над ближайшим стулом?
Я закатил глаза и провел рукой по своим волосам, которые все еще были взъерошенными и вьющимися после того, как Слоан провела ранние утренние часы, расчесывая их руками. Я мог уложить их в любой момент сегодня, но я этого не сделал. Мне нравилось, что я выгляжу в беспорядке из-за ее страсти.
— Я не просто трахаю ее, — сказал я, откидываясь на подушки.
— Значит, она сказала это? — спросил Фрэнки, удивленно подняв брови. — Три маленьких слова?
На самом деле я имел в виду не это, но что я должен был сказать? Она чувствуется как глоток свежего воздуха в рутине жизни? Думаю, я мог бы трахать ее каждый день до конца жизни и мне никогда не надоест?
— Нет, она этого не говорила, — пробормотал я.
Энцо взволнованно ухмыльнулся.
— Значит, я выиграл?
— Нет, — отрезал я. — Она влюбляется в меня. Она просто не сказала этого. Пока что.
Фрэнки тихо фыркнул от смеха, закатывая глаза.
— Я не знаю, считать ли тебя полным дерьма stronzo, которого я когда-либо встречал, или бояться того, насколько чертовски манипулятивным ты можешь быть, когда чего-то хочешь.
Перевод: Засранец.
Я ухмыльнулся ему, как волк с самой большой костью в логове, и промолчал.
— И что ты собираешься делать с сердцем принцессы, когда оно у тебя будет? — с любопытством спросил Энцо.
Я провел рукой по щетине на подбородке, думая об этом. Потому что честным ответом было то, что я ни хрена не знал. Только то, что если я выиграю, я не отпущу ее.
— Я дам вам знать, когда приму решение, — сказал я с жестокой улыбкой, которая натолкнет их на массу идей без моего озвучивания.
— Ну, как я вижу, в нынешнем положении я — победитель, — сказал Энцо, ухмыляясь, как мудак. — И пока ты не услышишь больше, чем просто стоны удовольствия, сорвавшиеся с ее губ, я буду придумывать, как потратить все твои деньги.
— К черту, — ответил я, не в силах устоять перед вызовом и клюнул на его приманку. — У меня есть принцесса именно там, где я хочу. Через неделю она отдаст свое маленькое сердце и признается мне в вечной любви. Она даже не захочет больше убегать. Бьюсь об заклад, я мог бы оставить все двери широко открытыми, и она не ступила бы за них ногой.
— Это громкие слова, брат, — пошутил Фрэнки. — Я с нетерпением жду, когда увижу, как ты подавишься ими.
Я слегка поморщился.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы я обещал что-то, чего не мог выполнить?
— Ну, если честно, я не думал, что тебе удастся ее трахнуть, так что я начинаю верить, что ты можешь это сделать, — сказал Фрэнки, закатывая глаза.
— Значит, теперь мы ее трахаем? — Голос Гвидо прозвучал за мгновение до того, как моя дверь распахнулась, и я выпрямился со злым рычанием, вырвавшимся из горла.
Фрэнки наклонился вперед в своем кресле, так что передние ножки снова коснулись ковра, а спина Энцо выпрямилась, когда он с прищуром посмотрел на нашего уродливого кузена.
— Мы ничего не делаем, больной ублюдок, — рявкнул я. — И тебе не следует шпионить за мной, если тебе нравится твое лицо в таком виде. Хотя хрен его знает, зачем.
— Да ладно, Рокко, если ты уже сломал ее, почему бы не дать остальным поработать? — надавил он, и через мгновение я уже был на ногах.
— Я разбил тебе лицо недостаточно ясно? — прорычал я, направляясь к нему. — Слон Калабрези моя. И я не делюсь с другими. Если я увижу, что ты смотришь на нее с искоркой в твоих чертовых сумасшедших глазах, я выколю их прямо из твоего черепа.
Фрэнки и Энцо тоже вскочили на ноги, подошли ко мне сзади и поддержали. Никто никогда не мог выступить против нас троих и выжить, чтобы рассказать об этом. И этот гребаный червяк не станет исключением, если поспорит со мной в этом. Его мать была нашей тетей, но у него даже не было фамилии Ромеро. Он был ничем. Меньше, чем ничто. И я бы с радостью разорвал его на куски, чтобы защитить то, что принадлежит мне.
Гвидо поднял обе руки, сдаваясь, и улыбнулся, как будто все это было какой-то большой шуткой.
— Боже упаси, чтобы я когда-нибудь выступил против великого Рокко Ромеро, — сказал он тоном, который был настолько насмешливым, что мне захотелось вырвать ему несколько зубов. — Дядя Мартелло послал меня найти вас всех. У него есть дело, которую нам нужно обсудить.
Мой рот скривился, когда он произнёс нам, как будто он один из нас. Но он даже близко не приблизился к тому, чтобы войти в круг любви и чести, который соединял меня и моих братьев.
Я протиснулся мимо него, и Энцо с Фрэнки сделали то же самое, мы вышли из моей комнаты и направились вниз по лестнице. На улице темнело, и я уже начал задумываться, останутся ли снова папа и Гвидо. Я не хотел оставлять Слоан сегодня вечером в подвале, я хотел, чтобы она была теплой и желанной в моих объятиях. Я хотел погрузиться в нее, попробовать каждый дюйм ее кожи и услышать звуки, которые я могу извлекать из этих совершенных губ.
Папа ждал нас на кухне, и я с удивлением обнаружил, что он в пальто читает что-то в своем телефоне.
— Ты хотел нас видеть, папа? — спросил я с любопытством, думая, не позвал ли он нас, чтобы попрощаться.
— Да, — ответил папа, не отрываясь от телефона и заставляя нас ждать, пока он закончит, прежде чем он объяснит.
Я подошел к барной стойке рядом с Фрэнки, откинулся на спинку стула и зевнул. Я действительно не выспался прошлой ночью. Не то чтобы я жаловался на это.
Папа, наконец, сунул свой мобильник в карман и обратил на нас внимание.
— У меня срочные дела в заливе Грешников, — сказал он, не вдаваясь в подробности. — Но у нас также есть проблема с грузом, пропавшим без вести в восточных доках. Мне нужно, чтобы ты пошел и разобрался с этим, Рокко.
— Я? — спросил я, не сумев скрыть раздражение в своём тоне от этого предложения.
— Да, ты. Мы не можем оставлять тебя вне поля зрения так долго. Кроме того, такого рода проблемы действительно нуждаются в вашей причастности. Мы не можем допустить, чтобы кто-то думал, что потеря нашего груза сойдет им с рук.
Цокнув языком, я скрестил руки в знак отказа.
— Энцо или Фрэнки справятся с этим так же легко, как и я. У меня здесь
