Только я не суеверный тип, и меня не цепляют фантазии и страшные истории. Роджер — чудак, но я сомневаюсь, что у него хватит духу на ужасы. Чем бы он здесь ни занимался, это скорее интеллектуальное занятие, в этом я уверен.
Мы идем вперед, пока линия деревьев резко не уступает место высокой траве.
— Чувак. — Фенн останавливает меня, вскидывая руку, чтобы остановить мои шаги. Он светит фонариком на ладонь. — Свинни выращивает травку.
Его юмор вскоре сменяется тревогой, когда мы слышим голоса и яркий прожектор пробивается сквозь рощу растений марихуаны. Мы падаем в грязь и на руках и коленях отползаем назад, в относительную безопасность деревьев.
— Я слышу, может быть, четыре-пять парней? — шиплю я.
Он кивает.
— Это точно генератор.
— У них там должен быть трейлер или что-то в этом роде.
— Как они его туда затащили?
Более важный вопрос — что нам теперь делать?
— Давай вернемся. — Я тяну Фенна за собой, прослеживая наши шаги.
— Что, правда? Зачем? Мы только пришли.
— И мы нашли то, за чем пришли. Теперь мы будем ждать Свинни у его машины и встретимся с ним там лицом к лицу. Предполагаю, он будет один.
Фенн усмехнулся, его белые зубы блеснули в темноте. — Ты же не хочешь, чтобы он вышел из леса травки, как из Поля Мечты?
— Ни в коем случае. Ты когда-нибудь слышал об округе Гумбольдт?
— А? Нет.
Мы в два счета спускаемся обратно по тропинке, через город-призрак и его злобные статуи, пока я быстро ввожу Фенна в курс дела.
— Много лет назад мы с мамой жили в Северной Калифорнии. Гумбольдт был, да и сейчас остается, столицей ферм по выращиванию травки в США. Часть так называемого «Изумрудного треугольника». Там на один акр земли приходится больше нелегальных плантаций, чем где-либо еще в стране. И второй по величине уровень убийств в штате. Парни там не играют. Они застрелят тебя и превратят твое тело в компост за то, что ты забрел на их территорию.
— А разве в Калифорнии не разрешена травка?
— Да. И это только разозлило их. Мы говорим не о хиппи с гранолой. Эти парни — крутые гангстеры с чертовыми АК-47 и собаками, которые съедят твой мозг прямо из черепа. Так что, нет. Мы не будем задерживаться, чтобы встретиться с деловыми партнерами Роджера. Пока мы не увидим других машин у дороги, мы встретимся с ним там. Я не пытаюсь умереть сегодня.
Из данных телефона мистера Свинни, которые я раздобыл на прошлой неделе, мы знаем, что нам предстоит довольно долгое ожидание. Поэтому мы примостились на бревне с видом на машину и тропу и устроились в густых кустах на долгую ночь.
— Я шпионю со своим маленьким…
Я бью локтем в ребра Фенна.
— Даже не начинай.
— Тогда что мы будем делать всю ночь? Меня нужно постоянно развлекать, иначе я самоуничтожусь.
— Ты говоришь как Лоусон, — говорю я с ухмылкой.
Фенн пожимает плечами.
— Мы с ним не такие уж разные.
— Нет, ты не такой. У тебя есть совесть.
Взгляд моего сводного брата ненадолго переходит на меня.
— Ты уверен в этом?
Прежде чем я успеваю ответить, на моем телефоне загорается сообщение.
СЛОАН: Как проходит слежка?
Набрав быстрый ответ, что все в порядке, я замечаю, что Фенн смотрит на мой телефон. Сначала я думаю, что он пытается прочитать мои сообщения. Затем я замечаю его горестное выражение лица.
— Ты используешь новый космический телефон, — обвиняет он.
— О. Точно. Да. — Вздох покорности вырывается наружу. — Твой отец был прав — это самый быстрый процессор, который я когда-либо видел в телефоне.
Фенн горько усмехается.
— Вот как он тебя достал, парень.
Между нами наступает короткое молчание, которое наконец нарушается тяжелым дыханием Фенна.
— Я не ревную, — сообщает он мне.
Я оглядываюсь, забавляясь.
— Хорошо.
— Что мой отец покупает тебе дерьмо, — уточняет Фенн. Он откинулся назад, вытянув ноги на грязь. Вид у него совершенно невозмутимый. — Это его способ получить от тебя что-то, что он хочет. В случае со мной он покупал мне все эти неприлично дорогие вещи, потому что хотел получить мое разрешение.
Я хмурюсь. — Разрешения на что?
— Позволить ему быть плохим отцом. Он хотел, чтобы я держал рот на замке, притворялся, что мы не совсем чужие люди, что он не перестал заботиться о моем существовании после смерти мамы.
Его деревянный тон и отсутствующее выражение лица выдают больше, чем когда-либо могли бы выдать любые произнесенные ругательства или пылающие глаза. Фенн сделал себя мертвым внутри, невосприимчивым к тому, чтобы его отец когда-либо снова причинил ему боль. Я понимаю. Это полезное решение. Я и сам иногда так делал, пока не понял, в чем фокус, настоящее решение, чтобы не пострадать: перестать заботиться.
— Так чего же он хочет от меня? Одобрения, верно?
Фенн кивает.
— Хочет завоевать тебя. Заставить себя хорошо выглядеть перед своей новой женой. Но особенность моего отца в том, что у него нет выносливости.
Я громко стону.
— Думаю, моя мама может с этим не согласиться.
— Отвратительно. — Он толкает меня. — Я имею в виду, он быстро сдается. Как только он видит, что не может получить от кого-то то, что хочет, он уходит. Никаких последующих действий. — Фенн пожимает плечами. — В любом случае. Наверное, я хочу сказать, что не привязывайся к этому парню. Я не хочу, чтобы ты обжегся.
— Я никогда не привязываюсь, — честно говорю я.
— Чушь собачья. Ты пустил здесь так много корней, что практически вросли в землю. Ради всего святого, ты присоединился к команде по плаванию. Смирись с этим, братан. Тебе не все равно. — Он начинает смеяться. — О, чувак, Сандовер превратил тебя в кого-то, кто заботится о дерьме. Обычно это приводит к противоположному эффекту.
Его смех заразителен. Я усмехаюсь про себя, все время удивляясь, почему
