– Вовсе нет, – обиделась Джейми. – Просто хочу доставить тебе удовольствие. Нет, все-таки надо было купить то маленькое черное платье…
– «То маленькое черное платье» стоит четыре тысячи долларов, и его не наденешь ни в один поход.
– У каждой уважающей себя женщины должно быть хотя бы одно нарядное вечернее платье. Нет, мы должны вернуться за ним и за теми босоножками из кожи ящерицы, «прадас».
Уверяю тебя, мужчины будут прыгать в окна и падать к твоим ногам.
Оливия покачала головой и засмеялась.
– Я не хочу отвечать за это. Не нужны мне ни платье, ни туфли, ни целый склад других вещей, которые ты уговаривала меня купить!
– О господи, неужели мы с тобой родня?
– Генетика – вещь хитрая.
– Я так рада, что ты наконец приехала. Так рада, что ты больше на меня не сердишься… – На глазах Джейми проступили слезы; она протянула руку и накрыла ладонью кисть Оливии.
– Я и не сердилась на тебя. Вернее, сердилась, но не на тебя. Я жалела, что мы поссорились. – Она повернула ладонь и сжала руку Джейми. – Я злилась на Ноя, но это было бесполезно. Помнишь, как много лет назад ты приехала и мы пошли гулять? Ты была честна со мной. И позволила мне тоже быть честной. Когда мне хотелось поговорить о маме, ты говорила со мной. И отвечала на все мои вопросы.
– Пока ты не перестала их задавать, – пробормотала Джейми.
– Я думала, что должна забыть об этом. Думала, что это возможно. Но кто-то более умный, чем я, велел Ною передать мне: то, от чего ты убегаешь, гонится за тобой и всегда догоняет. Думаю, я готова сменить направление.
– Это будет нелегко.
– О господи, конечно, нелегко. Но я снова буду честной с тобой. Я хочу услышать его рассказ о событиях той ночи. Хочу услышать исповедь Сэма Тэннера.
– Я тоже. Мы любили ее, – сказала Джейми, сжав руку Оливии. – Как мы могли позволить себе заткнуть уши?
– Бабушка…
– Да, она всегда переживала. Но это не значит, что у тебя нет права поступать по-другому.
– Нет, не значит. Думаю, я встречусь с Ноем до своего отъезда.
– Он очень симпатичный. – Улыбка Джейми изменилась; в ней появилось что-то кошачье. – И очень обаятельный.
– Я заметила это. И раздумываю, не переспать ли с ним. Джейми слегка поперхнулась.
– Гм-м… М-да… Слушай, давай уйдем отсюда, купим пиццу и обсудим это любопытное заявление.
– Отлично. – Оливия с облегчением отодвинула тарелку. – А то я умираю с голоду.
Фрэнк сидел на кухне, ждал обеда, пил позволенное ему пиво и чертил в блокноте круги, дуги и спирали, разрабатывая план игры, предстоявшей баскетбольной команде, которую он тренировал.
Он с удовольствием закусил бы пиво картофельными чипсами «Фритос», но несколько дней назад Селия обнаружила его заначку. Фрэнк не мог понять, какого черта ей понадобилось на верхней полке чулана, однако спросить этого не мог, поскольку считалось, что он понятия не имеет о лежащих там сливочном креме и чипсах с луком.
Он свалил вину на Ноя: мол, осталось после него. «Чистейшее вранье», – думал Фрэнк, набрав полную горсть несоленых сухих крендельков. Но выбора не было.
Когда прозвучал звонок, он пошел открывать, оставив пиво и закуску на столе. «Кто-нибудь из мальчишек, – подумал он. – Тренеру негоже встречать воспитанника с бутылкой в руках».
На пороге стояла высокая и стройная молодая женщина, которую он с удовольствием взял бы в команду. Правда, старовата для его лиги, в которой играли дети от двенадцати до шестнадцати. Затем в его мозгу что-то щелкнуло, и он схватил гостью за обе руки.
