В дешевом отеле, где остановилась Вонни, ее встретили очень радушно. Она рассказала, что никогда раньше не была в Англии.
— Подумать только! А ведь от Ирландии досюда рукой подать! Но я очень рано вышла замуж за грека и уехала на Средиземное море. Так что Англии для меня как бы и не было.
Супружеская пара, хозяева отеля, слушали ее с интересом.
— Какая увлекательная у вас жизнь! — с благоговейным трепетом восхищались они.
— Возможно, чересчур увлекательная, — грустно ответила Вонни.
— Ну что же, мы можем показать, где у нас тут достопримечательности, — сказала жена, уловив перемену в настроении гостьи.
— Нет… единственная достопримечательность, которая меня интересует, — это тюрьма, — ответила Вонни решительно.
Ей объяснили, что буквально от дверей отеля отходит нужный автобус, и больше ни о чем не расспрашивали, только подливали чая в чашку.
Какие спокойные люди. С отелем Вонни определенно повезло.
Наутро, стоя на автобусной остановке, она наблюдала за обычными людьми, занятыми обычными делами. Девушки-продавщицы ехали на работу, женщины вели детей в школу, мужчины беспокойно поглядывали на часы.
Эти семейные люди, мужчины, женщины и дети, жили нормальной жизнью. Они не собирались на свидание в тюрьму, держа в руках чемодан, полный заверенных банком чеков, не теряли связи с сыном на многие десятилетия, не планировали забирать своих детей из тюрьмы на поруки. Их сердца не сдавливала тревога. Они знали, что принесет им грядущий день, Вонни же представления не имела, чем закончится сегодняшний.
Дела в клинике шли все лучше и лучше. Фрэнк Эннис заскочил, чтобы поделиться новостью: в американской газете опубликовали о них чудесную статью. У них проходила лечение жена американского журналиста, на три месяца приехавшего в Дублин. У жены случился паралич сердца, и за ней исключительно хорошо ухаживали. Фрэнк Эннис тыкал пальцем в газету и повторял, что такую рекламу за деньги не купишь.
Клара была довольна, но в целом отнеслась к новости без особого интереса. Они старались обеспечить такой уход каждому. То, что их пациенткой оказалась жена американского корреспондента, не имело большого значения.
— Во всяком случае, здесь сказано, что у нас чисто, просторно и стоит новейшее оборудование, Фрэнк! — сказала Клара. — Если бы вы устроили все по-своему, он писал бы про тюремные подземелья…
Хилари внимательно наблюдала за Фрэнком: кажется, его лицо слегка вытянулось. Хилари казалось, что Фрэнк испытывает к Кларе больше чем исключительно профессиональный интерес. Как-то она поделилась своими соображениями с Кларой, но та только от души расхохоталась.
— Фрэнк! — в ужасе воскликнула она. — Да я лучше в монастырь уйду до конца жизни.
Но Хилари продолжала настаивать на своем.
— Он звонит узнать, будешь ли ты в клинике, и если тебя нет, не приезжает.
— Если ты решишь сделать карьеру частного детектива или психолога, тебе придется как следует поработать над своими навыками, — рассмеялась Клара.
Мимо проходила религиозная маньячка Китти Рейли.
— Ишь, развеселились, это все-таки клиника. — Она неодобрительно покачала головой.
— Мы никогда не смеемся над работой, Китти, — извинилась Клара.
— Но в свободное время, пока вы с Хилари здесь хохотали… Ведь вы могли вместо этого прочитать десять молитв — задумайтесь, сколько добра это принесло бы.
— Да, Китти, возможно, вы правы, но ведь от души посмеяться после молитвы — не грех, как вы считаете?
Фиона изо всех сил сдерживалась, чтоб не расхохотаться, и заторопилась к Барбаре, чтобы поделиться услышанным, уединившись с ней в процедурном кабинете.
— Иногда у нас веселее, чем в цирке, — согласилась Барбара. — А что ты хмуришься?
— Не пойму, что Вонни делает в Англии. Она там никого не знает, кроме Давида. Хотела бы я знать, что у нее за дела.
Ставрос сидел в одной камере с Джеки Макдональдом из Шотландии. Джеки также попал в тюрьму из-за недоразумения. У них было мало общего, если не считать того, что посадили обоих несправедливо — и за них некому было внести залог. Поэтому оба были ошарашены, когда выяснилось, что за Ставроса вот-вот внесут нужную сумму.
— Кто бы это мог быть? Твой папаша? — с завистью спросил Джеки.
— Должно быть… но я не пойму, где он достал деньги. Может, дедушка умер. Он был владельцем каких-то парикмахерских. Думаю, там могли крутиться какие-то деньжата.
— Ты не знаешь, жив он или умер? — недоверчиво переспросил Джеки.
— Нет, откуда?
— А твоя мать?
— О господи, нет. Она безнадежная пьянчуга, может, уже допилась до могилы. И потом, даже если бы она пришла в себя, она не стала бы мне помогать.
— Почему?
— Ну, когда-то давно я получил от нее чудовищное слюнявое письмо, где она просила прощения и говорила, что любит меня. Господи Иисусе!
— А ты что ответил?
— Ответил, как любой бы на моем месте. “Живи своей жизнью и, пожалуйста, оставь мне мою”. Нет, ясное дело, это не она.
Пока выполнялись все формальности, чиновники были очень вежливы с Вонни. Она даже уловила некое сочувствие в их равнодушных лицах. Они не чинили препятствий, и уже за это Вонни была им благодарна.
— Я смогу с ним увидеться? — спросила она.
— Нас просили не сообщать, от кого поступили деньги. Греческий адвокат был совершенно непреклонен на этот счет, — мягко ответил ей мужчина, один из тех, кто никогда не поймет взаимоотношений Вонни с ее сыном.
— Пожалуй, он прав, — вздохнула она.
— Итак, мы по всем правилам проверили законность вашего взноса и теперь просто сообщим, что залог поступил из Греции.
— Да, да, конечно, — согласилась Вонни.
— Возможно, он захочет связаться с вами, когда его выпустят.
— Не факт. Понимаете, я живу в Греции, а сейчас я здесь, рядом, вот и подумала, может, удастся его повидать…
— Вы хотите сначала поговорить с ним и рассказать, что вносите за него залог?..
— Что вы, это же шантаж! Будто он обязан испытывать благодарность и встречаться со мной.
— Неужели он не захочет с вами увидеться? С собственной матерью?
— Я была плохой матерью, — просто ответила Вонни.
— Все мы плохие родители. К этому ведь не подготовишься, институтов нет.
— Уверена, вы хорошо растили своих детей.
— Вовсе нет. Мой сын хотел стать музыкантом. Я же заставил его выучиться “нормальной” профессии. Я думал, что поступаю правильно. Он познакомился с девушкой, та забеременела, они поженились. Он до сих пор работает на ненавистной работе, и виноват в этом я.
