Когда дело доходит до волос, я медленно провожу расческой по лежащим на плечах прядям и зачем-то прошу парня, чувствуя, что под его темным взглядом руки почти не послушны мне:
— Люков, отвернись.
Он не отворачивается, а просто опускает глаза — я это чувствую, но и этого мне достаточно, чтобы вернуть в руки уверенность и заколоть шпильками низко на затылке волнистый пучок волос.
* * *
Шелк мягко лежит на ее бедре, стекает по телу тончайшей волной, почти обнажая тайну. Куда больше обещая, чем скрывая. В платье открытая спина. Воробышек поднимает волосы, убирает их на плечо, и теперь я могу пересчитать каждый позвонок на ее тонкой шее. Никогда раньше, до встречи с этой девушкой, я не думал, что способен потерять контроль над дыханием от одного только вида полуобнаженной женской спины.
Помнится, в ночь моего возвращения от Шамана при виде домашнего Воробышек, мне пришла в голову мысль, что за ее руки можно сломать мир. Теперь я точно знаю: за такую женщину, как она, только за право прикоснуться к ее нежной коже в мужской ласке, можно погибнуть самому.
Она замирает, запутывает пальцы в золотые кудряшки и просит меня отвернуться, смущенно краснея под направленным на нее взглядом, но это выше моих сил, и из-под полуопущенных век я продолжаю наблюдать за ней. За моей неказистой серенькой птичкой, по мановению злых волшебников вдруг превратившейся в сказочную птицу ару.
Она вдевает в уши маленькие серьги-жемчужинки, поднимает с полки стеклянный флакон и наносит на кожу, там, где на шее бьется тонкая горячая жилка, каплю цветочных духов. Поворачивается и смотрит на меня, говорит негромко:
— Я готова, можем идти, Илья. Только записку своим черкну, хорошо? Я быстро!
Склоняется к трюмо и что-то коротко пишет. Выключает в гостиной свет. Когда она проходит мимо меня к раздвижному шкафу и подает куртку, я, как привязанный, шагаю за ней следом. Говорю, встав за спиной, перехватив за запястье руку с предлагаемым мне шарфом:
— Ты замерзнешь, Воробышек. На дворе зима. Оставь это.
Я помогаю девчонке надеть черное приталенное пальто с меховым воротником. Она тут же подпоясывает его поясом. Укутывает горло в длинный пушистый мех.
— Нет, — уверенно отвечает, обернувшись ко мне. — Не замерзну. Только не сегодня.
— Почему? — спрашиваю я. — Сегодня какой-то особенный для декабря вечер?
— Особенный, — соглашается птичка. Легко пожимает плечом. — Но причина не в том.
— В чем же?
— Просто у меня есть ты.
Видимо, в моих глазах отражается замешательство, потому что она уточняет с улыбкой, набрасывая на меня шарф:
— Личный сопровождающий с личным транспортом. Сегодня мне не страшен мороз.
Воробышек на секунду задерживает руки на моих плечах, расправляя подарок, смотрит в лицо, но вдруг, словно устыдившись своего прикосновения, отворачивается и отступает. Суетливо оглядывается в сторону настенной вешалки в поисках ключей и сумки.
— Пойдем, Илья, — приглашает меня покинуть квартиру, когда предметы оказываются в ее руках, и вежливо выпроваживает из семейного гнезда.
Шумная компания так и сидит у подъезда — гогоча и развлекаясь. Когда мы показываемся на пороге, молодежь встречает появление птички протяжным свистом, отдавая дань преобразившейся внешности девушки. Провожает взглядами семенящие по утоптанному снегу стройные ноги в туфельках, желает хорошего праздника и незабываемой ночи.
— Непременно. И вам того же, ребята! — вежливо отвечает птичка, махнув ладошкой, и вдруг спотыкается о негромкое и неуверенно-мужское, неожиданно прозвучавшее со стороны бокового тротуара:
— Женя?
Шаг Воробышек ломается, а лицо стремительно отворачивается от высокого худощавого незнакомца, окликнувшего ее. Интуитивно я успеваю протянуть девчонке руку, и она тут же находит ее. Впивается в мою ладонь непослушными пальцами, словно страшась на зыбком льду ухнуть в полынью, и прижимает к себе.
— Женя, постой! Подожди! Женя!
— Воробышек? — я приостанавливаюсь и поднимаю на девчонку бровь, озадаченный ее реакцией на, по всей видимости, знакомого человека. Но она умоляюще смотрит на меня, опускает взгляд куда-то под ноги и просит:
— Пожалуйста! Просто пойдем, Илья, прошу! Я не хочу с ним говорить, пожалуйста!
— Хорошо, успокойся, Воробышек. Как скажешь.
Я осторожно отнимаю от нее пальцы и обнимаю за плечи. Невозмутимо придвигаю птичку к своему боку и коротко, так, чтобы она не заметила, оглядываюсь на парня. В том месте, где он стоит, двор плохо освещен, но парень не дурак, едва его глаза находят мое лицо, он спотыкается и останавливается. Продолжает стоять, пока я усаживаю Воробышек в машину, завожу мотор и трогаюсь с места.
— Спасибо, Илья. Я не хотела. Так глупо.
— Пустое, Воробышек. Кто он?
— Никто. Больше никто. Просто чужой человек.
— Ясно.
— Это похоже на трусость?
— Это похоже на бегство. Может, расскажешь?
— Нет, — уверенно качает она головой. — Нет. Извини.
Она не хочет говорить, но разобраться в ее эмоциях не сложно. И в интонациях мужского голоса тоже. Он тот, кто до сих пор не равнодушен к ней. А вот она… не знаю. И почему вдруг страх?
Воробышек-Воробышек, что же ты еще таишь в себе?
Я втягиваю носом едва уловимый аромат духов, смотрю на притихшую девушку рядом и искренне сетую на себя:
— Жаль, птичка, что я не мастак травить анекдоты. Тебе бы сейчас не мешало расслабиться. Может, остановимся где-нибудь у кафе? Выпьешь кофе? Хочешь?
— Нет, спасибо, — осторожно улыбается она. — Поздно, Илья, не хочу заставлять твоего отца ждать. Не переживай. Знаешь, мне с тобой хорошо молчать. Правда.
Я удивленно оглядываюсь, а девчонка вдруг смущается:
— Я, кажется, что-то не то сказала, да?
— Напротив, Воробышек. Интересная версия моего обаяния, не слышал о себе ничего подобного. Обычно мое молчание загоняет девушек в тупик.
— Не меня. Прости, если разочаровала. Иногда молчание куда красноречивее слов.
Мы выезжаем из лабиринта высоток на проспект и едем в направлении границы города. Машина послушна, но давно не нова, печь и мотор работают на пределе, и в данный момент, когда я краем глаза вижу красивые женские ноги в тонких чулках и аккуратных туфельках, вдруг перестает удовлетворять меня. Не долго думая, я набираю в телефоне номер Бампера и говорю, откликнувшись на ворчливое: «Алло»:
— Рыжий, мне нужна твоя помощь. Прямо сейчас.
Он на секунду замолкает, а следом бормочет недовольно:
— А разве ты, Люк, от меня ее не получил в виде прилюдного бонуса еще вчера?