– Понятия не имею. Вообще-то я думал, что ты знаешь. Мне не пришло в голову, что за Тэннером нужно установить слежку. – Фрэнк вспомнил испуганные глаза Оливии. – Даже ради старой дружбы.
– Он не удосужился сообщить мне свой новый адрес. Теперь книге конец! – Ной посмотрел на горы бумаг, прижатых к полу бутылками и ракушками. Большинство последних было добыто им самостоятельно. – Без него и Лив все остановится. Остальные – персонажи второстепенные… Досрочное освобождение? – Он снова посмотрел на Фрэнка. – В отличие от выхода под честное слово, в этом случае регистрироваться необязательно?
– Он освобожден вчистую. Штат Калифорния считает его исправившимся.
– А ты?
– Кто задает этот вопрос? Мой сын или писатель?
Ной тут же замкнулся.
– Ладно, неважно, – бесстрастно ответил он.
– Ной, я не сказал, что не отвечу. Просто мне интересно.
– Ты – единственный человек на свете, который отделяет меня от моего ремесла. А по-моему, это одно и то же.
– Ты прав. В последнее время я и сам так думаю. – Фрэнк вздохнул и положил руки на колени. – Я думал, ты будешь копом. Долго мечтал об этом. Надеялся, что мы будем служить вместе.
– Я знаю, что разочаровал тебя. Но это не мое призвание. Фрэнк хотел возразить, но вместо этого сделал паузу и сказал правду:
– Я не имел права разочаровываться. И знаю, что это не твое призвание. Но некоторые мечты так не хотят умирать. Когда ты был мальчишкой, то очень интересовался моей работой. И писал собственные рапорты, помнишь? – Он испустил смешок, – Расспрашивал о деле и все записывал. Я не понимал, зачем тебе это. Когда ты стал журналистом, я решил, что это тебе пригодится. Но ты бросил эту работу, и я разочаровался. Это моя вина, а не твоя.
– Па, я хотел не закрывать дела, а изучать их.
– А я не хотел этого понимать. Ной, гордость – это обоюдоострый меч. Когда ты начал писать книги, начал копаться в давно законченных делах, я решил, что ты осуждаешь меня. Хочешь сказать, что недостаточно собрать улики, арестовать человека и отдать его под суд.
– Это не так. И никогда не было так.
– Конечно, но ложная гордость мешала мне понять, что ты делаешь, как делаешь, зачем и что это для тебя значит. Я хочу, чтобы ты понял. Я жалею об этом. А еще больше жалею, что без уважения относился к работе, для которой ты родился и которую делал достойно.
– Ну и ну… – У Ноя словно гора свалилась с плеч. Гора, о существовании которой он и не подозревал. – Поистине сегодня день сюрпризов.
– Ной, я всегда гордился тобой. И как сыном, и как человеком… – Смущенному Фрэнку пришлось сделать паузу.
– Без тебя я не был бы тем, что я есть.
– Ной… – Он с трудом проглотил комок в горле. – Надеюсь, что в один прекрасный день взрослый сын скажет тебе то же самое. Иначе ты не поймешь, что это значит. – Фрэнк откашлялся, а потом произнес фразу, которая окончательно смутила их обоих: – Я хочу доказать, что действительно уважаю то, что ты делаешь. Это справедливо?
– Да. Вполне.
– Тогда слушай. Я дам тебе интервью, или как это у вас называется, когда у тебя будет для этого время.
– Время у меня сейчас есть. Так что начинай.
– Прямо сейчас? – Фрэнк, застигнутый врасплох, поймал себя на том, что ищет предлог для отказа.
– Да. Как только я вставлю в диктофон чистую ленту.
Ной понял, что рыбка на крючке, и действовал быстро. Через несколько секунд он вернулся с кассетой и двумя банками кока-колы.
– Это совсем не так трудно, как тебе кажется, – сказал он, надписав кассету и вставив ее в диктофон. – Ты просто говоришь со мной. Рассказываешь о деле. Именно так, как привык. Тем более что об этом случае ты уже кое-что рассказывал. А я уже тогда обратил внимание на некоторые подробности. Тэннер сам позвонил по телефону «911». Я записал это.
Не полагаясь на память, Ной нашел нужную папку.
– Он позвонил в ноль сорок восемь. «Она мертва. О боже, Джулия. Она мертва. Кровь. Она всюду. Я не могу остановить кровь. Кто-нибудь, помогите мне!» – Ной отложил папку в сторону. – Есть и еще кое-что, но это главное. Оператор службы «911» задавал ему вопросы, но получал тот же ответ, пока наконец не сумел заставить его назвать адрес.
– Копы приехали первыми, – сказал Фрэнк. – Процедура стандартная. В таких случаях Служба спасения тут же связывается с ними. Ворота были открыты; передняя дверь тоже. Они вошли в дом и нашли тело и Тэннера в первой гостиной. Проверили помещение, зарегистрировали убийство и вызвали детективов. Вызов приняли мы с Трейси Хармоном.
Ной представлял себе все так живо, словно той ночью вошел в дом вместе с отцом. Ощущал теплое дуновение ветра, который колыхал листья пальм, посеребренные лунным светом. Дом был белым, как саван; в окнах горел золотистый свет.
У входа стояли патрульные машины; на одной из них еще крутилась красно-синяя мигалка, лучи которой тревожно озаряли мраморные ступени, лица копов и фургон для перевозки арестованных.
Из открытой двери сочился свет.
Молоденького полицейского в форме с иголочки рвало под олеандрами.
Огромная люстра, висевшая в вестибюле, бросала водопады света на девственно-белый мраморный пол, испещренный кровавыми следами.
Они тянулись во всех направлениях, пересекали вестибюль, просторный коридор и уходили вверх по широкой лестнице из полированного дуба.
От следов пахло кровью.
Он привык к смерти, в том числе насильственной. Привык к виду трупов. Но при виде того, что сделали с Джулией Макбрайд, у него сжалось сердце. Он точно запомнил все свои ощущения. В том числе внезапный негромкий щелчок внутри, вызванный жалостью и ужасом. И взрыв непреодолимого гнева в мозгу, происшедший еще до того, как он закрыл дверь, запер ее и взялся за дело.
На первый взгляд казалось, что здесь шла страшная борьба. Битое стекло, перевернутая мебель, огромные участки пола, забрызганные кровью.
Но внутри одних следов были другие. Смерть всегда оставляет их. Ее ногти остались чистыми и целыми; раны на руках были мелкими. Видимо, Джулия пыталась закрыться руками от ударов.
Он подошел к ней сзади. Позже Фрэнк получил подтверждение судебно-медицинского эксперта, но когда он склонился к телу, то проиграл эту сцену в уме.
Первый удар попал ей в спину, ниже лопаток. Возможно, она вскрикнула, зашаталась, попыталась повернуться. Потом должен был настать болевой шок. Видела ли она его лицо? Видела ли то, что было на нем написано?
Он снова бросился на нее. Успела ли она поднять руку, чтобы парировать удар? «Пожалуйста, не надо! О боже, не надо!»
Она пыталась убежать, свалила лампу. Битое стекло резало ей босые ноги так же беспощадно, как резал ее он. Она упала, скорчилась и закричала. А он снова и снова вонзал в нее концы ножниц, колол и полосовал даже тогда, когда она затихла. После того, как она умерла.
