лице. Она проверила воду, из которой струился пар.
– Идеально, – сказала она. – Ты идешь?
Я пробормотал, что нужно переодеться, и пошел в гостиную, чтобы вытащить свои плавки из спортивной сумки, в которой лежали мои вещи с тех пор, как я переехал.
«Что она делает? Что я делаю?»
Если бы я знал, что для меня хорошо, что плохо, я бы отказался, сославшись на усталость, или сказал бы, что хочу встать пораньше на экзамен. Вместо этого, поскольку я был рьяным мазохистом, я надел плавки и присоединился к ней.
– Вода такая приятная, не правда ли? – спросила Алекс, когда я забрался внутрь.
Я кивнул, радуясь, что вода покрывала ее до ключицы. Но даже этого было недостаточно. Я не мог оторвать глаз от изящного изгиба ее шеи, от стройных, благодаря Бог знает скольким занятиям йогой, мышц ее плеч… Она окунулась в воду с головой, ее рыжие волосы – темные в тусклом свете фонаря на крыльце – теперь были зачесаны назад, открывая лицо.
Я не мог перестать пялиться. Сквозь пелену вожделения я заметил, как и она окинула меня взглядом, когда я залез в ванну, и взгляд ее с нескрываемым голодом задержался на моей груди. Или, по крайней мере, так мне показалось. Пусть так оно и было. В отношении Алекс у меня были большие надежды и ничего больше.
– У тебя очень красивая татуировка, – прокомментировала Алекс рисунок Санта-Муэрте на моем левом плече. – Но мне кажется, я ей не очень нравлюсь.
– Ей никто не нравится, – я сделал глоток пива.
Алекс слабо улыбнулась.
– Могу я взглянуть на другую? Ту, что на твоей спине?
– Конечно.
Я повернулся к ней спиной, стараясь держаться расслабленно, непринужденно, когда она приблизилась. И все же я вздрогнул, когда почувствовал, как ее пальцы гладят по линиям и завиткам татуировки.
– Необычно, – заметила она. – Очень оригинально.
Я почувствовал, как кончики ее пальцев ведут по линиям татуировки на моей правой лопатке: половинка циферблата с римскими цифрами, похожая на полумесяц, баюкающий греческую богиню, прыгающий кролик и облако, похожее на лицо старика, – все было набито черными чернилами и искусно соединено так, чтобы одно изображение плавно перетекало в другое. Я почувствовал, как пальцы Алекс находят единственную цветную часть татуировки: красное сердечко в правом нижнем углу часов, забрызганное и истекающее кровью.
– Это ведь твой рисунок, не так ли? – спросила она с трепетом.
– Да, – ответил я.
Ее пальцы все еще касались моей кожи. Я чувствовал их, они были еще горячее, чем вода вокруг нас.
– Я хотел чего-то значимого, поэтому нарисовал сам.
– А что она означает? – Алекс задумалась. – Дай угадаю, – я чувствовал, как ее пальцы касались каждой фигуры по очереди. – Джорджия – богиня, Кэлли – кролик, твой отец – человек, изображенный на облаке. Часы отражают: часы, дни и года твоей жизни; а сердце… – она провела пальцем по капающей крови. – Боль.
– Джорджия не богиня, – быстро вымолвил я. – Она думает, что это она, потому что из-за отсутствия цвета женщина кажется блондинкой. Но это не она.
– Тогда кто же это? – спросила Алекс, и я почувствовал, как ее пальцы скользнули по мечу богини.
– Я пока не знаю. Моя спутница жизни. Кем бы она ни была.
Алекс ничего не сказала. Ее пальцы продолжали двигаться вниз, к белому рубцу на месте раны от огнестрела.
– А это…
Теперь обе ее руки лежали у меня на плечах, и я почувствовал, как ее губы коснулись моего шрама легким и нежным поцелуем. Я подавил стон, радуясь, что бурлящая вода была выше пояса.
– Что мы делаем, Алекс? – я вздохнул и почувствовал, как она отстранилась, перейдя на свою половину ванны.
– Сидим в гидромассажной ванне, наслаждаемся летним вечером, – сказала она. – И твоим днем рождения. С днем рождения, Кори.
– Ты уже поздравила меня, – я повернулся, задаваясь вопросом, не пьяна ли она, впрочем, взгляд у нее был пронзительный и ясный. – Ты же сама говорила, что мы должны быть осторожны.
– Я помню, – она отхлебнула пива. – Но у нас плохо получается.
– Да, – согласился я. – Горячая ванна была плохой идеей. Ты в этом бикини – тоже очень плохая идея.
Она сделала еще один глоток с задумчивым выражением на лице.
– Так давай не будем.
– Давай не будем что?
– Не будем осторожными.
Она поставила свое пиво на край ванны. Алекс смотрела на меня со своей половины бурлящей воды, ее глаза пристально и уверенно впились в мои глаза, но когда она заговорила, я услышал в ее голосе легкую дрожь.
– Скажи, что мне делать.
– Сказать тебе?.. – я рассмеялся, пытаясь скрыть приятную дрожь, пробежавшую по моей коже, мое тело поняло, о чем она говорит, прежде, чем это понял мой разум. – Что ты имеешь в виду?
– Скажи мне, чего ты хочешь.
– Это что, какая-то игра?
– Возможно.
– Алекс…
– Я знаю, и мне все равно. Не сегодня. Сегодня я хочу, чтобы ты сказал мне, чего ты хочешь. Что тебе нравится, – она склонила голову набок, глядя на меня, и в ее голосе послышалось сомнение. – Или ты не хочешь?
Конечно же, я хотел. Мое тело хотело ее. Но голос предостережения говорил мне – кричал – быть осторожным. Мы уже поддались влечению, которое связало нас, точно провод под напряжением, но Алекс как будто списывала это на психологическую травму, полученную в банке. А сейчас… в ее глазах не было неуверенности. Было только желание. И вызов.
Мне показалось, что она блефует.
– Сними топ.
Я завороженно наблюдал за тем, как Алекс медленно потянулась и развязала купальник за спиной. Затем она запустила руку себе под волосы, не сводя с меня глаз. Без колебаний. Топ от купальника упал, ее обнаженная грудь скрылась под водой.
Она не блефовала.
– Покажи мне, – сказал я хриплым голосом.
Алекс поднялась, и у меня перехватило дыхание: ее красивая грудь, полная и округлая, ее соски твердели прямо у меня на глазах в прохладном воздухе.
«Боже милостивый».
Под водой у меня был стояк.
– Иди сюда.
Она подчинилась, плавно сокращая расстояние между нами, пока не оказалась всего в нескольких сантиметрах от меня. Я жаждал прикоснуться к каждой ее частичке. Я обхватил ее лицо руками, провел большим пальцем по линии ее губ.
– Почему ты это делаешь? – спросил я.
Ее небесно-голубые глаза затуманились от желания, так и не отрываясь от моих.
– Я устала быть той, кто просит. Я устала чувствовать себя униженной из-за того, что прошу. Я устала от того, что не знаю, чего он хочет и хочет ли он меня вообще, – она