Мэгги закрыла рот. Открыла. Снова закрыла.
— Вы меня сегодня постоянно удивляете, — проговорила она наконец.
— За последние дни я многому научился у своей упрямой внучки. — Он усмехнулся. — И понял главное: нельзя сдаваться, даже если жизнь бросила тебя лицом в грязь, а уж тем более — если дела идут не так, как хотелось бы. Ведь все эти годы я содержал гостиницу не потому, что это нравилось Эйлин, и не потому, что не знал, чем еще заняться. Мне самому это нравилось. И до сих пор нравится. Так какого черта я должен бросать это дело, а?
— Знаете, Ангус, я никогда не осталась бы здесь с другими людьми.
Она от волнения встала и снова подошла к раковине. Ее пальцы нащупали в кармане фартука заколку для волос — она нашла ее в одной из комнат, забытую кем-то из недавних гостей. Четыре пластмассовых цветочка в ряд, с перламутровыми бусинками в центре. Надо будет отослать завтра утром.
Ангус наблюдал за ней, с непривычным терпением ожидая, что она скажет дальше. Мэгги повернулась и встретилась с ним взглядом. На его лице была озабоченность, да, но та угрюмость, которая появилась в его чертах после смерти жены, куда-то исчезла.
Нет, Ангус Робертс оттаял не потому, что его полюбили. А потому что сам полюбил. Мягкое тепло начало растекаться по ее телу, согревая, как добрый глоток бренди в холодную ночь.
— Понимаете, без вас, без Алека и даже без сестер Ньюман это место перестанет быть для меня родным. Для меня это уже давно не работа. Для меня это жизнь. Если бы я осталась здесь без тех, кого люблю… — Она порылась в раковине в куче картофельных очистков и извлекла нож. — Я бы умерла, Ангус.
Немного смущаясь, он встал из-за стола и, стуча палкой и вполголоса чертыхаясь, подошел к ней.
— Так, значит, это хорошо, что я не продаю гостиницу? — спросил он.
— Очень хорошо, — улыбнулась она.
— Ну и что же дальше, Мэри Маргарет? Вы готовы к тому, что за вами будет ухаживать старый ворчливый чудак?
— О ком вы говорите? — спросила она, смущенно краснея, и хихикнула.
Но поцелуй заставил ее замолчать.
— О Боже… — пробормотала она, когда он разжал объятия. — О Боже…
— Можно подумать, что вас никогда до этого не целовали, — заметил Ангус с лукавым блеском в глазах.
— Это было давно. Очень давно. О Боже…
— Тогда придется заново привыкать, — серьезно сказал он, и Мэгги лишь кивнула в ответ. — Может, пока не станем говорить об этом детям? — На этот раз она кивнула энергичнее. От его улыбки у нее задрожали колени. — Что, если мы поженимся весной? — подытожил с улыбкой Ангус.
Сначала у Мэгги перехватило дыхание. А потом она захихикала, держась за раковину, чтобы не упасть.
— Хорошо, — сказала она, и его улыбка стала еще шире, ну просто от уха до уха.
Алек ничего не мог поделать с собой. С той минуты, как Гвин сняла пальто в ресторане, он не отрывал взгляд от ее грудей. Гвин заметила это, вспыхнула и просияла.
— Правда, симпатичные? — Она посмотрела на них, как мать на новорожденных близнецов. — Лави нашла их в ящике своего комода. Пожалуй, я дам им имена.
— Я не буду спрашивать, как… — Алек весело хмыкнул.
— И не надо. Думаю, все секреты скоро будут раскрыты.
Он дотянулся через стол и взял руки Гвин в свои. Ее лицо, такое знакомое, было сегодня немного иным. Высокие скулы, бездонные глаза, атласная кожа. Она носила свою только что обретенную элегантность с такой же естественностью, как до этого носила огромного размера свитера и потертые джинсы.
— Даже женщины смотрят на тебя, — прошептал он и наклонился ближе. — Если бы Леонардо Ди Каприо увидел тебя в таком виде, бедный мальчик потерял бы сознание от всплеска гормонов.
— Гм. — Гвин была явно польщена. — А как у тебя с уровнем гормонов?
— Скоро узнаешь, — сказал он, целуя кончики ее пальцев.
Она хихикнула и убрала руки. Но как только она отвела взгляд в сторону, ее настроение изменилось так же незаметно и непредсказуемо, как погода в Нью-Гемпшире. Алек догадался об этом, наблюдая, как она нервно вертит в руках ножку бокала для воды и время от времени рассеянно теребит бахрому волос на шее.
— Гвин…
Их глаза встретились.
— Может быть, это звучит банально… Но я давно не был так счастлив, как в этот последний месяц.
— Я тоже.
Он снова взял ее за руку.
— Пусть сегодняшний вечер будет особенным. Пусть он будет полным совершенством.
Их пальцы сплелись, но Гвин ничего не говорила и не смотрела на него в течение нескольких секунд. Затем подняла глаза и сказала с грустной улыбкой, поднеся их сплетенные руки к своей щеке:
— Совершенство — это иллюзия.
Его сердце замерло в груди.
Появился официант, принял заказ, и настроение Гвин изменилось снова. Целый час они ели, пили вино, весело болтали, даже смеялись. Делали вид, что все хорошо.
Еще одна ночь. Еще одно погружение в рай, с грустной улыбкой думал Алек. Завтра он посадит Гвин на поезд, который унесет ее из его жизни. Но мы же с самого начала знали, что наш роман будет недолгим, напомнил он себе. Что его конец неизбежен.
Снова появился официант и спросил, хотят ли они чего-нибудь на десерт.
Еще одна ночь…
Алек поймал жаркий взгляд Гвин и прочел ее мысли.
— Нет, ничего, — сказал он официанту. — Счет, пожалуйста.
Гвин почти удалось заставить себя не думать о том, что эта ночь — последняя. Но она решительно вознамерилась получить все возможное наслаждение — и достигла в этом успеха. Спать по ночам она будет всю оставшуюся жизнь, но только сегодня она может спать с Алеком. Точнее, не спать, а заниматься совсем другим.
Он необычайно хорош в этом другом, с удовлетворенным вздохом подумала она. Не зря она надела эту штучку с бронзовыми кружевами. И французские трусики-бикини. Надо же! Оказывается, это действительно работает. До сих пор она считала, что все это выдумки — так, рекламная акция производителей нижнего белья.
Их руки и ноги были так переплетены, что она не знала, где чья. И не слишком беспокоилась об этом. Ленивым взглядом она обвела комнату, освещенную дюжиной белых свечей. И украшенную цветами. Дюжины роз, в основном белых, отчасти белых с розовым. Когда они вошли в номер, Алек напомнил ей, что цветы были частью уговора о свидании. И еще сказал, что белые с розовым розы напоминают ему ее — нежные, но с шипами. Она рассмеялась. И еще больше растаяла.
— Послушай, Алек, — проговорила она, скользя кончиками пальцев по его лопатке, — меня гложет любопытство: а зачем здесь столько свечей?
