Теперь на пуф падает она, да так звонко. От меня отворачивается.
Да ну нет. Нет. Нет. Нет. Это не может быть Костя.
— Наташ, уже не смешно. Мы не в театре. Ты ведь пришла ко мне. Сама начала говорить. Я тебя не просила. Будь добра до конца, — стараюсь говорить мягче, ей нелегко, но у меня не выходит.
— Леонид. Мы случайно, правда случайно, в Москве встретились. Он сам ко мне подошел и стал журить, за то, что опасности тебя подвергаю, мол, тут ты была под присмотром, а я тебя отправила непонятно куда с мало знакомым парнем. Алён, он всё о тебе знает! Каждый шаг. Честное слово не от меня, — тараторит и крестится. Выглядит это максимально странно. Я даже на попу сажусь, на пол, чтоб послушать её. — Он предложил поужинать вместе и всё обсудить, — в значении меня обсудить, она это любит. По — доброму, но всё же. — Да, я хотела послушать! Чтобы тебе потом рассказать. Мы ведь думали, что всё решилось, раз от тебя отстали. Но нет. Его люди за тобой продолжали «присматривать», — интонацией свою неприязнь к действу этому проявляет. У Кости проблемы какие-то. Странно. Может быть он мне наврал? У него ведь семья давно была, и через неё не давили. Не знаю я…, - снова руками лицо закрывает. — Алён, я клянусь тебе, не знаю как так выйти могло. Я выпила немного вина и меня понесло.
Туль начинает рассказывать о их совместном вечере. То плачет, то ржёт. Мы с ней так и сидим в прихожей. На моё предложение пойти на кухню — отмахивается. Начав говорить она уняться не может. Она — любительница вещать о плюсах молоденьких тел, каким-то образом вляпалась в секс с мужчиной за пятьдесят. Ей понравилось и она сокрушается. Мне даже слов вставлять не приходится, просто слушаю. До тех пор пока в дверь снова не стучат.
Паломничество в мою квартиру? Обычно за месяц столько гостей не бывает. Неужто так ждали.
Скрипя костями, в затекших конечностях, поднимаюсь с пола. Пару шагов и замком щелкаю. На пороге стоит Лидия, та, что мама, но не моя. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — хороших новостей я от неё не услышу.
Глава 93
Если Наташа рыдала белугой, разливая вдаль и вширь свои слезные реки, то Лидия Константиновна сидит напротив меня с прямой спиной и старается максимально лицо держать. Периодически я вижу, как она комок горечи сглатывает и глаза опускает, чтоб проморгаться.
— Алёна, я Вас очень прошу, — она снова переходит на «Вы». — Пусть этот разговор и моё появление в Вашей жизни останутся тайной для Кости. Он меня не поймет и не простит. Со времен средней школы он меня не посвящал в свои дела личные. А тут… единственный раз и я всё разболтала. По- другому не вышло. Ему сейчас и без этого плохо. Пожалуйста, не держите хотя бы Вы на него зла. Он сожалеет, что проявил слабоволие, — ну, это как посмотреть. — Мне жаль, что он тебя обидел Алён, — Лидия Константиновна тянется рукой через стол, чтобы пальцы мои обхватить.
Отдохнула, так отдохнула. С этими мыслями я сижу минут сорок на кухне своей с мамой Кости. Она сидит спиной к двери и не видит, к нам периодически Ната заглядывает, но помешать не решается.
Сложно сказать, что именно я чувствую. Смесь разных эмоций, от ужаса до облегчения, маленькие дырочки во мне прожигает. Вследствие протекания некоторых болезней, на легких человека образуются черные точки, прожилки, словно об них окурки тушили. По ощущениям со мной такой же процесс происходит. В параллель в затылочной части пузырьки лопаются. Их много — много.
Как бы Костя себя не вёл, зла я ему не желала.
— Он в военном госпитале лежит? — в ответ на мой вопрос она кивает. — Я заеду как — нибудь.
Кто из нас ещё малодушный, Алёна? Не думала, что первой поскачу. Но либо так, либо никак. Он теперь скакать не скоро сможет.
На задержания следователи едут без оружия. Первым в помещения заходит спецназ, затем опера и только потом следователи. Это знаю я, это знают люди по ту сторону. Поэтому очень часто преступники сидят тихо, как мышки, открывая огонь в самом конце, чтобы наверняка. Так было всегда, а в случаях, когда тебя сдает твое же руководство с просьбой встретись максимально «приветливо», время твоего появления становится известно с погрешностью в считанные секунды.
