– У меня тоже есть родственники в Германии, – сказал Поль, – не такие близкие, как брат, всего лишь дальние, но я очень их люблю и беспокоюсь о них.
– Как можно объяснить такое устройство мира детям? – воскликнула Айрис. – Я преподаю в четвертом классе. Некоторые из них читают газеты, и все они слушают радио. Это очень тяжело… Ну, я делаю все, что могу.
Да, я уверен, что ты всегда делаешь все, что можешь, – это написано у тебя на лице, подумал Поль.
Вокруг зашикали, и Жаботинский вышел на сцену. Люди встали, приветствуя его.
Позже Поль не смог бы повторить ни слова из того, что говорил этот человек. Все его внимание было поглощено темноволосой головкой перед ним. Она носила тонкую золотую цепочку на шее. Когда она подняла руку, он увидел, что она носит кольцо. Она внимательно слушала. Ему было видно, когда она поворачивалась, как она дышит. Дыхание его плоти.
Когда окончилась речь и прогремели овации, Мариан заторопилась домой, подгоняя его: – Давай выйдем до толчеи. Айрис обернулась.
– До свидания, – вежливо сказала она. Поль тянул время, надевая пальто.
– Что вы думаете о нем? – спросил он. Она колебалась:
– Кажется, большинство в восторге. Это же нечто потрясающее, правда? Еврейская бригада? И все-таки Вейцман и Брандис против этого, а я поддерживаю их. Они уж определенно понимают больше меня.
– Мне кажется, вы правы.
Мариан и Берги уже протискивались к проходу.
– Поль, ты идешь? Мы застрянем в толпе!
– Было приятно поговорить с вами, – произнесла Айрис, пока Поль медлил. Он подумал, что она несколько озадачена его вниманием, хотя, может быть, ему это показалось. Во всяком случае, она безусловно упомянет об их встрече дома. Он на миг представил, как она рассказывает Анне…
– Мне тоже было приятно поговорить с вами, – сказал он.
И он пошел следом за Мариан вниз по лестнице, медленно продвигаясь через толпу. Ему казалось, что они никогда не выйдут на улицу на свежий воздух и что давление в его голове раздавит его.
Когда они расстались с Бергами, которые жили недалеко от Вашингтон-сквер, Мариан серьезно заметила:
– Я решила, что ты никогда не закончишь разговор с этой девушкой. Кстати, кто она?
Презирая себя за ложь, он ответил:
– Я встречался с ней несколько лет назад вместе с ее родителями.
– А кто они?
– Просто мои клиенты. – Он не мог удержаться от вопроса, ненужного вопроса: – Как она тебе?
– Не знаю. В ней нет ничего замечательного. Я удивляюсь, что ты так хорошо ее запомнил.
– Ты же знаешь, что я редко забываю лица. Это одно из достоинств моей профессии, моя дорогая.
На следующий день зазвонил личный телефон в кабинете Поля.
– Сегодня кое-что случилось, – начала Ли.
Его нервы были неспокойны, и он сразу встревожился:
– Что именно?
– Ничего плохого. Просто мне необходимо поговорить с тобой. Мне действительно надо.
Успокоенный, он заставил себя ответить почти весело:
– Не думаю, что это будет так тяжело устроить.
– Ты сможешь заехать сегодня вечером?
– О, нас с Мариан пригласили сегодня на обед в восемь часов. Люди, которых я едва знаю, черт бы их побрал. Может, завтра?
– Ты мог бы зайти по дороге домой с работы, а? Это не займет много времени.
Идя к ней, он пытался догадаться, что ей нужно. Если это не неприятность, тогда почему такая спешка?
Она сидела в библиотеке перед камином, когда он поднялся наверх. В пепельнице горкой лежали окурки – она, видимо, сидела здесь уже некоторое время, не читая и не слушая музыку, что она обычно любила делать под вечер. Ли поджала одну ногу под себя, рукой ухватившись за ручку кресла, даже дым от сигареты казался взволнованным.
– Билл Шерман хочет жениться на мне, – резко сказала она. – Он сказал, что ждет уже достаточно долго. Слишком долго.
Эмоциональный кризис принял угрожающие размеры – возбуждение достигло предела.
– Он хочет получить ответ.
– Ну, я, конечно, не могу винить его за это! – сказал Поль, подумав, что увиливает, не зная, как решить эту проблему.
– Он хочет ответ сегодня вечером.
– Сегодня? – повторил Поль.
Ли отложила сигарету и внимательно посмотрела на него.
– Я могу все понять, но, однако, к чему такая спешка? – нерешительно проговорил он.
– Послушай, Поль, это не ультиматум.
Ее голос был напряжен, и она говорила так быстро, без пауз, что он подумал о том, что речь ее была заранее отрепетирована.
– И все-таки, в каком-то смысле, возможно, это и так. Ты поступаешь, как должен поступить, и тогда я знаю, что мне делать. Я не плачу у тебя на плече. Это никогда не было в моих привычках. Ты знаешь это. Ты знаешь меня так долго и так хорошо, как никто другой.
– Это верно, – заметил он, не зная, что еще сказать.
– У меня были две большие раны в груди, здесь, – и она приложила руку с большим бриллиантовым кольцом от Бена к сердцу, – сначала это был Фредди, а потом Бен, еще большая рана, как от пушечного ядра. Еще одна такая – и я буду похожа на решето. Она усмехнулась:
– Мне не везет, правда? Ты всегда так говорил. Ты всегда восхищался мной, потому что я не ныла. О, Фредди не мог не любить женщин, бедный мальчик. Но откуда было мне это знать? Он был такой милый, с ним было так легко, и он был такой джентльмен. На меня тогда производили большое впечатление джентльмены. Мне кажется, что и сейчас тоже.
Расстроенная, она сейчас сидела там, где сидел Фредди с шотландским пледом, скрывавшим его самые ужасные увечья.
– Потом у меня был Бен, который был мужчиной и любил меня, но он был тоже по-своему слабый, выбравший себе плохих компаньонов, не способный устоять перед деньгами. Ну, ты все это знаешь, мне не надо рассказывать тебе.
– Не надо, – мрачно согласился он.
– Мне не надо говорить и о своих чувствах к тебе.
Поль посмотрел на огонь: маленькие золотые язычки пламени торопливо бегали, завораживая, так что невозможно было отвести от них взгляда. Но требовательность в ее голосе заставила его снова посмотреть на нее. Что ответить, как ответить на эту мужественную откровенность?
Он нашел какие-то слова:
– Ты одна из самых замечательных женщин, которых я знаю.
Это было совершенной правдой, но слова не подходили к моменту, и он понял это, произнося их. Она не обратила на них внимания.
– Мне нужен надежный мужчина, хороший мужчина, свободный от обязательств перед кем-то, на которого я могла бы положиться в трудную минуту; ведь я могу заболеть, постареть, потерять привлекательность.
Ли заболеет? Ли постареет? Она будет потрясающей и в восемьдесят лет, стройная женщина с великолепными белыми волосами и бриллиантовым колье.
