— Мистер Нолан, рад видеть снова, — один из охранников улыбается ему.
Слэйн только кивает.
— Запомни её. Энрика. Она всегда со мной, — бросает он. Двое мужчин оглядывают меня сканирующими взглядами, а потом открывают двери.
— Ты как чёртов бандит. Это жутко, — шепчу я, когда мы проходим в большое помещение. Здесь толпятся мужчины и женщины у странных стоек, похожих на кассы «Макдональдса».
— Ставки. Они делают ставки, — объясняет Слэйн и ведёт меня дальше. Мы снова спускаемся и опять то же самое. Охрана. Требование запомнить меня и очередная комната. Но здесь не так много людей, как было наверху. И люди здесь элитные. Это можно легко сказать по мужским шикарным костюмам и украшениям девиц, висящих на локтях своих партнёров.
— Самый дорогой зал. Исключительно для тех, кто ставит от двадцати тысяч евро и выше, — говорит Слэйн.
— Двадцать тысяч? Глупая трата денег, — фыркаю я.
— Если тот участник, на кого ставишь, выигрывает, то получаешь двойную сумму. Если нет, то остаёшься в минусе. Хочешь сыграть? — Интересуется Слэйн.
— Ни за что. Это чудовищно. Люди не животные, — морщусь я.
— Ошибаешься. Люди хуже животных, Энрика. Животные умеют быть милосердными. Люди же обожают причинять боль своему виду. Таким образом они ощущают власть над ними, и это заставляет их сходить с ума. Ставки — это ещё одна наркотическая зависимость.
Мы проходим в огромный зал, заполненный людьми. Здесь мягкие кресла, как в кинотеатре. Но вот вместо экрана огромный ринг, вокруг которого шипованная клетка. Сглатываю от отвращения, спускаясь ближе к этому сооружению. Там дерутся двое мужчин. Они лупят друг друга в перчатках, а люди кричат, поддерживая своих любимцев.
— У нашей семьи есть особое место, — Слэйн поднимает голову, и я делаю то же самое. Над обычными креслами возвышается пустующая ложа.
— Но я не использую её, иначе Каван меня не услышит и не увидит. Да и чем ближе к рингу, тем жарче, — Слэйн останавливается у двух кресел в первом ряду, а напротив них столик, как в ресторане. Он указывает взглядом мне садится, а меня пробирает жуткий холод от того, как всё это отвратительно. Я даже не могу смотреть на ринг. Я слышу крики, ругань, требования. А эти придурки дерутся так, словно от этого зависит их жизнь. Дерьмо.
— Хочешь что-нибудь выпить, Энрика? — Интересуется Слэйн, пододвигая мне меню.
— Меня вырвет, если я это сделаю. Но если ты хочешь, чтобы я это сделала, то без проблем. Всегда к твоим услугам, — фыркаю я.
Ладонь Слэйна ложится на моё бедро, и он сжимает его. Сглатываю от того, как быстро предаёт меня моё тело. Я поднимаю на него взгляд с вызовом, что не собираюсь сдаваться.
— Я буду вытирать твою рвоту столько, сколько потребуется. Меня этим не отпугнуть, — он понижает голос, приближаясь ко мне.
— Мне нравится заботиться о тебе. Пусть это будет моим фетишем, — выдыхает он мне на ухо. Боже мой… да он издевается.
Я проглатываю язык, теряясь моментально в этом новом Слэйне. Ненавижу его. Чертовски ненавижу его.
— Ты сказал, что ты откроешь мне какой-то секрет. Мы могли бы перейти к нему побыстрее? — Дёргаю ногой, сбрасывая его руку.
— Ты злишься.
— Какой ты догадливый, — язвлю я.
— Ты возбуждена.
— Ты болен, — фыркаю я.
— Глубоко.
Раздражённо цокаю и отворачиваюсь. Мне претит сам факт того, что мы находимся здесь, что я нахожусь здесь по собственной воле. Это отвратительно, и я ненавижу себя за то, что позволила Слэйну притащить меня сюда.
Раздаются аплодисменты и крики. Некоторые люди подскакивают со своих мест. Озадаченно поднимаю брови и бросаю взгляд на арену. Мужчина, побитый, весь в синяках и с кровью на носу выходит вперёд. Его объявляют победителем. Я даже не удивлена. Он огромный. Это гора чёртовых мышц. Его противник лежит на полу. Господи… кажется, он даже не дышит.
— Он в нокдауне. Он живой, — подсказывает Слэйн.
— Как ты узнал, что я думаю об этом? — Удивлённо шепчу я.