– Лив. Ливи! Как же ты выросла…
– Не думала, что вы меня узнаете. – Но то, что Фрэнк сделал это, да еще с удовольствием, обрадовало ее. – А я бы вас узнала где угодно. Вы ничуть не изменились.
– Никогда не лги копу, даже отставному. Входи, входи! – Он потянул Оливию за руку. – Жаль, что Селии нет. У нее совещание. – Фрэнк провел ее в гостиную, убрал газету и смахнул со стула журнал. – Садись. Угостить тебя чем-нибудь?
– Нет, спасибо. – Грудь сдавило так, что было трудно дышать. – Я говорила себе, что сначала нужно позвонить. Но не позвонила. Просто пришла, и все.
Фрэнк видел, что она борется с собой.
– И правильно сделала. Я знал, что ты выросла, но по-прежнему видел тебя маленькой девочкой. Даже тогда, когда читал твои письма.
– А я всегда вижу в вас героя. – Она устремилась в его объятия. – Я знала, что мне станет легче. Знала, что, если увижу вас, все будет хорошо.
– Что случилось, Ливи?
– Много всего. Я не хотела думать об этом, но…
– Это из-за книги Ноя?
– Частично. А частично из-за него самого. Он ваш сын, – со вздохом сказала Оливия и закончила фразу: – Я не хотела думать об этом, говорила себе, что этого не будет, и все же поверила Ною, что так нужно. Мне будет трудно, но я справлюсь. Поговорю с ним. Но в свое время и по-своему.
– Ты можешь доверять ему. Я не понимаю его работу, но понимаю Ноя.
Оливия растерянно покачала головой.
– Вы не понимаете его работу? Как это? Он прекрасно пишет.
Фрэнк, в свою очередь сбитый с толку, присел на ручку кресла и уставился на Оливию.
– Не верю своим ушам. Разве так может говорить свидетель убийства?
– И дочь убийцы, – закончила она. – Именно поэтому я так и говорю. Я прочитала первую книгу Ноя, как только она вышла в свет. Разве можно было сопротивляться искушению, увидев на обложке его имя? – Потом Оливия спрятала книгу подальше в своей комнате, как будто чего-то стыдилась. – Я не ожидала, что мне понравится. – «Вернее, не хотела этого, – подумала она. – Хотела прочитать и осудить его». – Я до сих пор все еще не могу сказать, что мне это нравится, но понимаю то, что он делает. Берет самое злобное, самое ужасное, самое непростительное из преступлений. И честно изображает его именно таким.
Она помахала рукой, досадуя на собственное косноязычие и неумение объяснить.
– Когда вы слышите об убийстве по телевизору или читаете о нем в газете, то говорите «ах, это ужасно», а потом забываете. А Ной изображает его так живо, так реально, что после этого невозможно лечь и уснуть. Он берет каждого, кто имел отношение к этому делу, залезает ему в душу и описывает самые тайные и мучительные чувства этого человека. – Именно это и пугало ее больше всего. Умение Ноя срывать все покровы с человеческой души. – И тем самым прославляет работу, которой изо дня в день, из года в год занимался его отец. Вы – его идеал добра и справедливости.
«А мой отец – воплощение зла и порока», – подумала она.
– Ливи… – с трудом произнес Фрэнк. – Ты пристыдила меня. Оказывается, я был слепым.
– Вы увидите Ноя. Я боюсь говорить с ним. – Она прижала руку к груди. – Но не хочу, чтобы он знал об этом. Мне нужно быть с ним на равных. А это возможно только на моей территории. Завтра я возвращаюсь домой, так что ему придется снова приехать в Вашингтон. – Она снова улыбнулась, на сей раз более уверенно. – И еще одно, о чем я хотела вас попросить… Может быть, вы с миссис Брэди приедете к нам этим летом отдохнуть на пару недель? Мы многое перестроили. Я бы с удовольствием показала вам свой центр, и…