Если честно, я бы уже понеслась. Но я ведь пообещала Лидии Константиновне не сдавать её. Приехать через пару часов после прилета… Он не дурак, догадается, что с чьей — то легкой руки.
— Спасибо большое. Костик рад будет, — его мама единственный человек, которому позволено такие уменьшитель — ласкательные формы применять к его имени. Она единственная кому нет дела до протестов здоровенного дяденьки.
— Как Петя себя чувствует? — пытаюсь перевести тему, о Косте говорить слишком волнительно.
— Идёт на поправку. С дедушкой сейчас за городом. Дышат хвоей, — она видит, как мои брови маневрирует вверх. Второй раз подряд материнское сердце не выдержало мук и свалило от больного ребенка ранки зализывать? — Да, Алёна, — отвечает на незаданный мною вопрос. — Когда Пете было семь месяцев, он заболел, достаточно серьёзно. Мне пришлось на несколько месяцев раньше из Черногории возвращаться, потому что дети до трех лет не могут сами в больнице лежать. А Жанна…, - Лидия Константиновна вздыхает, задерживая дыхание на пару секунд. — Её тяжело долго в больнице находиться. Депрессия начинается, — отношение к невестке читается легко. — Не представляю расклад, при котором сын мог захотеть заново попробовать создать с ней семью.
Что тут скажешь? Видимо есть и такие расклады. Узнавать о них я всё так же не желаю. Если Костя скажет, что это было сделано во благо мне, дабы уберечь от их заварушки, я не пойму всё равно. Легче не станет.
— Тебе идет новая стрижка, — она смотрит на мои обкромсанные волосы.
— Да, наверное, — машинально касаюсь волос. — Я пока что не привыкла. Изменений захотелось. Волосы страдают всегда в первую очередь.
К нам таки заходит Наташа. Лидия Константиновна тут же сообщает, что ей уже пора, извиняется за то, что отняла много времени.
Ей надо было поговорить с кем — то. Выбор пал на меня. Вот ирония.
Провожаю её и возвращаюсь к Наташе. Она сидит на кухне, руки скрестив. Выглядит задумчивой.
— Ты к нему поедешь?
— Только не начинай. Пожалуйста. Я сама разберусь. Мне не нужна помощь в устроении личной жизни, Наташ. Ни твоя, ни чья — либо ещё, — стоя спиной к кухонному гарнитуру, облокачиваюсь ладонями на него. — Давай так чтоб без обид, но это не тот вопрос, в котором мне могут советы понадобиться, — раздерись, дорогая, для начала со своей.
— Да я просто хотела сказать, что ему приятно должно быть, — смотрит на меня так, будто реально не собиралась лишнего болтать.
Неужели знакомство с Леонидом на неё так повлияло? Знала бы, свела их пораньше.
— Представляешь, если забеременеешь от него? — Ната нервно дергается, понимает, о ком я говорю.
Я взрываюсь от хохота. Сгибаюсь пополам, упираясь ладонями чуть выше колен, и смеюсь безудержно.
— Боже, пожалуйста, у моей подруги вполне детородный возраст ещё, — говорю сквозь смех. — Дай им, пожалуйста, бэбика, — Ната кидает в меня полотенце, причитая при этом. — Это была бы самая сладкая месть. Разом за все годы твоего сводничества.
Глава 94
Всё утро, перед тем как ехать в госпиталь, я думала — звонить предварительно Косте или нет. Вставив основную сим — карту в телефон, обнаружила от него несколько пропущенных вызовов, каждый из них недельной давности.
Будет сюрприз. Услышать по телефону — «Не приезжай» я не готова. Уверенности в том, что после нашего совместного с Кириллом отдыха он захочет со мной общаться нет. Зная, как его крыло от ревности к Артёму, с которым мы были в отношениях до знакомства с ним самим, могу предположить — теперь я сродни болеющих проказой.
В каких только я заведениях медицинских не побывала, от элитных частных клиник, до небольших больниц, где окна на скотче держатся, но когда ты идешь навестить дорогого для тебя человека, восприятие совершенно иное, нежели по рабочим вопросам. Страшнее в сто крат. Где — то внутри, глубоко — глубоко, потряхивает.
