«Роберт, я ухожу от тебя».
Какая простая фраза, всего пять коротких слов, но их достаточно, чтобы разрушить брак. Две переплетенные между собой жизни. Ее и его мир.
Женевьева плохо спала. Ее сон напоминал глубокий океан. Бездонная пропасть без снов. Он переливался через границы ночи и разливался дальше. Пару раз она пыталась очнуться, чувствуя, что яркие лучи солнца пробиваются сквозь щели в жалюзи, проскальзывают сквозь шторы. Но в доме стояла тишина, а ее веки словно были налиты свинцом, сон снова навалился и увлек ее в свою пучину, пока, наконец, ее не выбросило на берег утра. Женевьева лежала с раскрытыми глазами, слушала, как кровь стучит в висках, повторяла про себя пять маленьких слов и обдумывала их значение.
«Роберт, я ухожу от тебя…»
Она вспомнила, что Паоло говорил о последствиях.
Когда она все расскажет, муж наверняка устроит безобразную сцену. А может быть, множество безобразных сцен. Он будет опустошен. Посмеет ли он применить силу? Она никогда не думала, что Роберт способен на насилие, но все же… Она видела другую его сторону в ту недавнюю ужасную ночь.
Но он мог сделать ей больно и другими способами. Конечно, она лишится этой квартиры. Ее выполненной по специальному заказу квартиры на рю де Лота со всеми аксессуарами: серебряной с золотом отделкой стен, кушеткой в виде пироги и абажурами цвета страусиного яйца, ее спальни с обитыми шелком стенами василькового цвета, стола из дерева акажу. Роберт не пожелает остаться здесь. Он ринется в Бостон, прижаться к груди матери. Но прежде он убедится в том, что и она здесь не останется.
Что еще. Он мог бы поехать к ее отцу. Папа конечно же примет его сторону. Как же, бедный обманутый муж. Да и когда он принимал ее сторону? Роберт может сделать это, чтобы лишить ее наследства и оставить без средств к существованию, если ему захочется мести. О да, он вполне может это устроить.
Что еще? Он может затаскать ее по судам, ее фото появятся во всех газетах. Он убедится в том, что она прошла через общественное унижение и осталась без единого франка в кармане. К тому времени ее перестанут принимать в любом респектабельном доме по обе стороны Ла-Манша.
Но кому нужна эта респектабельность, шери? Что может быть скучнее респектабельной жизни?
Что еще?
Он заберет ее коллекцию туфель! Самая очевидная и самая жестокая месть. Этого она не сможет вынести.
Женевьева выбралась из постели и бросилась в комнату туфель. Вот они, все ее пятьсот двадцать три пары, в своих коробках. Она просто не могла забыть о своей коллекции и вот так оставить ее. Все ее туфли отправятся вместе с ней в новую жизнь, все. От Закари, Феррагамо и Перуджи до туфелек Мери Джейн из ее детства. Каждую пару выходных туфель-лодочек, высоких ботинок, бальных туфель, легких балеток, белых туфель-лодочек с различными украшениями, ботинок на шнуровке и без, она заберет с собой туфли с высокими каблучками, с низкими, с каблучком в стиле Луи. Каждую пряжку и пуговичку. Каждый квадратный дюйм кожи, шелка, замши, атласа и бархата. Необходимо вывезти из квартиры коллекцию, спрятать в безопасном месте, пока Роберта нет дома. Это щекотливая ситуация, требующая тщательного планирования. Она не должна позволять себе увлекаться и действовать поспешно.
Новые золотые туфли от Закари все еще лежали на полу с прошлой ночи. Одного вида переплетенных между собой букв «Ж» и «П» на каблучках было достаточно, чтобы ее сердце растаяло.
К тому времени, когда она приняла ванну и оделась, было уже позднее утро. Просунув голову в дверь кухни, она попросила Селин приготовить поздний завтрак. Ей хотелось омлета с грибами. Немного свежевыжатого апельсинового сока и кофе.
Горничная застыла и, разинув рот, уставилась на нее.
— В чем дело? Что странного в том, что я хочу омлета?
— Ну, мадам. Вообще-то я не уверена в том, что все понимаю. — На лице Селин по-прежнему было это странное выражение, полное недоверия.
— Что, боже ты мой, происходит?
— Кто я такая, чтобы говорить вам об этом, мадам.
— Или скажи, что происходит, или веди себя подобающе.
Неясное бормотание было ей ответом.
— Селин!
— Разве вы не беспокоитесь? — Наконец она выпалила эти слова. — Неужели вам все равно?
Женевьева покачала головой:
— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
— Это неестественно! Ваш муж не вернулся домой, а вы говорите об омлете с грибами! — Ее лицо пылало. — Мадам, с ним наверняка что-то произошло. Он не из тех мужчин, которые… Он настоящий джентльмен!
— Не вернулся домой… — Женевьева повторила эти слова и нахмурилась. — Не говори ерунду. Он, как всегда, окажется в офисе. Он часто уходит, не разбудив меня, когда я поздно возвращаюсь домой. И ты прекрасно это знаешь.
— Он не вернулся прошлой ночью. — Горничная стала говорить медленнее. — Разве вы не заметили?
Женевьева поджала губы.
— Сейчас же сделай мне омлет, кофе и апельсиновый сок.
Она направилась к телефону, чувствуя, как противно засосало под ложечкой.
«Вот тебе и наказание, — раздался знакомый голос в голове. — Роберт умер или лежит в больнице, и это полностью твоя вина».
Как только могла она позволить себе даже подумать о том, чтобы уйти от него? Она не сможет полноценно существовать без Роберта. Закари оказался прав — все ее мечты о будущем — всего лишь пустая фантазия испорченной девчонки. Роберт — ее реальность. Крепкий и надежный тыл. А Паоло Закари — всего лишь ускользающее призрачное видение. Что она вообще знала о нем?
Ее рука дрожала, когда она, наконец, сняла трубку.
«Пусть с ним все будет в порядке, — твердила она про себя. — Пусть он окажется в офисе за своим столом и скажет, что горничная лишилась рассудка…»
Ее голос стал совсем тонким, когда она говорила с оператором. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем ее соединили с офисом Роберта. Ожидая, когда на другом конце возьмут трубку, она чувствовала присутствие горничной, притаившейся за кухонной дверью, прислушивающейся и ожидающей вместе с ней.
Она закрыла глаза: «Если он там, то я навсегда расстанусь с Паоло».
— Доброе утро, миссис Шелби Кинг, — раздался голос секретарши.
— Будьте так добры, я хотела бы поговорить со своим мужем.
На другом конце линии повисла пауза, которая показалась ей несколько более долгой, чем обычно.
— Простите, но он сейчас не может подойти к телефону.
— Что вы имеете в виду? — Женевьева увидела свое отражение в зеркале холла. Ее лицо выглядело взволнованным. И еще виноватым, да, на ее лице отразилась вина.
