжала улыбаться.
– Ну что ж, прощай, Ник.
Наталия слегка помешкала, прежде чем направиться к двери. И ступала она медленно, затаив дыхание… Чтобы ничто не помешало ей услышать слово «Прощай» из уст Ника… Взявшись за ледяную ручку, она потянула дверь на себя, и та со скрипом отварилась, но до сих пор единственная, кто прощался с ней, оставалась тишина. И девушка, переступив порог, вошла в тёмный лестничный проход. Дверь за её спиной громко хлопнула, как будто отрезая от прошлого, и она медленно побрела по мрачным пустым коридорам.
А Ник так и не смог сказать «Прощай», так и не смог заставить себя ей улыбнуться. Он отчётливо понимал, что она решила поставить точку, но никак не мог принять и понять это. Он оставался стоять на своём месте и смотреть туда, где совсем недавно наблюдал, как кристаллик слезы прокладывает себе влажную дорожку по её мягкой щеке. И лишь, когда до его ушей эхом донёсся скрипучий звук закрывающейся двери, Ник ожил и оглянулся. Но он уже был совершенно один. И впервые в жизни Ник отчётливо понял, насколько он уязвим, одинок и напуган. Её теперь не было рядом, и он больше не видел света в конце туннеля. Со всех сторон его окружала темнота да пустота. Он ничего не видел и не слышал. Казалось, мир утратил краски и уничтожил всё живое, сохранив жизнь лишь ему одному, чтобы обречь его на страдания и муки.
Молодой человек покачнулся и, облокотившись о стальные прутья перил, медленно осел на жёсткий гравийный пол. В голове не было ни единой мысли, сердце утратило чувствительность. Глаза были пусты и непроницаемы. Он был опустошён и раздавлен. Так он просидел до утренней зари. Нежные лучи восходящего солнца коснулись лица Ника, на котором застыли влажные дорожки. Его покрасневшие глаза до сих пор смотрели в никуда, как будто что-то разыскивая. Всё тело бил озноб, после ночной пронзительной прохлады, но Ник этого не замечал. Ему было всё равно, что будет дальше. Ему было всё равно, что с ним произойдёт или нет. Безразличие и печаль стали его союзниками. Вкус к жизни потерялся в тёмном безграничном пространстве его души.
А в это время Наталия и Сэния быстро шли по аллее в сопровождении мистера Шмидта и Максимилиана Кита. Они дошли до центральных ворот, у которых тут же возник чёрный глянцевый Hummer. Водитель сложил в багажник чемоданы девушек и вернулся на своё место. Подруги перекинулись парой слов с директором и классным руководителем и забрались в салон автомобиля. Машина сразу же тронулась с места.
Наталия долго смотрела в окно, пока крыши школьного комплекса не скрылись за пригорком. Но и после этого девушка ещё долго в мыслях прощалась навсегда с её стенами, светлыми кабинетами, тёмными длинными коридорами, просторным актовым залом, уединённой крышей, удобными скамейками, всегда шумным стадионом, извилистыми аллеями и, конечно, с людьми, с которыми она познакомилась. Лишь с одним человеком она не могла проститься, потому что он не простился с ней… с тем, кто навсегда забрал её сердце себе… с тем, кто навсегда поселился у неё в душе… с тем, кого она никогда не забудет… с тем, кого всегда будет любить.
Молодой человек шёл мимо рядов быстрым уверенным шагом. Он уже миновал группу репортёров и телевизионщиков, которые, как стайка щебечущих воробьёв, что-то негромко комментировали в объектив камеры. Прошёл он и мимо мест, занимаемых родителями, одетых, как армия главнокомандующих войск, в строгие на заказ сшитые костюмы, от которых веяло дорогим парфюмом. Ряды школьников были самыми объёмными и занимали больше всего места в актовом зале – сегодня был такой день, когда все ученики от мала до велика должны были присутствовать в зале. Но молодой человек оставил позади и их. И поравнявшись с первыми рядами, на минуту остановился, устремляя свой взор на сцену.
