Так вот: ниспосланное Эвелин видение было более или менее точным. Крошка Нелл резвилась в солнечных лучах на зеленых лугах Дальней фермы. Ферма-то ферма, но Клайв и Полли, ее владельцы, были больше преступниками, чем фермерами, эмигрантами из лондонского Ист-Энда. И ферма служила приютом и перевалочным пунктом для беглецов и ценных предметов, а не для коров, молока, сливок и яблонь. Не была она и самым чистым местом в мире, а представления Полли о приготовлении завтраков, обедов и ужинов ограничивалось тушеной фасолью на подгоревших хлебцах, или – еще лучше – изобилием лососины с шампанским, или любой едой и питьем, которые не доставляли никаких хлопот. Тем не менее в сердце своем Полли ощущала себя деревенской девушкой, и хотя почти все двадцать акров Дальней фермы либо не обрабатывались, либо уступались соседним фермерам для выпаса скота, она сажала у стен амбаров и сараев, в которых хранилось краденое, а в дальнейшем было налажено изготовление ЛСД и кокаина, очень красивые вьющиеся растения, а когда они оказывались при деньгах, отправлялась в местный садовый центр и высаживала цветы уже в бутонах. Как воровской притон ферма, хотя и заросла, выглядела много живописнее, чем в более суровые дни, когда там сеяли и доили.
Но, читатель, мне кажется, я забежала вперед. Вот что произошло, когда Нелл была обнаружена в дальнем уголке фургона, когда ранним утром он прибыл на ферму со своей долей плодов Величайшего Похищения Антиквариата В Нашем Веке (так, во всяком случае, окрестила это ограбление пресса, хотя, строго говоря, после «Веке» следовало бы добавить «по сей день», поскольку до конца его оставалось еще двадцать пять лет). Клайв, и Бино, и Полли, и Рейди выволокли из фургона книжный шкаф работы Чиппендейла – очень небрежно, навеки лишив его кусочка бесценной инкрустации, – а затем восемь милых английских пейзажей (Рембрандты и Ван Гоги были оставлены висеть на стенах – найти приют для краденых шедевров очень трудно, их ведь сразу можно узнать), а затем пару массивных серебряных канделябров XVII века – и в дальнем углу взглядам открылась худенькая крошка, чумазая крошка, спящая крошка, лысенькая крошка Нелл.
Они помогли ей выбраться на солнце. А теперь – что они сделают? Читатель, откровенно говоря, мне страшно подумать, что могло произойти. Если вы преступник, то свидетеля вашего преступления логичнее всего заставить замолчать навек.
Но Нелл поглядела вокруг: на озаренные восходящим солнцем старые камни, на клематис повсюду, на белую кошку Полли, потягивающуюся в теплых солнечных лучах, и сказала:
– Как здесь красиво! (И, поверьте, читатель, в сравнении с Истлейкский центром, так оно и было!) – И Клайв, и Полли, и Бино, и Рейди, все улыбнулись. Стоило им улыбнуться, грозившая ей опасность уменьшилась.
– Выкупать тебя надо, вот что! – сказала Полли, и как только Нелл была выкупана, опасность стала еще меньше.
Затем она разделила с ними завтрак из пшеничных хлопьев фирмы «Уитабикс» со сливками (сливки брались на соседней ферме), а после этого что им было делать? Только оставить ее себе.
Нелл рассказывала, как убежала от злых собак, но они не могли поверить, что у кого-то хватило подлости натравить собак на ребенка. Она сказала, что ее зовут Эллен Рут, но Полли и Рейди такое имя не понравилось. Полли сказала, что ее самое любимое имя – Нелл, и ее стали называть «Нелл». Полли отличалась редкостным экстрасенсорным восприятием: она предсказывала судьбу по чаинкам, умела бросать гадальные кости и видела привидения. Быть может, она и правда обладала телепатическими свойствами: что ни говорите, но просто поразительно, как она предпочла «Нелл» всем другим именам.
Полли была смешливой, крупной, золотоволосой и вспыльчивой молодой женщиной. Рейди была маленькой, худенькой, задумчивой, ленивой. Клайв был высоким и гибким, Бино высоким и толстым. Никому из них еще не исполнилось тридцати. Все верили, что следующее же преступление их обогатит, и можно будет уехать в Рио-де-Жанейро или в другое столь же экзотическое место и жить там всем вместе в роскоши. Но почему-то это у них никак не получалось, и они продолжали жить на Дальней ферме.
Волосы Нелл быстро отросли, а ее личико расцвело от счастья и довольства. Они увидели, что она очень хорошенькая. Она взяла карандаш и нарисовала кошку Полли, по-настоящему хорошо, и они почувствовали гордость за нее. Она не зря была внучкой Джона Лалли. Хотя, к счастью, унаследовала только его талант, а не трудный характер.
– Лучше оставим ее у нас, – сказал Клайв Полли. – Выдадим за свою, пошлем в школу, вступим в Ассоциацию учителей и родителей, и все такое прочее. Вольемся в местную жизнь.
– Я – и вдруг мать! – в изумлении сказала Полли. Это беззаботное создание придерживалось о себе низкого мнения, страдала занижением самооценки, как сказал бы психолог. Почему-то она никогда не верила, что у нее может быть настоящий брак, настоящий муж, а тем более – настоящий ребенок. И вот к своим 28-ми годам она достигла именно того, чего ожидала от жизни. (Примерно в этом возрасте мы убеждаемся, что наш взгляд на себя достаточно верен – или у нас было достаточно лет, чтобы сделать его таким.) Но тут же добавила: – А почему бы и нет? Во всяком случае, не придется беременеть и портить себе фигуру!
Что было странно, поскольку никакой фигуры у нее не было. Но молодые женщины, принимающие большие дозы ЛСД (это была середина семидесятых, самый разгар увлечения ЛСД) – или даже небольшие, вроде бы действительно утрачивают связь с реальностью. Они видят мир таким, каким хотят его видеть, а не таким, каков он на самом деле. Если им благоугодно верить, будто в буфете имеется еда, они не идут ее покупать, имеется она там или нет. Если восемь часов, когда надо укладывать Нелл, наступают не ко времени, значит стрелки показывают семь, Полли голову прозакладывает! Что же, в подобном воспитании есть свои преимущества – веселая беззаботность, «ну и подумаешь!», как жизненная позиция – а также и свои оборотные стороны. Очень рано нужда учит заботиться не только о себе самой, но и о родителях – каким-то образом раздобывать деньги на еду и самой идти в лавку, как ты ни мала; самой ложиться спать, через сколько бы бесчувственных тел тебе ни пришлось при этом перелезть, и засыпать под одурманивающую музыку, а не под сказку. Дети любят порядок, надежность и рутину, а если их им не обеспечивают, то стараются сами создавать их для себя. У Нелл это получалось неплохо.
В деревенской школе лишних вопросов не задавали – если бы количество учащихся сократилось еще на одного ребенка, школу могли вообще закрыть, и при виде Нелл директорские глаза даже заблестели от радости. Про метрику каким-то образом забыли, и крошка Нелл Бичи, дочка Клайва и Полли пошла во второй класс. Естественно, что Полли так и не вступила в Ассоциацию учителей и родителей. Все как-то времени урвать не удавалось – таким потоком шли через ферму краденые вещи в середине увлекавшихся антиквариатом семидесятых годов.
