ни мне. Зачем молчала?
— Я не могла быть на сто процентов уверена, что это он. Повторюсь, донор анонимный, — поднимает палец вверх. — Когда Златка позвонила и попросила о помощи, я согласилась принять ее родственника. Но сначала Адам на встречу не явился, — бурчит недовольно.
— Явился, — проговариваю чуть слышно, но мама пропускает мимо ушей.
— Потом проверку в собственной клинике устроил, — злится, вспоминая те события. — Вел себя по-хамски, нес какую-то чушь про друга, которому якобы и нужно ребенка найти… В общем, запутал меня окончательно и расстроил.
— А мне почему не сказала ничего? — не унимаюсь я. — Если бы я не стала помогать ему. Если бы не проверяла всех потенциально его детей тестом ДНК, то… — сглатываю, — мы могли бы никогда не узнать правду.
— Разве я знала, чем вы там занимаетесь? — округляет глаза мама. — Я вообще-то надеялась на твой профессионализм. А ты нарушила все нормы врачебной этики.
— Кто бы говорил, — парирую я и складываю руки на груди.
— Я пыталась сказать тебе, когда ты карту Адама мне показала с диагнозом. В тот момент у меня пазл окончательно сложился. Но ты сбежала, — садится рядом со мной, обнимает. — А потом в слезах от него вернулась. Да и вообще только мучилась и страдала, пока он рядом был. Я опасалась, что очередной Макар на твоем пути встретился, — поглаживает меня по голове, которой я активно машу в знак протеста. — Я не могла быть уверена, что Адам не станет детей у тебя отбирать, когда узнает о своем отцовстве. Я тогда ни в чем уверена не была. И выбрала твое спокойствие. Я всегда выбираю тебя, доченька, — чмокает в макушку.
— Ты меня обманула, — повторяю, как заезженная пластинка. Но обиды больше не чувствую.
— Ложь во благо, — мама прижимает меня крепче к груди. — Зато какой результат! Какие детишки идеальные от него получились, а! — гордо заявляет. — Признай, я права была. И сделала верный выбор.
— Знаешь, — чуть отстраняюсь и поднимаю на нее хмурый взгляд. — Странная ситуация. И звучит как-то странно. Ты только с Адамом в таком тоне не говори, ладно? Помягче. А лучше я сама ему скажу, — задумчиво упираюсь пальцев в подбородок.
— Переживаешь за его мужское эго? — легко улыбается, а я киваю. — Правильно. Хотя все равно балбес он у тебя, — не сдерживает хохота. — У вас серьезно все?
— Надеюсь, — неопределенно веду плечом. — Он готов был остаться с нами, не зная, что тройняшки — его родные дети. Просто потому что… любит нас. Наверное, — закусываю губу.
Адам никогда не говорил мне о любви, но его поступки красноречивее слов. И то, как он относится к малышам. А дети тонко чувствуют его заботу. Разве они могут ошибаться?
— Ладно, посмотрим на ужине на твоего оболтуса, — шутит мама, но я посылаю ей предупреждающий взгляд. — Хорошо, пусть будет «Идеальный генофонд». Так лучше?
— Нет, просто Адам, — поднимаюсь я. — И он будет здесь через пару часов, — кошусь на время.
— Ох, надо что-нибудь приготовить вкусненькое, — спохватывается мама, как настоящая любящая теща. — И Сереже позвонить, чтобы из автосервиса раньше вернулся, — останавливается на половине пути в кухню. — Он-то не в курсе всего. Туманову твоему не поздоровится. За каждую пролитую тобою слезу ответит.
— Что ж, папу я беру на себя, — тяну настороженно.
Время до вечера пролетает незаметно. Мама возится на кухне, а меня к плите не подпускает даже. Отправляет наверх к детям — собираться и приводить себя в порядок.
«Ты и так в порядке, красавица», — вспоминаю, как успокаивал меня Адам. Зареванную, мокрую после душа, растрепанную. Заставлял верить, что для него я и правда лучшая. Непривычно. Я думала, что достойна получать лишь указания и упреки от мужчин. Что нужно постоянно подстраиваться под их желания, меняться по щелчку пальцев. Поэтому и не спешила строить отношения с кем-либо. Боялась опять попасть в эту душную камеру. И услышать звук захлопнутого замка.
Но я больше не так воинственно оберегаю свою независимость. С Адамом я и дальше смогу чувствовать себя свободной, но при этом еще и… счастливой.
— Мамочка, мы во дворе папочку встретим, — визжат близняшки, а Макс по привычке проверяет время. Он не расстается с подарком Адама, и никакие другие часы не могут заменить ему эти, от родного отца.
Отпускаю детей, не боясь, что они испачкают наряды. Папа их и такими будет рад видеть. Более того, именно своим озорством тройняшки и очаровали его. Растопили обледеневшее сердце, проникли в душу, растеклись по венам. Родной кровью.
— Мам, приехал, — сообщает Макс, не скрывая ликования. Сдается потихоньку.
Я же еще утром выбросила белый флаг. После положительного теста ДНК. Между нами с Адамом больше нет никаких преград. Ничто не мешает нам быть вместе и строить семью. Ведь так?
Встречаю его с улыбкой. Замечаю, как он нервничает. Как лихорадочно сжимает два букета лилий. Моих любимых цветов. А маме, судя по всему, придется потерпеть их «удушливую вонь», как она постоянно бубнила, когда папа мне их дарил. Усмехаюсь невольно.
Тянусь за поцелуем, но Адам подозрительно взгляд отводит. Сердце замирает и камнем летит вниз. Скупо касаюсь губами его щеки — и отстраняюсь. Улыбка слетает с лица.
Что-то не так…
Адам
Очнувшись, приобнимаю одной рукой и целую свою женщину, напряженную и мрачную. Агата не виновата, что ее будущий муж… идиот! Она ведь не в курсе ситуации. Но все чувствует.
— Случилось что-то? — шепчет мне в губы. И тут же касается нежно своими. Исцеляет поцелуем.
Хочется остановить это мгновение, затеряться в нем. И не думать о проблемах. Однако они не исчезнут, а начинать отношения со лжи не хочется.
— Ты очень красивая, — шепчу очевидное, а сам отдаляю тяжелый разговор.
Наслаждаюсь покрасневшими щеками, томным взглядом, взмахом длинных ресниц. Агата смущается, но через секунду с подозрением прищуривается.
— Так что? — отстраняется.
Сканирует меня черным взглядом. Насквозь просвечивает.
— Мне сказать кое-что тебе надо, — неопределенно качаю головой.
Опускаю глаза на лилии. Контрастно белые по сравнению с черноволосой Агатой. Идеальное сочетание.
— Все-таки передумал, — отшатывается она. — Я ожидала чего-то подобного. Но… ты не мог раньше?.. — отчитывает, неправильно трактовав мои слова.
— Чего ты там ожидала, упрямая чертовка, — смеюсь я и притягиваю ее к себе. — Совсем с ума сошла? — несмотря на грубоватую фразу, целую ее аккуратно.
Почти готов вывалить скелет, внезапно появившийся в моем шкафу, как рядом появляется старшая Береснева. Буравит меня пристальным взором, кивает в знак приветствия и губы сжимает в тонкую линию. Осознаю, что при ней я точно не готов говорить о