Весь преподавательский коллектив в три ряда уместились с левой стороны сцены. Почётные места занимали среди них классные руководители выпускников. На лицах каждого из них сейчас сверкали широкие белозубые улыбки. От них даже на расстоянии веяло необъятной радостью и крохой печали. С правой стороны сцены в удобных кожаных креслах сидели важные гости: школьные учредители, люди, занимающиеся финансированием и рекламой, и, конечно, мэр города. На их лицах тоже были улыбки, но не такие, как у преподавателей, а скорее вежливо-снисходительные. Как будто им заплатили за то, чтобы они присутствовали сегодня здесь, да обязательно с улыбками на устах. Однако одна улыбка в этом ряду была искренней и счастливой и принадлежала директору школы, который сейчас стоял в самом центре сцены у трибуны. Ещё пару минут назад мистер Шмидт сам декларировал речь, поздравляя выпускников с успешной сдачей экзаменов, с окончанием школы и получением диплома, давал последние наставления перед выходом ребят из стен школы в большую жизнь и желал им добиться огромных успехов не только в социальной и финансовой сферах, но и продолжать расти в личностном и духовном плане. А теперь он терпеливо дожидался момента, когда сможет передать эстафетную палочку одному из выпускников, которому выпала честь сегодня говорить от имени каждого, получающего диплом в этот день.
До сцены оставалось буквально пару шагов, а молодой человек специально замедлил ход. Он медленно подошёл к ступенькам, ведущим на подмостки и, наступив на каждую из них, оказался, наконец, на сцене. Молодой человек всё также медленно приблизился к мистеру Шмидту под аккомпанемент собственного слегка неспокойного сердцебиения и встретился с ним глазами. Рукопожатие директора школы оказалось сухим, но пылким. И как только их ладони разжались, Швайгер Шмидт тут же поспешил уйти в тень, оставляя молодого человека наедине с несколькими сотнями глаз.
Со сцены всё казалось совсем другим. Зрительный зал, хоть и был чуть меньше спортивного поля, всегда свободно вмещал в себя всех учеников и преподавательский состав, а сейчас казалось, что он был переполнен и его стены вот-вот лопнут от натиска… Как флаг неизвестной страны, присутствующие невольно разбились по группам. Задние ряды принадлежали прессе, которая вопреки торжественному случаю была одета в основном в яркие повседневные вещи. Следом шли ряды родителей, которые облачились в строгие деловые костюмы тёмных тонов вне зависимости от пола. Далее был самый обширный ряд – ученики. И несмотря на то, что торжественный случай требовал соответствующего облачения, все учащиеся пришли в своей обычной школьной форме. Первый ряд и последний цвет флага принадлежал выпускникам, на которых были длинные тёмно-синие накидки в пол и синие шапочки с квадратной верхней частью, с которых свисали длинные кисточки. Молодой человек перекинул кисточку с золотыми нитками с правого бока на левый и поправил длинный золотой воротник – такие же встречались ещё у нескольких выпускников-медалистов, что выделяло их из прочей массы. Наверное, поэтому несколько пустых мест сами собой молодому человеку бросались в глаза, как белая тряпка тёмной ночью. На одном стуле молодой человек увидел аккуратно разложенную майку школьной футбольной сборной и футбольный мяч, на других ничего не лежало. Но и без вещей можно было догадаться, что первый пустующий стул принадлежал девушке, которая хоть и посещала школу, когда ей вздумается, но всё равно являлась полноправным членом школьной семьи, которую все знали не только, как публичную персону из телевизора, но и как маленькую девчушку с двумя косичками и интересную вдумчивую девушку из класса Максимилиана Кита. Второй стул принадлежал ещё одной девушке, которая хоть и пришла в школу лишь в этом году, но успела и завоевать сердца, и сохранить о себе только лишь хорошие воспоминания.