— Я наблюдаю за тобой, Энрика. Твоё дыхание сбилось. Ты закусила губу. Нахмурилась. В твоих глазах появилась жалость.
— Это так плохо?
— Это самое красивое, что я видел в жизни. А видел я много, — Слэйн проводит внешней стороной ладони по моей щеке.
— Попридержи свою светлую сторону. Я пытаюсь тебя презирать, — с горечью шепчу я.
— Ты не сможешь. Я тоже не смогу. Может быть только больно. И когда это случится со мной, когда ты причинишь мне боль, я окажусь там, — Слэйн поворачивает голову к арене.
У меня, кажется, на секунду останавливается сердце. Я задыхаюсь от его признания. Мне плохо. Мне душно. Меня словно крепко держат за горло.
— Прости? — Выдавливаю из себя.
— Ринг — отличная возможность справиться с болью. Я там был уже, — лицо Слэйна становится непроницаемым.
— Был? Ты дрался, как они?
— Да. Два месяца. Я дрался два месяца. Мой отец был в восторге.
— Почему ты это сделал?
— Мне было больно. После того случая, когда обо мне написали, какое я чудовище и когда ту женщину убили, я не смог справиться с этим нормально. Я умирал и мне требовалось что-то, что поможет мне. Я пришёл сюда, чтобы поддержать Кавана, мне было всё равно на то, что меня окружает. И чем дольше я смотрел на то, как они дерутся, тем больше понимал, что я хочу туда. В эту клетку. Я хочу избавиться от боли и от чувства вины. Я хочу стать плохим. Я хочу быть злодеем. Я хочу быть психом. Я хочу быть собой. Меня тянуло туда. Я думал об этом, тренировался. Каван не позволял мне этого сделать, он боролся со мной. В прямом смысле. Мы дрались. Мы были измотаны, а потом всё по новой. И я вырубил его, чтобы выиграть. Каждый удар. Каждый трест костей. Каждая струйка крови. Это всё сделало меня безумным. Я стал зависимым похлеще, чем от наркотиков. Я выигрывал и выигрывал. Я не мог остановиться, пока боль не ушла. Я проснулся утром и был здоров. Я снова вернулся к своей жизни. Во мне есть желание причинять боль другим. Я знаю об этом. И когда мне очень больно, то ринг — единственный способ, чтобы сохранить жизнь всем вокруг.
— У тебя тоже неконтролируемая агрессия? — С ужасом шепчу я.
— Нет. Я робот. Я ничего не чувствую. Я не использую мимику. Я выбрал быть трупом. Но я знаю, что могу быть зависимым. Меня таким сделали. С детства. Я дрался часто и много. Отец требовал этого от меня. Я ненавидел это, но дрался. Я презирал всё это, а потом смирился. Мне всё равно. Я привёл тебя, чтобы показать тебе, что зачастую здесь дерутся из-за боли, с которой не могут справиться. Боль ведёт людьми. Каваном тоже. Особенно сегодня, — мрачный голос Слэйна вызывает внутри меня страх.
— Почему особенно сегодня?
— Вчера Каван получил труп своей сестры.
Я в шоке охаю и закрываю рот рукой.
— Код был чёрным, Энрика. Я тебя обманул, потому что не хотел пугать. Она мертва. Я сам это видел сегодня утром. Я был на похоронах сегодня. Каван старался быть хорошим братом, но у него это не получилось. Его предали два раза и ему было плохо. Очень плохо. Поэтому он и выходит на ринг. Удары помогают ничего не чувствовать, а только физическую боль. Они помогают очистить голову от мыслей. Они заставляют тебя выживать против твоей воли.
— Мы приветствуем нашего чемпиона и многократного победителя — Кавана, — зал взрывается аплодисментами, а моё тело знобит. В голове крутятся слова Слэйна о том, что случилось. Почему мы здесь. Что он делал здесь.
Я бросаю взгляд на арену, где представляют другого мужчину. И он такой же огромный, как Каван. Его тоже встречают бурно гости. Мне паршиво.
— Я владею этими клубами, Энрика. Я их законный владелец, — проносится голос Слэйна и попадает прямо в моё сердце.
— Что? — Я поворачиваю к нему голову.
— В то время, когда я был одержим идеей драться, я был невменяем. Я подписал соглашение на передачу клубов мне, — сухо поясняет он.
— То есть ты… мне врал, — выдавливаю из себя.
— Я умолчал, чтобы не пугать тебя, потому что это дерьмо сейчас мне не нравится. Я передал управление своему дяде, и он пока меня заменяет здесь. Я прихожу сюда исключительно только ради Кавана, и я знаю, что приду сюда ещё раз. Через четырнадцать дней, — меня ужасает очередное признание.
